Такой смех мог означать только одно. И тут он кое-что понял.
Туркин разговаривал с черепом своим собственным голосом, прося его – даже умоляя – заткнуться. А череп отвечал раскатами хохота. Либо Тур был чертовски хорошим чревовещателем (а он им не был: рыбы не летают), либо говорил действительно череп.
– Тур! – заорал он, – прекрати это немедленно, слышишь?
– Оставь его в покое.
Тишина. В гулкой темнице раздался лишь стук захлопываемой дверки в крысиную нору и возня, когда крыса приваливала к ней изнутри большой кусок угля.
– Простите?
– Я сказала, оставь бедного парня в покое, ты, тупой верзила.
– Я…
– Иди и подбери себе кого-нибудь более подходящего тебе по габаритам.
Прекрасно, подумал Бедевер, просто замечательно. Вот и я тоже уезжаю помаленьку. Если я когда-нибудь выберусь отсюда, я буду пинать недомерка-Сопливчика отсюда до самого Бенвика.
– Прошу прощения, – сказал он.
– Да?
– Не могли бы вы сказать, с кем я имею честь?
Снова послышался смех, и Бедевер обнаружил, что это уже начинает ему немного надоедать. Он многозначительно кашлянул.
– Не задирай так высоко нос, молодой человек. Я достаточно стара, чтобы годиться тебе в прабабушки.
– Вообще-то, – не смог удержаться Бедевер, – я в этом очень сильно сомневаюсь.
– И не перебивай, когда говорят старшие.
– Видите ли, – пояснил Бедевер, – дело в том, что мне больше пятнадцати сотен лет.
Раздалось пощелкивание, словно катались игральные кости или – но об этом не стоило слишком задумываться, – и у черепа распахнулась челюсть.
– Не пытайся разыгрывать меня, молодой человек, поскольку…
– По чести говоря, – сказал Бедевер, – видите ли, я был одним из рыцарей короля Артура, а сюда пришел, чтобы исполнить…
– Короля Артура?
– Да.
– О-о. Да, понимаю.
– Ну вот.
– Прости, если была несколько невежлива.
– Пустяки.
– Кстати, меня зовут Машо.
– Сэр Бедевер Огэльский.
– Я слышала о тебе. Это не ты тот рыцарь, который…
Но Бедевер перебил ее. Имя звучало знакомо, а голос… бог мой, мог ли он забыть этот голос? Но нет, конечно, нет. Это невозможно.
– Ты сказала – Машо?
– Именно, – отвечал череп. – Машо де Виллежардин.
Голос Бедевера дрогнул:
– Матрона?
Череп опять рассмеялся, и на этот раз Бедевер подхватил его смех.
– Ты помнишь меня, Матрона? – восклицал Бедевер. – Я был на одном курсе с Агвизаном и Борсом, и Гахерисом-младшим.
– Разумеется, помню! Ты еще держал жуков в обувной коробке в спальне юниоров.
– Послушай… – это был Туркин, и в его голосе звучала нотка раздражения. – Не хочу прерывать, но может быть, ты все-таки представишь меня?
Повисла озадаченная пауза, затем Бедевер произнес:
– Прости, Тур, совсем забыл. Матрона уволилась как раз перед тем, как ты поступил. Матрона, это сэр Туркин ле Сабль. Он тоже учился в нашем добром старом колледже.
– Весьма польщена.
– Я также. Послушай, Беддерс, ты не мог бы мне объяснить, что здесь происходит, а то…
– Заткнись, Тур, будь так добр. Прости, Матрона. Ну, так как же ты поживаешь?
Последовало долгое молчание.
– Я умерла.
– Да не может быть!
– Тем не менее, это так.
– Понимаю. Как печально это слышать, Матрона! Я…
Бедевер прервался на полуслове. Ему послышалось, или он здесь чего-то недопонял?
– Умерла? – переспросил он.
– Мертва как ржавый гвоздь, – подтвердила Матрона. – И я бы не сказала, что это мне очень нравится, могу тебя уверить.
– Неудивительно.
– Видишь ли, – продолжала Матрона, – когда я увольнялась, колледж выказал ко мне необычайную щедрость – гораздо больше, чем я рассчитывала, я была действительно очень тронута, – и разумеется, я захотела обеспечить себе маленькое гнездышко на старость. И тогда мне повстречалась эта очаровательная молодая леди – она сказала, что она старшая сестра одного из мальчиков…
Бедевер почувствовал, как в его горле набухает комок.
– «Акции Треста Роста Капитала Лионесс»? – спросил он.
– Нет, «Облигации Управляемых Доходов Лионесс», – отвечала Матрона. – Не прошло и шести месяцев с тех пор, как я получила полис, как ко мне пришло это письмо, в котором говорилось, что вся контора подлежит ликвидации, и как они сожалеют о случившемся. У меня просто кровь вскипела в жилах, можешь себе представить. Так что я пришла прямо сюда и… и вот я здесь. Но если мне когда-нибудь приведется добраться до этой маленькой прохвостки, до этой торговки тухлыми яйцами… что ж, пусть она поостережется – это все, что я могу сказать!
– Это ужасно, Матрона, – сказал Бедевер. – Так обмануть тебя, да потом еще и убить – это… это просто ужасно. Им нельзя позволять делать такие вещи.
– Слушайте, слушайте! – пробормотал Туркин, добавив что-то относительно необходимости поднимать мертвецов из могил, чтобы понять такую очевидную вещь, – что Бедевер посчитал довольно дурным тоном. Он шикнул на него и почесал в затылке.
– Прости, что спрашиваю, – сказал он после минутного раздумья, – но как получилось, что ты все еще можешь, э-э, разговаривать? Мне казалось, что для этого нужно…
Череп защелкал зубами.
– Некоторые люди позволяют себе исчезнуть до последней капли, когда уходят, – произнесла Матрона. – Но не я. Как я всегда говорила вам, мальчики, главное в человеке – это сила воли, сила воли и решимость. Я была исполнена решимости не дать себе потерять форму, и это сработало.
– Вижу, – отвечал Бедевер и добавил: – У тебя неплохо получилось. – Но тем не менее он продолжал чувствовать, что здесь чего-то не хватает. Например, объяснения. Однако было бы невежливо продолжать расспрашивать, тем более что Матрона всегда была особенно чувствительна к таким вещам. Он сменил тему, и некоторое время они болтали о других мальчиках из бедеверова класса. Это заняло их на некоторое время; плохо было только, что все эти мальчики были уже в могиле, и был риск, что разговор станет несколько загробным, чтобы не сказать однообразным. Очень осторожно Бедевер вернулся к прежней теме.
– Матрона, – сказал он, – прошу простить меня, если этот вопрос покажется немного… личным, что ли, но мне всегда казалось… – Вдохновение! – Когда я учился в колледже, сэр Жиро говорил нам, что когда человек – ну, умер, то он…
– Жиро! – презрительно щелкнул череп. Да, теперь у нее нет губ, которые можно было бы поджать, подумал Бедевер, иначе… – Жиро был шарлатан. Он постоянно оставлял огрызки от яблок за батареей.
– Он никогда мне особенно не нравился.
– И правильно, – отвечала Матрона. – Да что он знал о том, каково это – быть мертвым? Если он умудрился получить дутую степень в каком-то университете бог знает где, это еще не значит, что у него есть право вытаскивать весь мякиш из хлеба.
Бедевер кивнул, хотя его никто не мог увидеть.
– А на что же это похоже в действительности?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Туркин разговаривал с черепом своим собственным голосом, прося его – даже умоляя – заткнуться. А череп отвечал раскатами хохота. Либо Тур был чертовски хорошим чревовещателем (а он им не был: рыбы не летают), либо говорил действительно череп.
– Тур! – заорал он, – прекрати это немедленно, слышишь?
– Оставь его в покое.
Тишина. В гулкой темнице раздался лишь стук захлопываемой дверки в крысиную нору и возня, когда крыса приваливала к ней изнутри большой кусок угля.
– Простите?
– Я сказала, оставь бедного парня в покое, ты, тупой верзила.
– Я…
– Иди и подбери себе кого-нибудь более подходящего тебе по габаритам.
Прекрасно, подумал Бедевер, просто замечательно. Вот и я тоже уезжаю помаленьку. Если я когда-нибудь выберусь отсюда, я буду пинать недомерка-Сопливчика отсюда до самого Бенвика.
– Прошу прощения, – сказал он.
– Да?
– Не могли бы вы сказать, с кем я имею честь?
Снова послышался смех, и Бедевер обнаружил, что это уже начинает ему немного надоедать. Он многозначительно кашлянул.
– Не задирай так высоко нос, молодой человек. Я достаточно стара, чтобы годиться тебе в прабабушки.
– Вообще-то, – не смог удержаться Бедевер, – я в этом очень сильно сомневаюсь.
– И не перебивай, когда говорят старшие.
– Видите ли, – пояснил Бедевер, – дело в том, что мне больше пятнадцати сотен лет.
Раздалось пощелкивание, словно катались игральные кости или – но об этом не стоило слишком задумываться, – и у черепа распахнулась челюсть.
– Не пытайся разыгрывать меня, молодой человек, поскольку…
– По чести говоря, – сказал Бедевер, – видите ли, я был одним из рыцарей короля Артура, а сюда пришел, чтобы исполнить…
– Короля Артура?
– Да.
– О-о. Да, понимаю.
– Ну вот.
– Прости, если была несколько невежлива.
– Пустяки.
– Кстати, меня зовут Машо.
– Сэр Бедевер Огэльский.
– Я слышала о тебе. Это не ты тот рыцарь, который…
Но Бедевер перебил ее. Имя звучало знакомо, а голос… бог мой, мог ли он забыть этот голос? Но нет, конечно, нет. Это невозможно.
– Ты сказала – Машо?
– Именно, – отвечал череп. – Машо де Виллежардин.
Голос Бедевера дрогнул:
– Матрона?
Череп опять рассмеялся, и на этот раз Бедевер подхватил его смех.
– Ты помнишь меня, Матрона? – восклицал Бедевер. – Я был на одном курсе с Агвизаном и Борсом, и Гахерисом-младшим.
– Разумеется, помню! Ты еще держал жуков в обувной коробке в спальне юниоров.
– Послушай… – это был Туркин, и в его голосе звучала нотка раздражения. – Не хочу прерывать, но может быть, ты все-таки представишь меня?
Повисла озадаченная пауза, затем Бедевер произнес:
– Прости, Тур, совсем забыл. Матрона уволилась как раз перед тем, как ты поступил. Матрона, это сэр Туркин ле Сабль. Он тоже учился в нашем добром старом колледже.
– Весьма польщена.
– Я также. Послушай, Беддерс, ты не мог бы мне объяснить, что здесь происходит, а то…
– Заткнись, Тур, будь так добр. Прости, Матрона. Ну, так как же ты поживаешь?
Последовало долгое молчание.
– Я умерла.
– Да не может быть!
– Тем не менее, это так.
– Понимаю. Как печально это слышать, Матрона! Я…
Бедевер прервался на полуслове. Ему послышалось, или он здесь чего-то недопонял?
– Умерла? – переспросил он.
– Мертва как ржавый гвоздь, – подтвердила Матрона. – И я бы не сказала, что это мне очень нравится, могу тебя уверить.
– Неудивительно.
– Видишь ли, – продолжала Матрона, – когда я увольнялась, колледж выказал ко мне необычайную щедрость – гораздо больше, чем я рассчитывала, я была действительно очень тронута, – и разумеется, я захотела обеспечить себе маленькое гнездышко на старость. И тогда мне повстречалась эта очаровательная молодая леди – она сказала, что она старшая сестра одного из мальчиков…
Бедевер почувствовал, как в его горле набухает комок.
– «Акции Треста Роста Капитала Лионесс»? – спросил он.
– Нет, «Облигации Управляемых Доходов Лионесс», – отвечала Матрона. – Не прошло и шести месяцев с тех пор, как я получила полис, как ко мне пришло это письмо, в котором говорилось, что вся контора подлежит ликвидации, и как они сожалеют о случившемся. У меня просто кровь вскипела в жилах, можешь себе представить. Так что я пришла прямо сюда и… и вот я здесь. Но если мне когда-нибудь приведется добраться до этой маленькой прохвостки, до этой торговки тухлыми яйцами… что ж, пусть она поостережется – это все, что я могу сказать!
– Это ужасно, Матрона, – сказал Бедевер. – Так обмануть тебя, да потом еще и убить – это… это просто ужасно. Им нельзя позволять делать такие вещи.
– Слушайте, слушайте! – пробормотал Туркин, добавив что-то относительно необходимости поднимать мертвецов из могил, чтобы понять такую очевидную вещь, – что Бедевер посчитал довольно дурным тоном. Он шикнул на него и почесал в затылке.
– Прости, что спрашиваю, – сказал он после минутного раздумья, – но как получилось, что ты все еще можешь, э-э, разговаривать? Мне казалось, что для этого нужно…
Череп защелкал зубами.
– Некоторые люди позволяют себе исчезнуть до последней капли, когда уходят, – произнесла Матрона. – Но не я. Как я всегда говорила вам, мальчики, главное в человеке – это сила воли, сила воли и решимость. Я была исполнена решимости не дать себе потерять форму, и это сработало.
– Вижу, – отвечал Бедевер и добавил: – У тебя неплохо получилось. – Но тем не менее он продолжал чувствовать, что здесь чего-то не хватает. Например, объяснения. Однако было бы невежливо продолжать расспрашивать, тем более что Матрона всегда была особенно чувствительна к таким вещам. Он сменил тему, и некоторое время они болтали о других мальчиках из бедеверова класса. Это заняло их на некоторое время; плохо было только, что все эти мальчики были уже в могиле, и был риск, что разговор станет несколько загробным, чтобы не сказать однообразным. Очень осторожно Бедевер вернулся к прежней теме.
– Матрона, – сказал он, – прошу простить меня, если этот вопрос покажется немного… личным, что ли, но мне всегда казалось… – Вдохновение! – Когда я учился в колледже, сэр Жиро говорил нам, что когда человек – ну, умер, то он…
– Жиро! – презрительно щелкнул череп. Да, теперь у нее нет губ, которые можно было бы поджать, подумал Бедевер, иначе… – Жиро был шарлатан. Он постоянно оставлял огрызки от яблок за батареей.
– Он никогда мне особенно не нравился.
– И правильно, – отвечала Матрона. – Да что он знал о том, каково это – быть мертвым? Если он умудрился получить дутую степень в каком-то университете бог знает где, это еще не значит, что у него есть право вытаскивать весь мякиш из хлеба.
Бедевер кивнул, хотя его никто не мог увидеть.
– А на что же это похоже в действительности?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83