Да, их определенно двое. Одинаковые. Обе светловолосые и голубоглазые, как его жена. Он сглотнул.
- Я никогда раньше не видела других близнецов, - сказала она. - Между мной и Хоуп очень сильная связь. - Она мягко посмотрела на малышек. - Интересно, у этих малышек так же? Ах, как бы мне хотелось, чтобы Хоуп тоже их увидела.
Ник издал какой-то нечленораздельный звук.
- Вот эта, которая прячет личико у меня на шее, Клотильда, названная в честь нашей Клотильды, конечно, а эта, пускающая пузыри, Марианна, названная в честь другой бабушки.
Нашей Клотильды? Насколько Ник помнил, у него никогда не было никакой Клотильды. И его мать зовут не Марианна. Ее зовут Матильда Джейн Августа Блэклок, урожденная Олкотт. Слава тебе Господи, что он хотя бы это помнит.
- Клотильда, добрая душа, попросила свою дочь принести малышей, чтобы я посмотрела на них. Это очень мило с ее стороны, правда?
Волна облегчения омыла его с головы до ног.
- Я же их никогда раньше не видел?
Она удивленно взглянула на него.
- Откуда? Их принесли, когда ты спал.
- Да, верно, - удовлетворенно вздохнул он. Одна из малышек помахала крошечным кулачком, и, не задумываясь, Ник протянул к ней руку. Крошка тут же решительно ухватила Ника за палец и так победоносно взглянула на него, что он громко рассмеялся. - Сильная крошка, а?
Фейт засмеялась.
- Да, и решительная. Мне раньше никогда не приходилось иметь дела с маленькими детьми. Просто поразительно, сколько в них индивидуальности, даже в таком возрасте. Я вижу, что Марианна - та, которая держится за твой палец, будет храброй и безрассудной, а Клотильда - робкой.
- А что, всегда бывает одна храбрая, а другая робкая?
Фейт покачала головой:
- Не знаю, как насчет всегда, но у нас с Хоуп определенно так.
- Значит, Хоуп робкая?
Она удивленно взглянула на него.
- Нет, Хоуп храбрая.
Он вскинул брови.
- Тогда она, должно быть, сила, с которой приходится считаться.
- Нет, если ты имеешь в виду, что Хоуп самоуверенная и напористая, то она не такая. - Фейт горячо бросилась на защиту своей сестры-близнеца: - Она замечательная. Храбрая и умная, и... - Она быстро заморгала, и он заметил, что глаза ее наполняются слезами.
Руки у нее были заняты детьми, поэтому Ник вытащил носовой платок и вытер ей щеки.
- Извини, - сказала она, когда смогла говорить. - Я не собиралась расклеиваться. Просто эти малышки заставили меня вспомнить о Хоуп, я сильно по ней скучаю. Она такая необыкновенная, моя Хоуп. Всю жизнь она пыталась защищать меня.
- В таком случае она, должно быть, чудесная девушка, - мягко проговорил он. - Почти такая же чудесная, как и ее сестра.
Она улыбнулась ему сквозь слезы, занялась детьми, а минуту спустя спросила:
- А почему ты решил, что из нас двоих я безрассудная?
Она была так серьезно, так искренне озадачена, что он не мог не улыбнуться.
- Не знаю. Должно быть, это имеет какое-то отношение к твоей жизни в дюнах и тому, как ты училась удить и плавать. Ты предпочитаешь долгими часами болтаться в седле и спать на холодной, твердой земле в чужой стране, в место того чтобы с комфортом проживать в Англии.
Она задумалась над его словами, затем покачала головой, не соглашаясь с ними:
- По большей части у меня не было выбора. А плавать, рыбачить и путешествовать так забавно - если, конечно, кто-то другой убивает и потрошит рыбу. А что касается ночевок на твердой земле, мы больше ни разу не спали на улице после той первой ночи. Это так великодушно с твоей стороны.
Великодушно? Он почувствовал, как лицо его вспыхнуло, и отодвинулся, чтобы она не заметила. Была лишь одна-единственная причина, по которой она ни одной ночи не спала на земле, и она не имела ничего общего с великодушием. Так он мог заниматься с ней любовью каждую ночь. К своей досаде, он, похоже, никак не мог насытиться ею.
Он откашлялся.
- Пойду посмотрю, вернулись ли Мак и Стивенс.
Ник вышел во двор, радуясь тишине, в которой можно подумать. Провалы в памяти тревожили его.
Это означает, что он не может доверять своей памяти.
Вероятно, ему приснилось, как жена сказала, что любит его. Он не хотел, чтобы его кто-то любил. Эта мысль была невыносимой. Его бремя и без того велико.
Является ли сон о том, что она любит его, какой-то формой безумия, гадал он.
Одна из лошадей потеряла подкову, и Стивенс повел ее в ближайшую деревню к местному кузнецу, чтобы подковать. Путешественникам пришлось остаться на ферме на ночь. Мак и Стивенс устроились в амбаре, а Фейт и Николас воспользовались комнатой, в которой Николас спал днем.
- Замечательные простыни, правда? - сказала Фейт, забираясь в постель.
На взгляд Ника, простыни были как простыни, он так и сказал.
- Но они выстираны с мылом и высушены на солнце. Чувствуешь запах? - Она понюхала. - Божественно! В Англии белье часто сушат на кухне или перед огнем. И иногда остается слабый запах сырости. Солнце не выжаривает их. Уверена, этот свежий запах поможет тебе лучше спать.
- Верю тебе на слово. - Он скользнул в постель и непроизвольно потянулся к Фейт.
Она повернулась к нему с легким румянцем и приветливой улыбкой, и этот удар в груди случился снова. Она смотрела на него... почти нежно.
Это заставило его задуматься. Осталась всего неделя или около того до Бильбао. Он нахмурился. Для нее было бы лучше, если б они спали в сарае. Или если бы он спал в сарае, оставив ее с этими драгоценными, высушенными на солнце простынями.
- Ты начинаешь привязываться, да?
Какое-то мгновение она ничего не говорила, только испытующе смотрела на него.
- Нет, я не привязываюсь. - Она произнесла это тихо, спокойно, но что-то в ее голосе встревожило его.
- Ты, уверена?
- Уверена. - И на этот раз в ее голосе прозвучала уверенность. Это должно было успокоить его. Но не успокоило.
- Хорошо.
Ее лицо было свежеумытым и мерцало в свете свечи. На ней снова та самая ночная рубашка, которую подарила Марта, с кружевом на груди. От Фейт слабо пахло розами. И как только ей это удавалось - пахнуть свежо и сладко, где бы они ни были, он не знал, да и не хотел знать. Единственное, что он хочет, - снять с нее эту рубашку, почувствовать теплую шелковистость кожи и вкусить ее сладости и ее тепла. Он хочет погрузиться в любовь, не думая о Бильбао и о том, что оно принесет, не думая ни о чем, кроме Фейт и восхитительного забвения.
Он выбросил из головы все сомнения и неуверенность и придвинулся ближе, и вдруг картинка на кухне встала перед ним. Фейт с малышкой, двумя малышками на руках.
Он заколебался.
- А что, если ты забеременеешь?
Она заморгала.
- Это было бы чудесно. Я бы хотела иметь ребенка. Но я об этом не думаю!
Он был слегка удивлен ее безразличным тоном.
- Не думаешь об этом? Совсем?
- Разумеется, нет. - Она улыбнулась ему. - А почему я должна об этом думать?
На взгляд Николаса, ничего разумеющегося в этом не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
- Я никогда раньше не видела других близнецов, - сказала она. - Между мной и Хоуп очень сильная связь. - Она мягко посмотрела на малышек. - Интересно, у этих малышек так же? Ах, как бы мне хотелось, чтобы Хоуп тоже их увидела.
Ник издал какой-то нечленораздельный звук.
- Вот эта, которая прячет личико у меня на шее, Клотильда, названная в честь нашей Клотильды, конечно, а эта, пускающая пузыри, Марианна, названная в честь другой бабушки.
Нашей Клотильды? Насколько Ник помнил, у него никогда не было никакой Клотильды. И его мать зовут не Марианна. Ее зовут Матильда Джейн Августа Блэклок, урожденная Олкотт. Слава тебе Господи, что он хотя бы это помнит.
- Клотильда, добрая душа, попросила свою дочь принести малышей, чтобы я посмотрела на них. Это очень мило с ее стороны, правда?
Волна облегчения омыла его с головы до ног.
- Я же их никогда раньше не видел?
Она удивленно взглянула на него.
- Откуда? Их принесли, когда ты спал.
- Да, верно, - удовлетворенно вздохнул он. Одна из малышек помахала крошечным кулачком, и, не задумываясь, Ник протянул к ней руку. Крошка тут же решительно ухватила Ника за палец и так победоносно взглянула на него, что он громко рассмеялся. - Сильная крошка, а?
Фейт засмеялась.
- Да, и решительная. Мне раньше никогда не приходилось иметь дела с маленькими детьми. Просто поразительно, сколько в них индивидуальности, даже в таком возрасте. Я вижу, что Марианна - та, которая держится за твой палец, будет храброй и безрассудной, а Клотильда - робкой.
- А что, всегда бывает одна храбрая, а другая робкая?
Фейт покачала головой:
- Не знаю, как насчет всегда, но у нас с Хоуп определенно так.
- Значит, Хоуп робкая?
Она удивленно взглянула на него.
- Нет, Хоуп храбрая.
Он вскинул брови.
- Тогда она, должно быть, сила, с которой приходится считаться.
- Нет, если ты имеешь в виду, что Хоуп самоуверенная и напористая, то она не такая. - Фейт горячо бросилась на защиту своей сестры-близнеца: - Она замечательная. Храбрая и умная, и... - Она быстро заморгала, и он заметил, что глаза ее наполняются слезами.
Руки у нее были заняты детьми, поэтому Ник вытащил носовой платок и вытер ей щеки.
- Извини, - сказала она, когда смогла говорить. - Я не собиралась расклеиваться. Просто эти малышки заставили меня вспомнить о Хоуп, я сильно по ней скучаю. Она такая необыкновенная, моя Хоуп. Всю жизнь она пыталась защищать меня.
- В таком случае она, должно быть, чудесная девушка, - мягко проговорил он. - Почти такая же чудесная, как и ее сестра.
Она улыбнулась ему сквозь слезы, занялась детьми, а минуту спустя спросила:
- А почему ты решил, что из нас двоих я безрассудная?
Она была так серьезно, так искренне озадачена, что он не мог не улыбнуться.
- Не знаю. Должно быть, это имеет какое-то отношение к твоей жизни в дюнах и тому, как ты училась удить и плавать. Ты предпочитаешь долгими часами болтаться в седле и спать на холодной, твердой земле в чужой стране, в место того чтобы с комфортом проживать в Англии.
Она задумалась над его словами, затем покачала головой, не соглашаясь с ними:
- По большей части у меня не было выбора. А плавать, рыбачить и путешествовать так забавно - если, конечно, кто-то другой убивает и потрошит рыбу. А что касается ночевок на твердой земле, мы больше ни разу не спали на улице после той первой ночи. Это так великодушно с твоей стороны.
Великодушно? Он почувствовал, как лицо его вспыхнуло, и отодвинулся, чтобы она не заметила. Была лишь одна-единственная причина, по которой она ни одной ночи не спала на земле, и она не имела ничего общего с великодушием. Так он мог заниматься с ней любовью каждую ночь. К своей досаде, он, похоже, никак не мог насытиться ею.
Он откашлялся.
- Пойду посмотрю, вернулись ли Мак и Стивенс.
Ник вышел во двор, радуясь тишине, в которой можно подумать. Провалы в памяти тревожили его.
Это означает, что он не может доверять своей памяти.
Вероятно, ему приснилось, как жена сказала, что любит его. Он не хотел, чтобы его кто-то любил. Эта мысль была невыносимой. Его бремя и без того велико.
Является ли сон о том, что она любит его, какой-то формой безумия, гадал он.
Одна из лошадей потеряла подкову, и Стивенс повел ее в ближайшую деревню к местному кузнецу, чтобы подковать. Путешественникам пришлось остаться на ферме на ночь. Мак и Стивенс устроились в амбаре, а Фейт и Николас воспользовались комнатой, в которой Николас спал днем.
- Замечательные простыни, правда? - сказала Фейт, забираясь в постель.
На взгляд Ника, простыни были как простыни, он так и сказал.
- Но они выстираны с мылом и высушены на солнце. Чувствуешь запах? - Она понюхала. - Божественно! В Англии белье часто сушат на кухне или перед огнем. И иногда остается слабый запах сырости. Солнце не выжаривает их. Уверена, этот свежий запах поможет тебе лучше спать.
- Верю тебе на слово. - Он скользнул в постель и непроизвольно потянулся к Фейт.
Она повернулась к нему с легким румянцем и приветливой улыбкой, и этот удар в груди случился снова. Она смотрела на него... почти нежно.
Это заставило его задуматься. Осталась всего неделя или около того до Бильбао. Он нахмурился. Для нее было бы лучше, если б они спали в сарае. Или если бы он спал в сарае, оставив ее с этими драгоценными, высушенными на солнце простынями.
- Ты начинаешь привязываться, да?
Какое-то мгновение она ничего не говорила, только испытующе смотрела на него.
- Нет, я не привязываюсь. - Она произнесла это тихо, спокойно, но что-то в ее голосе встревожило его.
- Ты, уверена?
- Уверена. - И на этот раз в ее голосе прозвучала уверенность. Это должно было успокоить его. Но не успокоило.
- Хорошо.
Ее лицо было свежеумытым и мерцало в свете свечи. На ней снова та самая ночная рубашка, которую подарила Марта, с кружевом на груди. От Фейт слабо пахло розами. И как только ей это удавалось - пахнуть свежо и сладко, где бы они ни были, он не знал, да и не хотел знать. Единственное, что он хочет, - снять с нее эту рубашку, почувствовать теплую шелковистость кожи и вкусить ее сладости и ее тепла. Он хочет погрузиться в любовь, не думая о Бильбао и о том, что оно принесет, не думая ни о чем, кроме Фейт и восхитительного забвения.
Он выбросил из головы все сомнения и неуверенность и придвинулся ближе, и вдруг картинка на кухне встала перед ним. Фейт с малышкой, двумя малышками на руках.
Он заколебался.
- А что, если ты забеременеешь?
Она заморгала.
- Это было бы чудесно. Я бы хотела иметь ребенка. Но я об этом не думаю!
Он был слегка удивлен ее безразличным тоном.
- Не думаешь об этом? Совсем?
- Разумеется, нет. - Она улыбнулась ему. - А почему я должна об этом думать?
На взгляд Николаса, ничего разумеющегося в этом не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75