Или, быть может, еще хуже – знать, что над обстоятельствами ты не властен. Вся власть у Алексея Кулака, двоюродного брата той русской сучки, что сломала ему жизнь.
Пока русские блокировали служебный вход, никого не выпуская из помещения, Кулак собственноручно заклеил Ван Зандту рот широкой полосой клейкой ленты и ею же замотал ему руки за спиной. Затем его погрузили на заднее сиденье арендованного Лориндой Карлтон «Шевроле» и выехали через открытые ворота на территорию авторемонтной мастерской за баром. Там они поставили машину в захламленный, грязный гараж, а его выволокли из салона.
Разумеется, он попытался бежать. Неуклюже, с руками за спиной, на ватных от ужаса ногах. Он бежал, а к выходу не приближался ни на пядь. Головорезы грубо схватили его и повалили на расстеленный на бетонном полу черный брезент. На нем аккуратно, как хирургический инструментарий, были разложены по краю молотки, клещи и монтировка. У Ван Зандта в глазах вскипели слезы, а по ноге побежала мокрая теплая струйка.
– Перебейте ему ноги, – хладнокровно распорядился Кулак. – Чтобы он не мог бежать, как последний трус.
Тот громила, что покрупнее, придавил его к полу, а второй взял кувалду. Ван Зандт лягался и брыкался. Русский размахнулся, но промазал, громко выругавшись, когда молоток ударил в пол. Второй удар пришелся в цель, по внутреннему краю коленной чашечки, и раздробил кость, как яичную скорлупу.
Вопли Ван Зандта заглушала клейкая лента. Боль взорвалась в мозгу, как добела раскаленная новая звезда, смерчем промчалась по телу. Третий удар вдребезги разбил коленный сустав второй ноги, а головка молотка вонзилась в нежную соединительную ткань под ним. Кто-то содрал с его губ клейкую ленту, и он повалился на бок, воя, как раненый зверь.
– Растлитель девушек, – сказал Кулак. – Убийца. Насильник. Американское правосудие для тебя слишком мягко. Это великая страна, но слишком добрая. Американцы говорят убийцам «спасибо» и «пожалуйста», позволяют им разгуливать на свободе, если преступление недоказуемо по закону. Из-за тебя погибла Саша. Теперь ты убил девушку, а полиция не может даже запереть тебя в тюрьму.
Ван Зандт замотал головой, всхлипывая и задыхаясь.
– Нет. Нет. Нет. Это не я… это случайность… я не виноват…
Боль пульсировала пронзительными, раскаленными вспышками, слова рвались с губ неразборчивыми сгустками звуков.
– Лжешь, мразь! – отрезал Кулак. – Я знаю про окровавленную рубаху. Ты пытался изнасиловать ту девушку, как изнасиловал Сашу.
Он добавил еще какое-то русское ругательство, кивнул своим разбойникам, и они взяли в руки тонкие железные прутья. Кулак отошел в сторону и стал хладнокровно смотреть, как они избивают Ван Зандта. Били по очереди, методично. Время от времени Кулак отдавал распоряжения – по-английски, чтобы Ван Зандт тоже понимал.
Бить по голове запрещалось. Кулак хотел, чтоб он был в сознании, все слышал, чувствовал боль. Убивать его тоже пока не собирались: он не заслужил легкой смерти.
Ван Зандт пробовал умолять, объяснять, оправдываться. Он не виноват, что Саша покончила с собой. Он не виноват, что Джилл Морон задохнулась. Он никогда не прибегал к насилию с женщинами…
Кулак шагнул на брезент и пнул его ногой в лицо. Ван Зандт подавился собственной кровью, закашлялся, заерзал.
– Меня тошнит от твоих оправданий, – сказал Кулак. – В твоем мире, очевидно, никто не отвечает ни за один свой поступок. А в моем – мужчина платит за свои грехи.
Он докурил сигарету, ожидая, пока у Ван Зандта перестанет кровить рот, затем запечатал ему губы несколькими слоями клейкой ленты. Еще ему обмотали лентой перебитые ноги и в таком виде швырнули в багажник «Шевроле», арендованного Лориндой Карлтон.
Последнее, что он видел, – Алексей Кулак нагнулся и плюнул ему в лицо. Потом багажник закрыли. Перед глазами Томаса Ван Зандта все померкло, и началось жуткое ожидание.
39
Весь вечер на моих глазах толпы народа входили и выходили из клуба, но Томас Ван Зандт так и не показался. Я слышала, как какая-то женщина спросила о нем у бармена, и подумала, что это, наверное, и есть Лоринда Карлтон: хорошо за сорок, и вид как у Шер, только сильно потасканной. Если это она, значит, Ван Зандт позвонил ей и пригласил поужинать. Вот только самого Ван Зандта почему-то нет.
Около одиннадцати пришла Ирина с подружками. Золушки на прогулке – как раз вовремя, чтоб успеть потратить пять долларов на выпивку и пококетничать с игроками в поло, покуда кареты не превратились в тыквы и не пришла пора возвращаться в съемные комнатки или в каморки при конюшнях.
Ближе к полуночи мистер Бейсбол решил попытать счастья еще раз.
– Последнее приглашение к роману!
Победительная улыбка, поднятые брови…
– Что? – изобразила изумление я. – Вы здесь весь вечер, и ни одной прелестницы на шее?
– Я берег себя для вас.
– Я же вам все о себе сказала.
– И только разожгли мое любопытство. Я хотел бы узнать вас ближе.
– Ты хотел бы смыться поскорее, козел, – процедил Лэндри, подходя вплотную к нему и предъявляя жетон.
Мистер Бейсбол воззрился на меня.
Я пожала плечами:
– Говорила ведь, от меня одни неприятности.
– Она тебя живьем съест, парень, – улыбаясь, как акула, заметил Лэндри. – В плохом смысле слова.
Бейсболист с явным неудовольствием ретировался.
– Это что такое? – раздраженно бросил Лэндри, усаживаясь за столик.
– Девушке надо как-то развлекаться.
– Значит, Ван Зандта побоку?
– Я бы сказала, что это он меня бросил. И я сижу здесь, как дурочка. Дуган собак спустил?
– Пять минут назад. Он на вас поставил, а это уже что-то.
– Никогда не ставьте на темную лошадку, – посоветовала я. – В девяти случаях из десяти придется порвать билетик.
– Но в одном из десяти отыграете все, – парировал он.
– Дуган, по-моему, на игрока не похож.
– Какое вам дело до Дугана?
Мне не хотелось сознаваться, что для меня важно хоть отчасти вернуть авторитет, которого я лишилась, когда ушла из полиции. И что хочу утереть нос Армеджану. Было у меня неуютное чувство, что говорить ничего не нужно. Лэндри смотрел глубже, чем я сама позволила бы.
– Вы довольно дерзко Ван Зандта сюда пригласили, – напомнил Лэндри. – Возможно, вот и расплата. Что он сказал, когда вы спросили, свободен ли он?
– Сказал, что ему нужно закончить одно дельце. Наверно, выбросить куда-нибудь труп Эрин Сибрайт.
– Я видел Лоринду Карлтон, когда входил сюда.
– Она, очевидно, тоже чувствует себя брошенной? – спросила я. – Эта та, у которой перо за ухом и длинная грива, переброшенная через плечо, как у дорожной проститутки?
Он невольно улыбнулся:
– М-да… Лихо вы ее.
– Женщина, которой хватает глупости сходить с ума по Ван Зандту, моего уважения недостойна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Пока русские блокировали служебный вход, никого не выпуская из помещения, Кулак собственноручно заклеил Ван Зандту рот широкой полосой клейкой ленты и ею же замотал ему руки за спиной. Затем его погрузили на заднее сиденье арендованного Лориндой Карлтон «Шевроле» и выехали через открытые ворота на территорию авторемонтной мастерской за баром. Там они поставили машину в захламленный, грязный гараж, а его выволокли из салона.
Разумеется, он попытался бежать. Неуклюже, с руками за спиной, на ватных от ужаса ногах. Он бежал, а к выходу не приближался ни на пядь. Головорезы грубо схватили его и повалили на расстеленный на бетонном полу черный брезент. На нем аккуратно, как хирургический инструментарий, были разложены по краю молотки, клещи и монтировка. У Ван Зандта в глазах вскипели слезы, а по ноге побежала мокрая теплая струйка.
– Перебейте ему ноги, – хладнокровно распорядился Кулак. – Чтобы он не мог бежать, как последний трус.
Тот громила, что покрупнее, придавил его к полу, а второй взял кувалду. Ван Зандт лягался и брыкался. Русский размахнулся, но промазал, громко выругавшись, когда молоток ударил в пол. Второй удар пришелся в цель, по внутреннему краю коленной чашечки, и раздробил кость, как яичную скорлупу.
Вопли Ван Зандта заглушала клейкая лента. Боль взорвалась в мозгу, как добела раскаленная новая звезда, смерчем промчалась по телу. Третий удар вдребезги разбил коленный сустав второй ноги, а головка молотка вонзилась в нежную соединительную ткань под ним. Кто-то содрал с его губ клейкую ленту, и он повалился на бок, воя, как раненый зверь.
– Растлитель девушек, – сказал Кулак. – Убийца. Насильник. Американское правосудие для тебя слишком мягко. Это великая страна, но слишком добрая. Американцы говорят убийцам «спасибо» и «пожалуйста», позволяют им разгуливать на свободе, если преступление недоказуемо по закону. Из-за тебя погибла Саша. Теперь ты убил девушку, а полиция не может даже запереть тебя в тюрьму.
Ван Зандт замотал головой, всхлипывая и задыхаясь.
– Нет. Нет. Нет. Это не я… это случайность… я не виноват…
Боль пульсировала пронзительными, раскаленными вспышками, слова рвались с губ неразборчивыми сгустками звуков.
– Лжешь, мразь! – отрезал Кулак. – Я знаю про окровавленную рубаху. Ты пытался изнасиловать ту девушку, как изнасиловал Сашу.
Он добавил еще какое-то русское ругательство, кивнул своим разбойникам, и они взяли в руки тонкие железные прутья. Кулак отошел в сторону и стал хладнокровно смотреть, как они избивают Ван Зандта. Били по очереди, методично. Время от времени Кулак отдавал распоряжения – по-английски, чтобы Ван Зандт тоже понимал.
Бить по голове запрещалось. Кулак хотел, чтоб он был в сознании, все слышал, чувствовал боль. Убивать его тоже пока не собирались: он не заслужил легкой смерти.
Ван Зандт пробовал умолять, объяснять, оправдываться. Он не виноват, что Саша покончила с собой. Он не виноват, что Джилл Морон задохнулась. Он никогда не прибегал к насилию с женщинами…
Кулак шагнул на брезент и пнул его ногой в лицо. Ван Зандт подавился собственной кровью, закашлялся, заерзал.
– Меня тошнит от твоих оправданий, – сказал Кулак. – В твоем мире, очевидно, никто не отвечает ни за один свой поступок. А в моем – мужчина платит за свои грехи.
Он докурил сигарету, ожидая, пока у Ван Зандта перестанет кровить рот, затем запечатал ему губы несколькими слоями клейкой ленты. Еще ему обмотали лентой перебитые ноги и в таком виде швырнули в багажник «Шевроле», арендованного Лориндой Карлтон.
Последнее, что он видел, – Алексей Кулак нагнулся и плюнул ему в лицо. Потом багажник закрыли. Перед глазами Томаса Ван Зандта все померкло, и началось жуткое ожидание.
39
Весь вечер на моих глазах толпы народа входили и выходили из клуба, но Томас Ван Зандт так и не показался. Я слышала, как какая-то женщина спросила о нем у бармена, и подумала, что это, наверное, и есть Лоринда Карлтон: хорошо за сорок, и вид как у Шер, только сильно потасканной. Если это она, значит, Ван Зандт позвонил ей и пригласил поужинать. Вот только самого Ван Зандта почему-то нет.
Около одиннадцати пришла Ирина с подружками. Золушки на прогулке – как раз вовремя, чтоб успеть потратить пять долларов на выпивку и пококетничать с игроками в поло, покуда кареты не превратились в тыквы и не пришла пора возвращаться в съемные комнатки или в каморки при конюшнях.
Ближе к полуночи мистер Бейсбол решил попытать счастья еще раз.
– Последнее приглашение к роману!
Победительная улыбка, поднятые брови…
– Что? – изобразила изумление я. – Вы здесь весь вечер, и ни одной прелестницы на шее?
– Я берег себя для вас.
– Я же вам все о себе сказала.
– И только разожгли мое любопытство. Я хотел бы узнать вас ближе.
– Ты хотел бы смыться поскорее, козел, – процедил Лэндри, подходя вплотную к нему и предъявляя жетон.
Мистер Бейсбол воззрился на меня.
Я пожала плечами:
– Говорила ведь, от меня одни неприятности.
– Она тебя живьем съест, парень, – улыбаясь, как акула, заметил Лэндри. – В плохом смысле слова.
Бейсболист с явным неудовольствием ретировался.
– Это что такое? – раздраженно бросил Лэндри, усаживаясь за столик.
– Девушке надо как-то развлекаться.
– Значит, Ван Зандта побоку?
– Я бы сказала, что это он меня бросил. И я сижу здесь, как дурочка. Дуган собак спустил?
– Пять минут назад. Он на вас поставил, а это уже что-то.
– Никогда не ставьте на темную лошадку, – посоветовала я. – В девяти случаях из десяти придется порвать билетик.
– Но в одном из десяти отыграете все, – парировал он.
– Дуган, по-моему, на игрока не похож.
– Какое вам дело до Дугана?
Мне не хотелось сознаваться, что для меня важно хоть отчасти вернуть авторитет, которого я лишилась, когда ушла из полиции. И что хочу утереть нос Армеджану. Было у меня неуютное чувство, что говорить ничего не нужно. Лэндри смотрел глубже, чем я сама позволила бы.
– Вы довольно дерзко Ван Зандта сюда пригласили, – напомнил Лэндри. – Возможно, вот и расплата. Что он сказал, когда вы спросили, свободен ли он?
– Сказал, что ему нужно закончить одно дельце. Наверно, выбросить куда-нибудь труп Эрин Сибрайт.
– Я видел Лоринду Карлтон, когда входил сюда.
– Она, очевидно, тоже чувствует себя брошенной? – спросила я. – Эта та, у которой перо за ухом и длинная грива, переброшенная через плечо, как у дорожной проститутки?
Он невольно улыбнулся:
– М-да… Лихо вы ее.
– Женщина, которой хватает глупости сходить с ума по Ван Зандту, моего уважения недостойна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104