ты поскачешь в Навригр. Если оттуда уже кто-нибудь сюда вышел, остановишь их на полпути и скажешь вот что: всякий раз, когда они окажутся в виду Хаара, королева будет лишаться пальца на руке – а ты помнишь, какие у нее красивые руки… Каждая тайная вылазка будет стоить ей кисти. Каждый открытый шпион – глаза. Все понял? А чтоб тебя проняло до печенок, вот тебе памятка. – Раин широким взмахом запустил с башни каким-то комком. В полете комок развернулся, – оказалось, что это шелковая женская сорочка с каплями крови у порванного ворота. Ниссагль, издав какой-то звук, похожий на стон, пошатнулся и боком упал с лошади на расстелившуюся по снегу одежду. Стражникам пришлось его поднять и увезти, бросив в спешке поперек седла, потому что арбалетчики по знаку Раина уже зазвенели тетивами.
***
Возле огня было тепло, но по углам густел ледяной мрак. В Покое Правды горел только один небольшой горн, да еще полупотухшая трехногая жаровня стояла возле кресел, где, кутаясь в меха, сидели магнаты.
Орудия Пыток, обросшие живыми шевелящимися тенями, сгрудились у дальней стены. Ближе поднималась под потолок дыба из еловых брусьев, покачивались черные цепи с кольцами, на длинной узкой скамье лежали толстые чешуйчатые плетки, уснащенные на концах свинчатками и колючими скорлупками каштанов. Возле этой скамьи стояли двое коренастых парней в кожаных бахромчатых безрукавках и тесных, натянутых на лица кожаных шлемах. Это были профосы из рингенской армии.
Родери, завернувшись до носа в меховой плащ, расхаживал по свободному пространству между пыточным помостом и возвышением для высокопоставленных лиц. Он собрался вести допрос и волновался, то и дело хмурясь и шепотом на разные лады проговаривая приготовленные фразы.
Аргаред, полузакрыв глаза, вспоминал, как выводили под руки узников, выносили обессилевших. Множество одинаковых истощенных лиц… И такое чувство, что в этой толпе он может просмотреть своих детей, – чуть не кинулся проверять все узилища. Едва сдержался.
Вот, хвала Силе, его сын. И это все, что у него осталось. Хвала Силе, что осталось хоть это, и может быть – он ужаснулся, нечаянно проникнув мыслью в холодные глубины своей души, – это лучшее, что осталось.
– Что же мы медлим, Родери? Прикажи начинать. Пусть она ответит за свои грехи.
Раин распахнул двери и нарочито грубо крикнул в коридор:
– Эй, там! Приведите!
Застучали шаги, грузно зашуршали по полу цепи. Она вошла, и стражники развернули ее лицом к судьям.
Она держала голову прямо, распущенные волосы падали на плечи. Лицо подурнело, словно развеялись чары, делавшие Беатрикс красавицей, и проступила ее истинная низменная сущность. Человеческая сущность.
– Беатрикс, ты здесь для того, чтобы ответить на наши вопросы. Если ты не будешь скрывать правду измышлениями или молчанием, тебе не причинят телесного вреда, – медленно начал Родери, боясь за свой голос и браня себя за это. Беатрикс молчала, не шевелясь, не отводя от Раина угрюмый взгляд.
– Первое, нас интересует вопрос: куда ты повелела слуге своему Гиршу Ниссаглю спрятать наследников?
– Зачем это тебе, Раин? – хрипло и отчетливо спросила она, и на губах у нее появилась жесткая, как бы отдельная от угрюмых глаз, улыбка.
– Потому что тебе больше не править в Эманде. Править будут твои безгрешные дети, а до их совершеннолетия – законно избранный регент.
– Ты выглядишь дураком, Родери. Говори просто, когда ведешь допрос. Не пытайся подражать Ниссаглю. Индюк сокола не перелетает.
– Отвечай на вопрос!
– Ты разозлился. Ты дурак, Раин. Ты настоящий дурак. Даже глупее, чем я. Я не знаю, с какой целью тебя усыновил Аргаред, но думаю, что он ловко сыграл на твоем тщеславии и посулил тебе это регентство. Тебе всегда надо было больше, чем ты имел.
– Он правда мой сын, женщина! Последний, которого ты мне оставила! – раздался голос Аргареда.
– Если и ваш – в чем нет уверенности, потому что я не знаю, с кем еще гуляла швейка Рута, – то самый дрянной! – В голосе Беатрикс возникло сварливое дребезжание. – И вы еще наплачетесь с ним, Окер.
– Лучших ты не оставила мне, женщина.
– Хватит, Беатрикс! – оборвал препирательства Раин. – Где принц и принцесса?
Она опустила веки и вскинула подбородок – лицо стало надменным.
– Так я тебе и сказала, Раин. Ты хоть бы что-нибудь посулить мне догадался для начала.
– Упорством своим ты обрекаешь себя на страдания. У нас тоже есть палачи и плети. Не думаю, что ты выдержишь долго! – Он было уже повернулся к ожидающим приказаний профосам.
– Повремени, Родери. С этим ты успеешь. Есть еще много вопросов, которые мы хотели бы задать, – умерил его рвение Аргаред. – Например, о смерти короля. Мне хотелось бы наконец узнать всю правду из первых уст.
– … И о смерти Эккегарда. – Эвен Варгран тяжело навалился на край стола, вперив в Беатрикс ненавидящий взор.
– … И о странном заговоре Этери Крона, – прозвучал молодой голос еще одного магната. Судьи вспоминали наперебой, и глаза их зажигались гневом. Каждый по ее вине кого-то потерял, поэтому беспристрастных здесь не было.
– Тогда спросите меня и о казни Энвикко Алли, – раздался язвительный голос Беатрикс, и обвинения стихли. – А, замолчали? А зря. Я бы согласилась рассказать про это.
– Тебе не давали слова! – осадил ее Раин.
– Я буду молчать.
– Ладно, – опередил готовую сорваться раздраженную реплику Родери спокойный голос Аргареда, – вот тебе время на раздумья, женщина. – Он пальцем отмерил несколько делений на часовой свече.
– Хорошо, только дайте мне сесть на что-нибудь. – И когда никто не пошевелился, Беатрикс уселась на пол, поджав под себя ноги и склонив голову. Но тут же ее подняла. – А теперь, Родери, пока свечка горит и поскольку думать мне не о чем, потому что я давно все решила, расскажи мне, как ты стал сыном магната? Не хочешь? Молчишь? Может, тебе стыдно? На самом деле тебе нечего стыдиться. Будь я на твоем месте, я сделала бы то же самое. Но я хочу тебя предупредить: учти, что ты еще бычок в дворцовых делах и только кулаками махать и пасть разевать умеешь. А Окер старый лис. И когда он победит, вряд ли ты станешь магнатом Родери Аргаредом. Ты останешься бастардом и полукровкой, сыном швейки – да и то в лучшем случае. А в худшем тебя обвинят во всех оставшихся от меня грехах и прикончат на Огайли на потеху честному народу, потому что предателя никто жалеть не станет. И предателя можно спокойно обвинять в предательстве, даже если он не предавал, потому что всем известно: если человек предал один раз, то он предаст снова и снова… Как ты.
– А не заткнуться ли тебе? – Лицо Раина стало свирепым.
– Моя свеча пока еще не догорела. Может, я думаю вслух. Могу сказать, что Окер всегда был умен. Он ловко тебя окрутил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
***
Возле огня было тепло, но по углам густел ледяной мрак. В Покое Правды горел только один небольшой горн, да еще полупотухшая трехногая жаровня стояла возле кресел, где, кутаясь в меха, сидели магнаты.
Орудия Пыток, обросшие живыми шевелящимися тенями, сгрудились у дальней стены. Ближе поднималась под потолок дыба из еловых брусьев, покачивались черные цепи с кольцами, на длинной узкой скамье лежали толстые чешуйчатые плетки, уснащенные на концах свинчатками и колючими скорлупками каштанов. Возле этой скамьи стояли двое коренастых парней в кожаных бахромчатых безрукавках и тесных, натянутых на лица кожаных шлемах. Это были профосы из рингенской армии.
Родери, завернувшись до носа в меховой плащ, расхаживал по свободному пространству между пыточным помостом и возвышением для высокопоставленных лиц. Он собрался вести допрос и волновался, то и дело хмурясь и шепотом на разные лады проговаривая приготовленные фразы.
Аргаред, полузакрыв глаза, вспоминал, как выводили под руки узников, выносили обессилевших. Множество одинаковых истощенных лиц… И такое чувство, что в этой толпе он может просмотреть своих детей, – чуть не кинулся проверять все узилища. Едва сдержался.
Вот, хвала Силе, его сын. И это все, что у него осталось. Хвала Силе, что осталось хоть это, и может быть – он ужаснулся, нечаянно проникнув мыслью в холодные глубины своей души, – это лучшее, что осталось.
– Что же мы медлим, Родери? Прикажи начинать. Пусть она ответит за свои грехи.
Раин распахнул двери и нарочито грубо крикнул в коридор:
– Эй, там! Приведите!
Застучали шаги, грузно зашуршали по полу цепи. Она вошла, и стражники развернули ее лицом к судьям.
Она держала голову прямо, распущенные волосы падали на плечи. Лицо подурнело, словно развеялись чары, делавшие Беатрикс красавицей, и проступила ее истинная низменная сущность. Человеческая сущность.
– Беатрикс, ты здесь для того, чтобы ответить на наши вопросы. Если ты не будешь скрывать правду измышлениями или молчанием, тебе не причинят телесного вреда, – медленно начал Родери, боясь за свой голос и браня себя за это. Беатрикс молчала, не шевелясь, не отводя от Раина угрюмый взгляд.
– Первое, нас интересует вопрос: куда ты повелела слуге своему Гиршу Ниссаглю спрятать наследников?
– Зачем это тебе, Раин? – хрипло и отчетливо спросила она, и на губах у нее появилась жесткая, как бы отдельная от угрюмых глаз, улыбка.
– Потому что тебе больше не править в Эманде. Править будут твои безгрешные дети, а до их совершеннолетия – законно избранный регент.
– Ты выглядишь дураком, Родери. Говори просто, когда ведешь допрос. Не пытайся подражать Ниссаглю. Индюк сокола не перелетает.
– Отвечай на вопрос!
– Ты разозлился. Ты дурак, Раин. Ты настоящий дурак. Даже глупее, чем я. Я не знаю, с какой целью тебя усыновил Аргаред, но думаю, что он ловко сыграл на твоем тщеславии и посулил тебе это регентство. Тебе всегда надо было больше, чем ты имел.
– Он правда мой сын, женщина! Последний, которого ты мне оставила! – раздался голос Аргареда.
– Если и ваш – в чем нет уверенности, потому что я не знаю, с кем еще гуляла швейка Рута, – то самый дрянной! – В голосе Беатрикс возникло сварливое дребезжание. – И вы еще наплачетесь с ним, Окер.
– Лучших ты не оставила мне, женщина.
– Хватит, Беатрикс! – оборвал препирательства Раин. – Где принц и принцесса?
Она опустила веки и вскинула подбородок – лицо стало надменным.
– Так я тебе и сказала, Раин. Ты хоть бы что-нибудь посулить мне догадался для начала.
– Упорством своим ты обрекаешь себя на страдания. У нас тоже есть палачи и плети. Не думаю, что ты выдержишь долго! – Он было уже повернулся к ожидающим приказаний профосам.
– Повремени, Родери. С этим ты успеешь. Есть еще много вопросов, которые мы хотели бы задать, – умерил его рвение Аргаред. – Например, о смерти короля. Мне хотелось бы наконец узнать всю правду из первых уст.
– … И о смерти Эккегарда. – Эвен Варгран тяжело навалился на край стола, вперив в Беатрикс ненавидящий взор.
– … И о странном заговоре Этери Крона, – прозвучал молодой голос еще одного магната. Судьи вспоминали наперебой, и глаза их зажигались гневом. Каждый по ее вине кого-то потерял, поэтому беспристрастных здесь не было.
– Тогда спросите меня и о казни Энвикко Алли, – раздался язвительный голос Беатрикс, и обвинения стихли. – А, замолчали? А зря. Я бы согласилась рассказать про это.
– Тебе не давали слова! – осадил ее Раин.
– Я буду молчать.
– Ладно, – опередил готовую сорваться раздраженную реплику Родери спокойный голос Аргареда, – вот тебе время на раздумья, женщина. – Он пальцем отмерил несколько делений на часовой свече.
– Хорошо, только дайте мне сесть на что-нибудь. – И когда никто не пошевелился, Беатрикс уселась на пол, поджав под себя ноги и склонив голову. Но тут же ее подняла. – А теперь, Родери, пока свечка горит и поскольку думать мне не о чем, потому что я давно все решила, расскажи мне, как ты стал сыном магната? Не хочешь? Молчишь? Может, тебе стыдно? На самом деле тебе нечего стыдиться. Будь я на твоем месте, я сделала бы то же самое. Но я хочу тебя предупредить: учти, что ты еще бычок в дворцовых делах и только кулаками махать и пасть разевать умеешь. А Окер старый лис. И когда он победит, вряд ли ты станешь магнатом Родери Аргаредом. Ты останешься бастардом и полукровкой, сыном швейки – да и то в лучшем случае. А в худшем тебя обвинят во всех оставшихся от меня грехах и прикончат на Огайли на потеху честному народу, потому что предателя никто жалеть не станет. И предателя можно спокойно обвинять в предательстве, даже если он не предавал, потому что всем известно: если человек предал один раз, то он предаст снова и снова… Как ты.
– А не заткнуться ли тебе? – Лицо Раина стало свирепым.
– Моя свеча пока еще не догорела. Может, я думаю вслух. Могу сказать, что Окер всегда был умен. Он ловко тебя окрутил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136