Из-под верхних рукавов спускались очень широкие нижние, шафранового цвета. Это платье удачно подходило к странному сочетанию ее светлых рыжеватых кос и темных глаз. Прямо на распущенные волосы королева надела большую шляпу с черно-желтыми шарфами почти до самой земли. Лоб закрывал черный бархатный треугольник с пришпиленным янтарным пауком.
Тот же паж, что ходил за курицей в дворцовую кордегардию, был послан на конюшни с приказом седлать коней для королевы и ее эскорта.
Королева еще вертелась перед металлическим зеркалом в туалетной, когда без стука вошел очень маленького роста щеголь, разодетый сверх меры пышно: его коричневый упланд был сплошь расшит золотыми позументами. Сапоги на высоких неуклюжих красных каблуках только подчеркивали, как же он на самом деле мал ростом.
– Что такое? Ты собралась верхом, Беатрикс? И не зовешь меня, не говоря уже о том, что у тебя назначена аудиенция?
Женщина оторвалась от зеркала, сразу вспомнив…
– В самом деле, в самом деле. Совсем вылетело из головы. Лето, солнце, любовь. Тебе это должно льстить. Как не хочется откладывать прогулку. Послушай-ка, Гиршли, он, может статься, ездит верхом? Меня так тянет на воздух, что в замке я буду с ним рассеянна. И не обо всем можно говорить в стенах. Он уже ждет, скажи?
– Да, ждет, в зеленом покое.
– Я хочу взглянуть на него сначала. Это полезно перед первым разговором. Что он так рано?
– Хочет, наверное, собраться с мыслями.
– Ладно, проводи пеня. Только подай плащ. В нем я выгляжу величественно, ты не находишь?
***
Зеленый покой имел мало кому известный секрет: одну стену под потолком полностью закрывала деревянная панель, на которой были вырезаны веточки с одинаковыми острыми плоскими листьями и лобастые круглые птички, напоминавшие разъевшихся тяжелых воробьев. В этой резьбе терялись три маленьких окна, выходивших в тесную дубовую галерейку. Беатрикс прокралась по этой галерейке и взглянула вниз: из угла в угол зеленого покоя беспокойно ходил человек. Он был рослый, в священническом одеянии. Его голова была обнажена, бархатную шапочку он прижимал к груди, сцепив длинные пальцы белых рук. Королева долго смотрела на него, потом прошептала, обращаясь к стоявшему рядом любовнику:
– Я ему не завидую. Просить у правителя – хуже нет, знаю это по себе.
У дверей покоя уже столпились придворные – угодливые фавориты, бывшие и будущие, поскольку в настоящих пребывал обычно все-таки кто-то один. Беатрикс оглядела их и махнула рукой, чтоб открывали дверь.
Портрет королевы ничего не говорил ожидающему. С полотна улыбалась женщина без возраста, осыпанная тщательно выписанными бриллиантами, такими крупными, каких, вероятно, и в природе не существовало. У нее было благообразное лицо и округлые руки. В жизни она могла оказаться какой угодно. Он знал о ее жестокости и вероломстве, как знал то же самое о всех других королях. Это не отталкивало – напротив, возбуждало любопытство, потому что о ней он знал очень мало – только сплетни и домыслы.
Он очнулся от глухого шума, стоя как раз напротив распахивающихся дверей. Придворные, толкаясь, входили двумя шеренгами и становились вдоль стен. Потом вошла женщина в черно-желтом платье, и за ней прокрался некто низенький и безмолвный.
В голове изгнанника пронеслась мысль, что, прожив около десяти лет при дворе короля Одо, он так и не мог бы с уверенностью сказать, какого тот роста. Король был королем. Теперь же перед ним стояла молоденькая дама. Она была чуть ниже его, стройная, немного бледная, с россыпью веснушек на вздернутом носу. На правой щеке темнели три родинки. Карие глаза были прищурены. Это живое лицо, лицо, а не личина, так поразило Таббета, что он позабыл опуститься на колени и облобызать королевский подол. Он отвесил нескладный поклон и начал полушепотом благодарить Беатрикс за оказанное покровительство, стыдясь беззастенчивого любопытства подпирающих стены придворных.
Королева внимала ему молча. Он слышал ее легкое дыхание. Так дышат спокойные, всем довольные люди. Потом, неожиданно, она коснулась его локтя:
– Пойдемте со мной, священнейший примас. Они вышли через боковую дверь на галерею. Тут Беатрикс улыбнулась:
– Священнейший примас, вы ездите верхом? Сегодня чудный день. Мы прекрасно могли бы поговорить о делах в седле, и вы бы огляделись. Меня обычно сопровождают только рейтары, у них любопытство иного рода, чем у моих приближенных, они смотрят лишь на придорожные кусты.
– Да, да, конечно, я езжу верхом.
Он не переставал удивляться про себя. Обыкновенная молодая женщина, высокая, неважно сложенная, близорукая, рыжеватая. Она слегка улыбалась чему-то, и казалось, что между ними идет разговор, хотя на самом деле они шагали молча и довольно быстро.
На дворе перед конюшнями их ждали рейтары и конюх с высокой темно-гнедой лошадью под женским седлом.
– Лошадь священнейшему примасу. – Королева остановилась посреди двора и подняла глаза на солнечно-белые башни:
– Ах, какой день! Просто чудесный!
Привели лошадь для гостя, и Беатрикс живо повернулась к нему:
– Вы, конечно, поможете мне сесть…
Он намеревался лишь поддержать Беатрикс под локоть и не ожидал ощутить на своих руках нежную тяжесть ее тела, поэтому с некоторым трудом приподнял королеву к седлу. Садясь на лошадь, запоздало усмехнулся этой уловке опытной развратницы.
Она ехала, нимало не смущаясь тем, что вырез велик и платье обтянуло колени, щурилась на солнце, видимо нечастое в Хааре, с наслаждением подставляя ему лицо.
Комес Таббет продолжал украдкой ее разглядывать. Он заметил, что она уже начала наливаться нездоровой полнотой, которой подходят только несвежие простыни той постели, где делают все вместе: едят, спят и блудят.
– Вы любите лес? – спросила она.
– Да, люблю. Он успокаивает.
– Мы сейчас едем в лес. Мне очень нравится там бывать. Никто не мешает…
Сходившие с дороги простолюдины неспешно снимали шапки и кланялись.
И опять вспомнилось: у него на родине вилланы при встрече с королевским кортежем валились ничком в грязь, воя нечленораздельно. Лица всадников с густо подведенными глазами приводили их в ужас. А здесь простолюдины только снимали шапки и кланялись. А дворяне висели на собственных воротах.
Королева обернулась к нему:
– Коронное аббатство Занте-Мерджит по правую руку. Раньше все вдовствующие королевы собирались здесь и жили в печали и покое. Ну а меня не сочли достойной.
Она засмеялась и хлестнула коня. Гость ухмыльнулся. Все же знают, что она стала королевой благодаря ловкому заговору. А враги ее захлебываются дурной кровью в Сервайре. За это ее и прозвали Кровавой. Поговаривают, что она ходит смотреть, как пытают дворян, и, мол, с плетью управляется не хуже, чем обученный палач.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Тот же паж, что ходил за курицей в дворцовую кордегардию, был послан на конюшни с приказом седлать коней для королевы и ее эскорта.
Королева еще вертелась перед металлическим зеркалом в туалетной, когда без стука вошел очень маленького роста щеголь, разодетый сверх меры пышно: его коричневый упланд был сплошь расшит золотыми позументами. Сапоги на высоких неуклюжих красных каблуках только подчеркивали, как же он на самом деле мал ростом.
– Что такое? Ты собралась верхом, Беатрикс? И не зовешь меня, не говоря уже о том, что у тебя назначена аудиенция?
Женщина оторвалась от зеркала, сразу вспомнив…
– В самом деле, в самом деле. Совсем вылетело из головы. Лето, солнце, любовь. Тебе это должно льстить. Как не хочется откладывать прогулку. Послушай-ка, Гиршли, он, может статься, ездит верхом? Меня так тянет на воздух, что в замке я буду с ним рассеянна. И не обо всем можно говорить в стенах. Он уже ждет, скажи?
– Да, ждет, в зеленом покое.
– Я хочу взглянуть на него сначала. Это полезно перед первым разговором. Что он так рано?
– Хочет, наверное, собраться с мыслями.
– Ладно, проводи пеня. Только подай плащ. В нем я выгляжу величественно, ты не находишь?
***
Зеленый покой имел мало кому известный секрет: одну стену под потолком полностью закрывала деревянная панель, на которой были вырезаны веточки с одинаковыми острыми плоскими листьями и лобастые круглые птички, напоминавшие разъевшихся тяжелых воробьев. В этой резьбе терялись три маленьких окна, выходивших в тесную дубовую галерейку. Беатрикс прокралась по этой галерейке и взглянула вниз: из угла в угол зеленого покоя беспокойно ходил человек. Он был рослый, в священническом одеянии. Его голова была обнажена, бархатную шапочку он прижимал к груди, сцепив длинные пальцы белых рук. Королева долго смотрела на него, потом прошептала, обращаясь к стоявшему рядом любовнику:
– Я ему не завидую. Просить у правителя – хуже нет, знаю это по себе.
У дверей покоя уже столпились придворные – угодливые фавориты, бывшие и будущие, поскольку в настоящих пребывал обычно все-таки кто-то один. Беатрикс оглядела их и махнула рукой, чтоб открывали дверь.
Портрет королевы ничего не говорил ожидающему. С полотна улыбалась женщина без возраста, осыпанная тщательно выписанными бриллиантами, такими крупными, каких, вероятно, и в природе не существовало. У нее было благообразное лицо и округлые руки. В жизни она могла оказаться какой угодно. Он знал о ее жестокости и вероломстве, как знал то же самое о всех других королях. Это не отталкивало – напротив, возбуждало любопытство, потому что о ней он знал очень мало – только сплетни и домыслы.
Он очнулся от глухого шума, стоя как раз напротив распахивающихся дверей. Придворные, толкаясь, входили двумя шеренгами и становились вдоль стен. Потом вошла женщина в черно-желтом платье, и за ней прокрался некто низенький и безмолвный.
В голове изгнанника пронеслась мысль, что, прожив около десяти лет при дворе короля Одо, он так и не мог бы с уверенностью сказать, какого тот роста. Король был королем. Теперь же перед ним стояла молоденькая дама. Она была чуть ниже его, стройная, немного бледная, с россыпью веснушек на вздернутом носу. На правой щеке темнели три родинки. Карие глаза были прищурены. Это живое лицо, лицо, а не личина, так поразило Таббета, что он позабыл опуститься на колени и облобызать королевский подол. Он отвесил нескладный поклон и начал полушепотом благодарить Беатрикс за оказанное покровительство, стыдясь беззастенчивого любопытства подпирающих стены придворных.
Королева внимала ему молча. Он слышал ее легкое дыхание. Так дышат спокойные, всем довольные люди. Потом, неожиданно, она коснулась его локтя:
– Пойдемте со мной, священнейший примас. Они вышли через боковую дверь на галерею. Тут Беатрикс улыбнулась:
– Священнейший примас, вы ездите верхом? Сегодня чудный день. Мы прекрасно могли бы поговорить о делах в седле, и вы бы огляделись. Меня обычно сопровождают только рейтары, у них любопытство иного рода, чем у моих приближенных, они смотрят лишь на придорожные кусты.
– Да, да, конечно, я езжу верхом.
Он не переставал удивляться про себя. Обыкновенная молодая женщина, высокая, неважно сложенная, близорукая, рыжеватая. Она слегка улыбалась чему-то, и казалось, что между ними идет разговор, хотя на самом деле они шагали молча и довольно быстро.
На дворе перед конюшнями их ждали рейтары и конюх с высокой темно-гнедой лошадью под женским седлом.
– Лошадь священнейшему примасу. – Королева остановилась посреди двора и подняла глаза на солнечно-белые башни:
– Ах, какой день! Просто чудесный!
Привели лошадь для гостя, и Беатрикс живо повернулась к нему:
– Вы, конечно, поможете мне сесть…
Он намеревался лишь поддержать Беатрикс под локоть и не ожидал ощутить на своих руках нежную тяжесть ее тела, поэтому с некоторым трудом приподнял королеву к седлу. Садясь на лошадь, запоздало усмехнулся этой уловке опытной развратницы.
Она ехала, нимало не смущаясь тем, что вырез велик и платье обтянуло колени, щурилась на солнце, видимо нечастое в Хааре, с наслаждением подставляя ему лицо.
Комес Таббет продолжал украдкой ее разглядывать. Он заметил, что она уже начала наливаться нездоровой полнотой, которой подходят только несвежие простыни той постели, где делают все вместе: едят, спят и блудят.
– Вы любите лес? – спросила она.
– Да, люблю. Он успокаивает.
– Мы сейчас едем в лес. Мне очень нравится там бывать. Никто не мешает…
Сходившие с дороги простолюдины неспешно снимали шапки и кланялись.
И опять вспомнилось: у него на родине вилланы при встрече с королевским кортежем валились ничком в грязь, воя нечленораздельно. Лица всадников с густо подведенными глазами приводили их в ужас. А здесь простолюдины только снимали шапки и кланялись. А дворяне висели на собственных воротах.
Королева обернулась к нему:
– Коронное аббатство Занте-Мерджит по правую руку. Раньше все вдовствующие королевы собирались здесь и жили в печали и покое. Ну а меня не сочли достойной.
Она засмеялась и хлестнула коня. Гость ухмыльнулся. Все же знают, что она стала королевой благодаря ловкому заговору. А враги ее захлебываются дурной кровью в Сервайре. За это ее и прозвали Кровавой. Поговаривают, что она ходит смотреть, как пытают дворян, и, мол, с плетью управляется не хуже, чем обученный палач.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136