А то с тобой вообще невозможно будет говорить. И так дикция нарушена. Ты к медикам обращался?
— Переживут... — он зол. — Что ты хотел от Александры Чанышевой?
— Я хотел посмотреть, как она будет вести себя, когда ты отпустишь ее под подписку.
Чем займется?
— Хочешь за ней установить наблюдение?
— Нет. Я хочу, чтобы ты установил такое наблюдение сам. У вас же есть служба “наружки”. Запускай их в работу.
— Какой в этом смысл?
— Это я тебе рассказал бы при очной встрече. Ты сейчас свободен?
— Жду результат экспертизы. Обещали в течение часа закончить. Так что все это время я буду на месте.
— Экспертизы по какому делу?
— По Лешему. Анализ на ДНК взяли и у Чанышева, и у Панкратова.
— Ты Панкратова допрашивать будешь?
— Буду.
— Я хотел бы поприсутствовать.
— Зачем? Ты же Лешим не занимаешься.
— Он компьютерщик. А я приобрел себе компьютер. Хочу поговорить.
— Вот еще... — Лоскутков догадался, что просто так я время терять не буду. — Приезжай через час.
— Я сейчас подъеду. Пока поговорим о Чанышевой. И еще мне надо кое-какие машины проверить.
— Опять “хвосты”?
— Да.
— Давай. Жду.
Как ни жалко мне было расставаться с только что приобретенным компьютером, а все же пришлось бросить на него почти нежный взгляд и тщательно повернуть в замке двери ключ. Чтобы никто, не приведи боже, не вздумал в мое отсутствие поиграть за моим столом. Игры, кстати, мне Валера установил вместе с остальными программами первой необходимости. Естественно, программы были не лицензионные. Таковы жестокие жизненные законы нашей страны, и мне хочется попросить прощения у господина Гейтса и остальных ему подобных. На лицензионные, думаю, мне не хватило бы и всех двух тысяч.
Интересно проверить — в ментовке и в ФСБ какие стоят программы?
В это утро дождь вроде бы не намеревался проявить себя явно, хотя небо по-прежнему было затянуто тучами, как театральная сцена в антракте спектакля бывает закрыта занавесом.
По дороге я опять обнаружил за собой “четверку” цвета “баклажан” и вторую машину — старенький и неброский “Опель-кадет”.
Ведут парой. И чуть ли не профессионально друг другу передают. Кто-то их учил основательно.
Я остановился и зашел в магазин, чтобы купить батарейки. И попытался сквозь витрину присмотреться. Бесполезно. На кулак они не лезут. Такое впечатление, что вообще пропали из моего поля зрения. И, тем не менее, я чувствовал, что они где-то здесь, рядом. Более того, показалось даже, что и в магазин кто-то из них за мной пожаловал, чтобы понаблюдать.
Проверить это не очень сложно. Сей магазин я знаю. И потому внешне рассеянным взглядом я осмотрел первый зал, где и сделал покупку, а потом перешел во второй — в противоположный конец. Там тоже сумел присмотреться. Нет, никого не обнаружил. Тогда просто вышел через склад, с которого продают сантехнические и строительные изделия. Там всегда есть люди около открытых грузовых дверей. Так и есть. Я перешагнул сразу через два унитаза, укутанных в длинные стружки, и вышел на улицу. “Четверка” цвета “баклажан” стояла здесь, страховала возможный мой “побег”. Но в машине никого не было.
Никого не было и рядом. Пустой двор. И я вовремя вспомнил о ноже Гоши Осоченко. Огляделся, подошел к машине, нажал кнопку на ноже. Лезвие выскочило настолько хищно и упруго, что просто руки зачесались — так захотелось проколоть колесо. Что я и сделал.
И спокойно двинулся в обход дома к своей машине. Обернулся только на углу. За “четверкой” виднелась чья-то склоненная над колесом фигура. Можно было бы вернуться и поговорить. И оставить там хозяина в таком же состоянии, как и колесо. Но сначала предстояло выяснить принадлежность машин. И вообще, с некоторых пор я предпочитаю мирно “хвосты” наблюдать и почти на них не реагировать. Так опыт подсказывает. А то как-то не так давно я “объяснился” с “хвостом”, а его через пару минут убили. Пытались меня подставить.
Дальнейший путь до городского управления я проделал со скромным сопровождением только в одну машину. Но зато ее стало больше заметно.

Глава тринадцатая
1
Леший почти спокойно прожил год после первого убийства. Почти — это не потому, что милиция уже никого из студентов, принимавших участие в вечеринке, не доставала. А она и не доставала. Дело стало привычным, по нынешним временам, “висяком”. Леший и так уже совершенно не боялся милиции, понимая, что выстроил настолько правильно собственную психологическую линию поведения, что никто и ничего ему приписать не сможет.
Более того, всем кажется, что его и подозревать-то смешно. И от таких мыслей на лице Лешего появилось постоянное выражение блуждающей полуулыбки, за которой скрывалось только его собственное знание происшедшего. Никто в целом мире не знает... Но знает он! Даже значимость он свою почувствовал от этого.
Беспокоило его только одно — воспоминание. Ну, прямо как зубная боль. Нет, у Лешего совсем не было раскаяния. И не было чувства вины. Но он не смог ничего “сделать” с убитой там, в лесу. Почему? Откуда может у него взяться импотенция? Вроде бы ничем не болел, что может привести к таким последствиям. При службе в армии, хоть и в ракетных войсках служил, не облучался, не работал на вредном производстве. Но, прочитав кучу книг и журналов по интересующему вопросу, он пришел к мнению, что такое случается. Что это — временное явление психологического порядка. И слегка успокоился. Когда надо будет, все будет в порядке. Он так себя убеждал, хотя полной уверенности в своих сексуальных способностях не было.
В последний год обучения занимался Леший старательно. Много времени проводил в институтской и в публичной библиотеках. И к госэкзаменам подошел с “прочным багажом знаний”, как говорила его мать. Она вообще любила говорить фразами из своей комсомольской молодости, и оттого язык матери казался иногда Лешему “мертвым”. Таким же, как, скажем, латинский. Но “мертвый” латинский язык все же использовался в католических молитвах и в медицинских терминах, кажется, и в юриспруденции — а комсомольско-партийный язык ушел в прошлое. И оттого мать со своим лексиконом и со своими призывами к морали казалась старой ненужной вещью. Но с ней он смирился, хладнокровно думая, что она, такая больная и старая, проживет еще недолго. В остальном мать ему не мешала, потому что Леший привык совсем не слушать, что она говорит. Словно не с ним она разговаривает. Словно в комнате его нет.
Так и проходили дни. Он дома занимался или сидел за компьютером. Сумел летом подзаработать и купить компьютер — пробовал в коммерческой фирме себя как программист.
Получилось без ярких успехов, но и без провала. Среди других он незнанием не выделялся.
Но вот перед сдачей госэкзаменов, когда солнце загуляло вовсю, снова Леший стал просыпаться в поту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71