Запомни, мальчик. — Он положил руку мне на плечо. — Дерево, с которым мы работаем, крепко, красиво, стойко! Если хорошо с ним обращаться, прослужит многие, многие годы! Если уж строишь, строй хорошо. Ни одна работа не должна быть выполнена кое-как, никакой хороший материал использован плохо. Строить — прекрасное занятие, но строй надолго, чтобы поколения, которые родятся, видели гордость, с какой ты работал. Есть гордецы, смотрящие с пренебрежением на человека, работающего своими руками. Не бери с них пример. Не всякий способен вытесать брус или построить мост либо корабль. Работай с честью, мой сын, чтобы ласкало глаз и стояло века…
Мы ехали до заката, сменили лошадей и продолжали путь, пока не наступила полночь. Остановились лагерем среди чащи вздымающихся, словно величественные башни стволов, набрав для топлива обломившихся ветвей, и с первым отсветом дня тронулись опять. В полдень снова поменяли лошадей. С приходом вечера встали на лугу, напоили и вычистили животных и пустили пастись.
Дороги и тропы оставались сухими, погода — прохладной. Никаких препятствий нам не встречалось. Несколько раз мы останавливались на уединенных фермах, раз — в сельской гостинице.
Семь дней мы нажимали, задерживаясь время от времени, чтобы поспать и дать роздых лошадям, перекусывая, когда находился момент. Утром восьмого дня мы въехали в маленькую впадину, где через лужайку бежал ручеек, направляясь к юго-западу. В этом месте лес разреживался, больших деревьев поднималось все меньше и меньше.
Жобдобва остановил коня рядом со мной, умащиваясь в седле поудобнее.
— Привал?
— Ненадолго. Отдых всем нам не помешает.
Он созрел для передышки так же, как и я, и мы погнали лошадей по воде в маленькую рощицу, стоящую вдоль берега. Закрытые от посторонних взглядов кустами и поникающими нижними ветками, мы спустились на землю, сняли с лошадей сбрую и привязали их с краю луга за деревьями.
Жоб вытянулся на травянистом откосе в тени вяза, а я отошел немного в сторону, ощипывая редкие ягоды, оставшиеся на кустах. За этим занятием я постепенно оказался близ нашего следа, хотя с его стороны меня заслоняли густые заросли.
Вдруг меня насторожил приближающийся топот лошадиных копыт.
— Погоди! — сказал кто-то.
— Нет тут никого. Я все вижу на несколько миль. Они опередили нас больше, чем мы считали, — другой голос.
— Нагоним нынче вечером… нужно, чтобы нынче, Джем. Помнишь ведь, что говорил полковник, а я скорей к черту в зубы полезу, чем его не послушаюсь.
Теперь мне было их видно.
Их ехало четверо. Под одним — превосходный серый в яблоках мерин. Тощий, похожий на жердь, всадник весил, видимо, всего ничего, но за поясом у него торчали два ножа, и длинные, сужающиеся к концам пальцы то и дело ласково касались рукоятей.
Лица его я не видел, так же как лица еще одного. Помимо этих двоих был широкоплечий, рыжий и грязный тип в промасленной замше и экземпляр в черной широкополой шляпе и домотканых панталонах, демонстрирующий щедрую улыбку и скудные зубы. Нос кривой, на лбу шрам. Явный любитель острых ощущений.
Я наблюдал за ними, стоя без малейшего движения. Потом мало-помалу пододвинул руку к пистолету и вынул его. Заметят меня — выстрелю без предупреждения, моментально. Выстрел к тому же предостережет Жобдобва.
Но они меня не разглядели. Проехали мимо. На счастье, никто из них не обратил внимания на место, где мы свернули. Отправились дальше по той же тропе.
— Жоб? — Я подошел поближе и говорил тихо. — Веди лошадей. Сматываемся.
Он со стоном сел. Я в двух словах растолковал, в чем дело, и он немедля отправился за недовольными четвероногими.
— А теперь?
— Туда, — показал я рукой.
— Так там же нет дороги.
— Правильно. Свою дорогу проложим.
Я проверил пистолет, который носил, затем ружье.
— Слушай, Жоб. — Описал виденных людей. — Попадутся такие, не жди и не затевай тары-бары. Сразу стреляй.
Глава 14
Сент-Луис купался в лунном свете, когда мы в конце концов туда прибыли, переехав на барже, которую нам посчастливилось поймать отходящей от восточного берега. Высадились у причала вдалеке от городских улиц; то, что надо, хорошо бы нашего появления никто не заметил.
Не пренебрегая никакими предосторожностями, мы двинулись верхом по темным улицам.
В одном переулке обнаружили человека, заводящего в сарай пару лошадей. Над дверью висел фонарь, другой светился внутри.
— Это платная конюшня? — спросил я.
Лет, может быть, пятидесяти, он выделялся хорошим сложением.
— Нет, — глянул на нас, затем на наших лошадей. — Однако у меня стоят пустыми несколько денников и загон. В городе вам каждый день в четверть доллара обойдется. Я прокормлю ваш табун за доллар в неделю.
— Идет.
Мы спешились, освободили лошадей от седел и занесли их в помещение. Я вручил хозяину доллар.
— Нам нужен тихий уголок, где остановиться, — сказал я. — Не знаете хорошего места?
— А как же. У Мэри О'Брайен. Ма, мы ее зовем. Прямо по улице, четвертый дом отсюда. Муж у нее пропал на реке, парни уплыли вниз, в Новый Орлеан. Хорошая женщина, и деньги ей не лишние.
Мебели в доме было немного, вся самодельная, кроме огромного старинного комода. Прибрано, чисто — ни пятнышка.
Когда я отметил это, ее голубые глаза блеснули.
— Мистер, мне же делать больше нечего, только наводить порядок. Шью по малости, но такой работы негусто, да и нехитрое оно, мое шитье. Столоваться и комната — по два доллара в неделю за каждого. Понимаю, дороговато выглядит, но в Сент-Луис сейчас народу битком набилось, и цены на продукты подскочили. Представьте себе, сахар до тридцати пяти центов фунт взлетел, а кофе — до пятидесяти!
— Страшная дороговизна, мэм, — согласился я.
Передал ей четыре доллара.
— За первую неделю, — сказал я, — а едоки из нас не ленивые.
— Люблю смотреть, как мужчина уплетает за обе щеки. Душа в теле радуется.
— Теперь скажите мне, миссис О'Брайен, если мне захочется пойти куда-нибудь послушать новости, как такое место найти?
— У Шото. — Она остановилась, переводя взгляд с Жоба на меня. — Ну а если вам такие разговоры интересны, что к нехорошим делам клонятся, то у Пьера, я бы сказала. За углом тут всего несколько шагов, и человек он порядочный.
— Пойдем тогда. Принести вам чего-нибудь, миссис О'Брайен?
— Идите уж. Я тут посижу за чашечкой кофе.
Заведение Пьера переполняли деревянные голые столы и скамейки; у самого же приземистого Пьера доброе брюшко переполняло обрезанные ниже колен штаны, вываливаясь наружу вопреки потугам широкого ремня его укротить.
Кроме означенного Пьера, в заведений было пусто. Пару минут мы болтали по-французски, потом Пьер перешел на английский.
— Скоро единственный язык тут будет. Американской земля наша стала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Мы ехали до заката, сменили лошадей и продолжали путь, пока не наступила полночь. Остановились лагерем среди чащи вздымающихся, словно величественные башни стволов, набрав для топлива обломившихся ветвей, и с первым отсветом дня тронулись опять. В полдень снова поменяли лошадей. С приходом вечера встали на лугу, напоили и вычистили животных и пустили пастись.
Дороги и тропы оставались сухими, погода — прохладной. Никаких препятствий нам не встречалось. Несколько раз мы останавливались на уединенных фермах, раз — в сельской гостинице.
Семь дней мы нажимали, задерживаясь время от времени, чтобы поспать и дать роздых лошадям, перекусывая, когда находился момент. Утром восьмого дня мы въехали в маленькую впадину, где через лужайку бежал ручеек, направляясь к юго-западу. В этом месте лес разреживался, больших деревьев поднималось все меньше и меньше.
Жобдобва остановил коня рядом со мной, умащиваясь в седле поудобнее.
— Привал?
— Ненадолго. Отдых всем нам не помешает.
Он созрел для передышки так же, как и я, и мы погнали лошадей по воде в маленькую рощицу, стоящую вдоль берега. Закрытые от посторонних взглядов кустами и поникающими нижними ветками, мы спустились на землю, сняли с лошадей сбрую и привязали их с краю луга за деревьями.
Жоб вытянулся на травянистом откосе в тени вяза, а я отошел немного в сторону, ощипывая редкие ягоды, оставшиеся на кустах. За этим занятием я постепенно оказался близ нашего следа, хотя с его стороны меня заслоняли густые заросли.
Вдруг меня насторожил приближающийся топот лошадиных копыт.
— Погоди! — сказал кто-то.
— Нет тут никого. Я все вижу на несколько миль. Они опередили нас больше, чем мы считали, — другой голос.
— Нагоним нынче вечером… нужно, чтобы нынче, Джем. Помнишь ведь, что говорил полковник, а я скорей к черту в зубы полезу, чем его не послушаюсь.
Теперь мне было их видно.
Их ехало четверо. Под одним — превосходный серый в яблоках мерин. Тощий, похожий на жердь, всадник весил, видимо, всего ничего, но за поясом у него торчали два ножа, и длинные, сужающиеся к концам пальцы то и дело ласково касались рукоятей.
Лица его я не видел, так же как лица еще одного. Помимо этих двоих был широкоплечий, рыжий и грязный тип в промасленной замше и экземпляр в черной широкополой шляпе и домотканых панталонах, демонстрирующий щедрую улыбку и скудные зубы. Нос кривой, на лбу шрам. Явный любитель острых ощущений.
Я наблюдал за ними, стоя без малейшего движения. Потом мало-помалу пододвинул руку к пистолету и вынул его. Заметят меня — выстрелю без предупреждения, моментально. Выстрел к тому же предостережет Жобдобва.
Но они меня не разглядели. Проехали мимо. На счастье, никто из них не обратил внимания на место, где мы свернули. Отправились дальше по той же тропе.
— Жоб? — Я подошел поближе и говорил тихо. — Веди лошадей. Сматываемся.
Он со стоном сел. Я в двух словах растолковал, в чем дело, и он немедля отправился за недовольными четвероногими.
— А теперь?
— Туда, — показал я рукой.
— Так там же нет дороги.
— Правильно. Свою дорогу проложим.
Я проверил пистолет, который носил, затем ружье.
— Слушай, Жоб. — Описал виденных людей. — Попадутся такие, не жди и не затевай тары-бары. Сразу стреляй.
Глава 14
Сент-Луис купался в лунном свете, когда мы в конце концов туда прибыли, переехав на барже, которую нам посчастливилось поймать отходящей от восточного берега. Высадились у причала вдалеке от городских улиц; то, что надо, хорошо бы нашего появления никто не заметил.
Не пренебрегая никакими предосторожностями, мы двинулись верхом по темным улицам.
В одном переулке обнаружили человека, заводящего в сарай пару лошадей. Над дверью висел фонарь, другой светился внутри.
— Это платная конюшня? — спросил я.
Лет, может быть, пятидесяти, он выделялся хорошим сложением.
— Нет, — глянул на нас, затем на наших лошадей. — Однако у меня стоят пустыми несколько денников и загон. В городе вам каждый день в четверть доллара обойдется. Я прокормлю ваш табун за доллар в неделю.
— Идет.
Мы спешились, освободили лошадей от седел и занесли их в помещение. Я вручил хозяину доллар.
— Нам нужен тихий уголок, где остановиться, — сказал я. — Не знаете хорошего места?
— А как же. У Мэри О'Брайен. Ма, мы ее зовем. Прямо по улице, четвертый дом отсюда. Муж у нее пропал на реке, парни уплыли вниз, в Новый Орлеан. Хорошая женщина, и деньги ей не лишние.
Мебели в доме было немного, вся самодельная, кроме огромного старинного комода. Прибрано, чисто — ни пятнышка.
Когда я отметил это, ее голубые глаза блеснули.
— Мистер, мне же делать больше нечего, только наводить порядок. Шью по малости, но такой работы негусто, да и нехитрое оно, мое шитье. Столоваться и комната — по два доллара в неделю за каждого. Понимаю, дороговато выглядит, но в Сент-Луис сейчас народу битком набилось, и цены на продукты подскочили. Представьте себе, сахар до тридцати пяти центов фунт взлетел, а кофе — до пятидесяти!
— Страшная дороговизна, мэм, — согласился я.
Передал ей четыре доллара.
— За первую неделю, — сказал я, — а едоки из нас не ленивые.
— Люблю смотреть, как мужчина уплетает за обе щеки. Душа в теле радуется.
— Теперь скажите мне, миссис О'Брайен, если мне захочется пойти куда-нибудь послушать новости, как такое место найти?
— У Шото. — Она остановилась, переводя взгляд с Жоба на меня. — Ну а если вам такие разговоры интересны, что к нехорошим делам клонятся, то у Пьера, я бы сказала. За углом тут всего несколько шагов, и человек он порядочный.
— Пойдем тогда. Принести вам чего-нибудь, миссис О'Брайен?
— Идите уж. Я тут посижу за чашечкой кофе.
Заведение Пьера переполняли деревянные голые столы и скамейки; у самого же приземистого Пьера доброе брюшко переполняло обрезанные ниже колен штаны, вываливаясь наружу вопреки потугам широкого ремня его укротить.
Кроме означенного Пьера, в заведений было пусто. Пару минут мы болтали по-французски, потом Пьер перешел на английский.
— Скоро единственный язык тут будет. Американской земля наша стала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39