Когда-то, куда ни глянь, везде французы, хоть вниз по реке, хоть вверх. Теперь нас мало осталось: так, несколько торговцев до охотники.
Сверкнул глазами на Жоба, на меня.
— Жан Даниэль Талон. Хорошее имя. По-моему, был в свое время один Талон, пиратом плавал.
— Был, — холодно подтвердил я, — первый из нашего рода. Пожалуй, лучше нас сумел бы справиться с нашими задачами. Сверху подходит пароход. Раньше «Западный механик» назывался.
— Морской-то змей? — Пьер усмехнулся. — Вот уж он мне нравился! Мне бы такой. Теперь его как прозвали?
Я пожал плечами.
— Мы ехали напрямик, чтобы добраться сюда до него.
Следом обрисовал ему положение, и, когда кончил, он настороженно осмотрелся.
— Я человек честный, так что мне никто ничего не говорит. Но слышу я хорошо, и много чего слышу. Тянется народ в Сент-Луис, уходят в глубь страны и нет их… по нескольку человек зараз, полсотня, может, сотня всего. По слухам, что-то такое затевается, но ведь слухи постоянно ходят. Я ничему этому не верю.
— Что-то мало сегодня у вас посетителей.
Он нахмурился.
— Да, не понимаю почему. Обычно тут по двадцать пять — тридцать человек сразу бывает. Поздний час, конечно.
Я поднялся.
— Пьер, мы устали и собираемся лечь. Если появятся новости, мы у Мэри О'Брайен, но никому этого не говорите.
Мы ушли. Чуть задержались, стоя на углу. Веяло прохладой. Слабый ветерок нес сверху реки еле уловимый намек на дым костра.
Жоб нервно оглядывался.
— Дрянное место. Давай-ка лучше поскорей отсюда.
Однако я не торопился. Не тень ли человека мелькнула в дверном проходе? Я сунул руку под одежду, нащупал пистолет, тогда только медленно повернулся — идти за Жобдобва.
Они ринулись на нас из темноты всей гурьбой. Только мокасины по деревянному настилу зашебуршали. Прятались по темным углам, поджидая нас, и сомкнулись вокруг — охнуть не успеешь.
Пистолет вылетел наружу, и я выстрелил. Не мог бы промахнуться даже при желании, цель находилась на расстоянии вытянутой руки. Он запнулся на полушаге, затем свалился. С размаху врезав другому стволом пистолета, я уложил и его, третьему вбил дуло прямо в горло.
Жобдобва обернулся, точно молния. Никогда не думал, что он способен на такую скорость. Уже размахивал вокруг себя ножом. Рядом была штакетная изгородь, и около нее мы повернулись лицом к врагам.
Из руки Жоба выбили нож, и он отлетел в сторону. Потеряв пистолет, сквозь надвинувшихся противников я увидел, что его приперли к доскам. Он выбросил вперед кулак, быстро нагнулся, и, когда я отбил ближайших, Жоб раздавал затрещины своей деревянной ногой!
Поймав одного левой рукой за глотку, я поднял его, оторвал от земли и двинул им в лицо другому. Рванувшись вперед, сбил обоих с ног, заработав при этом свирепый удар по почке. В повороте угодил еще одному рукой по виску. Поднял колено, встречая низкую атаку, и одновременно обрушил сверху удар по затылку. Нападавший хрюкнул и упал. Я пропустил чудовищный удар в лицо — казалось, дюжина людей направляла этот кулак, — но тут уже разразился градом ударов сам, нажимая на них, въезжая низко и с силой. Долбанул одного головой в лицо, приложил другому в пах коленом, и вдруг по сторонам у нас оказалось свободное пространство, и мы стояли вдвоем лишь, с хрипом втягивая драгоценный воздух.
Впрочем, нет не совсем вдвоем. Трое по крайней мере валялись вокруг на земле, один — тот, кого я застрелил.
Жобдобва одной рукой держался за штакетину, в другой все еще оставалась его деревянная подставка.
— Человек двенадцать было, наверно, — проговорил я.
— Похоже казалось, хотя я девять насчитал, — ублаготворение отозвался Жоб, — и не очень, чтоб очень. На море в старые деньки их бы хватило до первого чиха.
На лишенную освещения улицу так никто и не высунулся. Пистолетные выстрелы по ночам в Сент-Луисе никого не удивляли. Пьяные звероловы по дороге домой часто спускали курки из чистого воодушевления.
Носком ноги я перевернул застреленного. Мертвый, как полагается, и один из тех, кого я видел в погоне за нами на Запад. Рядом с ним лежал мой пистолет. Я подобрал его и сунул за пояс.
Один из уложенных нами, тяжело раненный, начал подниматься. Жобдобва подкинул в руке свою деревянную дубинку.
— Лежи смирно, черт тебя не видал, — тоном светской беседы предложил он, — а то раскрою черепушку.
Человек затих. Жобдобва перекатил его на спину.
— Выживешь, чтобы я тебя больше не видел, — покойно информировал, — или лопнешь у меня, как переспелый арбуз.
Пристегнул ногу. Я смотрел, как он это делает, раздумывая, сколько раз эта нога меняла амплуа при потасовках. Оружие из нее получалось страшное, и что-что, а воином Жобдобва являлся отличным. Обок с ним — на своей стороне — можно не опасаться за свою спину.
Мы похромали домой. Кто-то лягнул меня по ноге, я не помнил, как и когда, и, посмотревшись в зеркало, висящее в моей комнате, я обнаружил, что на скуле у меня вспух рубец, а над глазом красуется шишка.
Жоб плюхнулся на свою кровать и тоже разглядывал меня.
— Видик у тебя — можно подумать, в драке побывал, — известил он меня и хихикнул. — Хороша заваруха, лучше целый год не пробовал! Но ты нас выручил, обоих, капитально выручил, пристрелив того, первого.
— Думаешь?
— Да. Я кумекаю, что он и за вожака у них ходил, и за казначея в то же время. Как ты его кокнул, у них кой у кого и энтузиазм прошел сразу, ведь, как знать, когда теперь заплатят… если заплатят вообще.
— Я стрелял наверняка, — сказал я. — Он прямо на меня несся.
Два следующих дня мы прошатались по городу, каждый на особицу, не пропуская ничего мимо ушей. Ничего не выяснили. Все правда, люди появляются, покупают свинец для пуль, порох, еду и исчезают неведомо куда, но конкретного никто ничего не знал. Или знал и считал, что молчание — золото.
Вечерами мы держались подальше от беспокойных мест и рано уходили к себе. Я попробовал повидаться с Шото, который имел большие возможности для наблюдений, чем даже Пьер. Но он в городе отсутствовал.
Одним поздним утром в нашу дверь негромко постучали. Оказалась Мэри О'Брайен.
— Это Пьер, — прошептала она. — Идемте!
Он сидел в кухне с чашкой Мэриного кофе.
— Пароход пришел, — говорил он, понизив голос. — Встал милях в четырех или пяти отсюда у островка неподалеку от устья Холодного ручья. В город с него прислали лодку, она причалила, где впадает Мельничный ручей.
— Кто сошел?
— Два джентльмена и леди. Сейчас прогуливаются по улицам.
Приехала Табита. Здесь теперь, в Сент-Луисе. На сей-то раз она ко мне прислушается? Или нет?
Глава 15
Как я предложил, Жобдобва, не обнаруживая себя, засел в доме Мэри О'Брайен. Я остановился на ближайшем углу, определяя свои дальнейшие действия.
Больше всего мне был нужен Шото. Вокруг его меховой торговли вертелись все городские дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Сверкнул глазами на Жоба, на меня.
— Жан Даниэль Талон. Хорошее имя. По-моему, был в свое время один Талон, пиратом плавал.
— Был, — холодно подтвердил я, — первый из нашего рода. Пожалуй, лучше нас сумел бы справиться с нашими задачами. Сверху подходит пароход. Раньше «Западный механик» назывался.
— Морской-то змей? — Пьер усмехнулся. — Вот уж он мне нравился! Мне бы такой. Теперь его как прозвали?
Я пожал плечами.
— Мы ехали напрямик, чтобы добраться сюда до него.
Следом обрисовал ему положение, и, когда кончил, он настороженно осмотрелся.
— Я человек честный, так что мне никто ничего не говорит. Но слышу я хорошо, и много чего слышу. Тянется народ в Сент-Луис, уходят в глубь страны и нет их… по нескольку человек зараз, полсотня, может, сотня всего. По слухам, что-то такое затевается, но ведь слухи постоянно ходят. Я ничему этому не верю.
— Что-то мало сегодня у вас посетителей.
Он нахмурился.
— Да, не понимаю почему. Обычно тут по двадцать пять — тридцать человек сразу бывает. Поздний час, конечно.
Я поднялся.
— Пьер, мы устали и собираемся лечь. Если появятся новости, мы у Мэри О'Брайен, но никому этого не говорите.
Мы ушли. Чуть задержались, стоя на углу. Веяло прохладой. Слабый ветерок нес сверху реки еле уловимый намек на дым костра.
Жоб нервно оглядывался.
— Дрянное место. Давай-ка лучше поскорей отсюда.
Однако я не торопился. Не тень ли человека мелькнула в дверном проходе? Я сунул руку под одежду, нащупал пистолет, тогда только медленно повернулся — идти за Жобдобва.
Они ринулись на нас из темноты всей гурьбой. Только мокасины по деревянному настилу зашебуршали. Прятались по темным углам, поджидая нас, и сомкнулись вокруг — охнуть не успеешь.
Пистолет вылетел наружу, и я выстрелил. Не мог бы промахнуться даже при желании, цель находилась на расстоянии вытянутой руки. Он запнулся на полушаге, затем свалился. С размаху врезав другому стволом пистолета, я уложил и его, третьему вбил дуло прямо в горло.
Жобдобва обернулся, точно молния. Никогда не думал, что он способен на такую скорость. Уже размахивал вокруг себя ножом. Рядом была штакетная изгородь, и около нее мы повернулись лицом к врагам.
Из руки Жоба выбили нож, и он отлетел в сторону. Потеряв пистолет, сквозь надвинувшихся противников я увидел, что его приперли к доскам. Он выбросил вперед кулак, быстро нагнулся, и, когда я отбил ближайших, Жоб раздавал затрещины своей деревянной ногой!
Поймав одного левой рукой за глотку, я поднял его, оторвал от земли и двинул им в лицо другому. Рванувшись вперед, сбил обоих с ног, заработав при этом свирепый удар по почке. В повороте угодил еще одному рукой по виску. Поднял колено, встречая низкую атаку, и одновременно обрушил сверху удар по затылку. Нападавший хрюкнул и упал. Я пропустил чудовищный удар в лицо — казалось, дюжина людей направляла этот кулак, — но тут уже разразился градом ударов сам, нажимая на них, въезжая низко и с силой. Долбанул одного головой в лицо, приложил другому в пах коленом, и вдруг по сторонам у нас оказалось свободное пространство, и мы стояли вдвоем лишь, с хрипом втягивая драгоценный воздух.
Впрочем, нет не совсем вдвоем. Трое по крайней мере валялись вокруг на земле, один — тот, кого я застрелил.
Жобдобва одной рукой держался за штакетину, в другой все еще оставалась его деревянная подставка.
— Человек двенадцать было, наверно, — проговорил я.
— Похоже казалось, хотя я девять насчитал, — ублаготворение отозвался Жоб, — и не очень, чтоб очень. На море в старые деньки их бы хватило до первого чиха.
На лишенную освещения улицу так никто и не высунулся. Пистолетные выстрелы по ночам в Сент-Луисе никого не удивляли. Пьяные звероловы по дороге домой часто спускали курки из чистого воодушевления.
Носком ноги я перевернул застреленного. Мертвый, как полагается, и один из тех, кого я видел в погоне за нами на Запад. Рядом с ним лежал мой пистолет. Я подобрал его и сунул за пояс.
Один из уложенных нами, тяжело раненный, начал подниматься. Жобдобва подкинул в руке свою деревянную дубинку.
— Лежи смирно, черт тебя не видал, — тоном светской беседы предложил он, — а то раскрою черепушку.
Человек затих. Жобдобва перекатил его на спину.
— Выживешь, чтобы я тебя больше не видел, — покойно информировал, — или лопнешь у меня, как переспелый арбуз.
Пристегнул ногу. Я смотрел, как он это делает, раздумывая, сколько раз эта нога меняла амплуа при потасовках. Оружие из нее получалось страшное, и что-что, а воином Жобдобва являлся отличным. Обок с ним — на своей стороне — можно не опасаться за свою спину.
Мы похромали домой. Кто-то лягнул меня по ноге, я не помнил, как и когда, и, посмотревшись в зеркало, висящее в моей комнате, я обнаружил, что на скуле у меня вспух рубец, а над глазом красуется шишка.
Жоб плюхнулся на свою кровать и тоже разглядывал меня.
— Видик у тебя — можно подумать, в драке побывал, — известил он меня и хихикнул. — Хороша заваруха, лучше целый год не пробовал! Но ты нас выручил, обоих, капитально выручил, пристрелив того, первого.
— Думаешь?
— Да. Я кумекаю, что он и за вожака у них ходил, и за казначея в то же время. Как ты его кокнул, у них кой у кого и энтузиазм прошел сразу, ведь, как знать, когда теперь заплатят… если заплатят вообще.
— Я стрелял наверняка, — сказал я. — Он прямо на меня несся.
Два следующих дня мы прошатались по городу, каждый на особицу, не пропуская ничего мимо ушей. Ничего не выяснили. Все правда, люди появляются, покупают свинец для пуль, порох, еду и исчезают неведомо куда, но конкретного никто ничего не знал. Или знал и считал, что молчание — золото.
Вечерами мы держались подальше от беспокойных мест и рано уходили к себе. Я попробовал повидаться с Шото, который имел большие возможности для наблюдений, чем даже Пьер. Но он в городе отсутствовал.
Одним поздним утром в нашу дверь негромко постучали. Оказалась Мэри О'Брайен.
— Это Пьер, — прошептала она. — Идемте!
Он сидел в кухне с чашкой Мэриного кофе.
— Пароход пришел, — говорил он, понизив голос. — Встал милях в четырех или пяти отсюда у островка неподалеку от устья Холодного ручья. В город с него прислали лодку, она причалила, где впадает Мельничный ручей.
— Кто сошел?
— Два джентльмена и леди. Сейчас прогуливаются по улицам.
Приехала Табита. Здесь теперь, в Сент-Луисе. На сей-то раз она ко мне прислушается? Или нет?
Глава 15
Как я предложил, Жобдобва, не обнаруживая себя, засел в доме Мэри О'Брайен. Я остановился на ближайшем углу, определяя свои дальнейшие действия.
Больше всего мне был нужен Шото. Вокруг его меховой торговли вертелись все городские дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39