С их стороны были предприняты неудачные попытки убийства из засады, но теперь, наученные горьким опытом, они наверняка постараются придумать что-нибудь более изощренное.
Как бы там ни было, теперь мне хотелось лишь одного: побыстрее управиться с делами и вернуться в Каролину, в мои родные горы. Горячий воздух был тяжел и неподвижен: чувствовалось приближение грозы. Стерев пот с лица, я посмотрел в окно.
Окажись я здесь в другое время и при других обстоятельствах, Ямайка наверняка привела бы меня в восторг, но у меня не было времени, чтобы обращать внимание на завораживающую красоту этого места и людей, населявших его. Я должен думать о том, чтобы остаться в живых, пытаясь положить конец торговле, ломающей судьбы безвинных девушек. По моему глубокому убеждению, конец должен быть положен всякому рабству, хотя это явление и приняло мировой масштаб. Многие европейцы оказались в рабстве в Северной Африке, и не только там. Рабов, в основном, вывозили из Африки, но рабство в той или иной форме существовало почти во всем мире. Даже в Европе бедняцкая жизнь мало чем отличалась от жизни раба, только что зачастую оказывалась хуже. Хозяева, по крайней мере, кормили и как-то одевали своих рабов, а в Европе о бедняках позаботиться было некому.
Покончив с едой и по-прежнему оставаясь один в комнате, я стал перезаряжать пистолеты, снятые мной с седла вместе с кобурой. Я взял их с собой, что было вполне обычным делом для путника, отправившегося в дорогу в такое время и в столь ранний час.
Хозяин вошел в комнату и заметил пистолеты.
— Вы друг господина Легара?
— Да.
Он заметно потеплел. Это был круглолицый, розовощекий толстяк с венчиком рыжих волос вокруг лысины.
— Он славный человек, — сказал он. — Умный, хотя и кажется некоторым тихоней.
— Вы уже видели эти пистолеты?
Он улыбнулся.
— И коня тоже. Я видел, как вы приехали. — Он многозначительно посмотрел на меня. — У вас, похоже, были неприятности?
— На дорогах всегда неспокойно, — заметил я. — Ничего особенного.
— Здесь полно чужаков, — предупредил он меня. — Наверное, снова эти подонки из Порт-Ройяла. Так что лучше вам быть настороже.
— А то как же. — Я встал из-за стола.
Мне предстояло проехать шесть миль от Сантьяго-де-ла-Вега до небольшого поселения, построенного в устье Рио-Кобре.
— Если решите отправиться дальше, оставьте коня и пистолеты у сеньора Сандоваля, — посоветовал мне хозяин постоялого двора. — Я прослежу, чтобы их вернули хозяину.
Сунув пистолеты в кобуру, я уселся в седло и направил вороного по дороге, что вела в сторону Рио-Кобре. Мне навстречу то и дело попадались негры, нагруженные корзинами или тюками, которые они несли на голове; большинство из них негромко приветствовали меня. Многим был явно знаком мой конь, и они переводили взгляд с него на меня, зная, что я друг Легара.
Где сейчас Генри? Мы расстались с ним несколько часов назад, и с тех пор я его не видел. Мимо проехал всадник, направлявшийся, очевидно, в том же направлении, что и я. Со спины его осанка показалась мне знакомой, но я так и не вспомнил, где я мог его видеть. Мгновение спустя я снова услышал за спиной перестук лошадиных копыт и, оглянувшись назад, увидел еще двоих всадников, ехавших всего в полусотне ярдов позади.
По дороге шли несколько негров со своей ношей. Ехавшая мне навстречу карета остановилась, кучер слез с козел, подошел к лошадям и принялся поправлять упряжь.
Оглянувшись, я увидел, что всадники гораздо ближе. Теперь нас разделяло не более тридцати ярдов. Тот человек, обогнавший меня, остановился и разговаривал с пассажиром, сидевшим в карете, стоявшей посреди дороги.
Это было пустынное место, и все же до Рио-Кобре оставалось не более трех миль, а возможно, даже и меньше. Я обратил внимание еще на одну деталь, которая не была замечена мной раньше. На обочине дороги, недалеко от того места, где остановилась карета, сидели двое мужчин, распивавшие бутылку на двоих. Рядом с ними на земле лежал какой-то тюк.
Да что же это со мной? Я становлюсь чересчур подозрительным. Я удобнее устроился в седле и наполовину освободил один из пистолетов.
Я уже подъехал совсем близко к карете, когда человек, стоявший рядом с ней, обернулся, чтобы взглянуть на меня. Человек на коне сделал то же самое. Оба они улыбались. Человек на коне взмахнул рукой.
— Капитан, у нас тут есть для вас кое-что. Это должно вас заинтересовать.
— Что?
Вздрогнув, я обернулся.
Диана! Диана Маклин, испуганная и бледная как полотно, в компании Джозефа Питтинджела, устроившегося на сиденье рядом с ней.
— Мы все же изловили ее, — сказал он. — Мне показалось, что ты должен это узнать, потому что сейчас умрешь.
У меня не было времени на разговоры и раздумья, тем более, что соображать быстро я все равно не умел. Я что есть силы ударил шпорами вороного, направляя его на всадника, преградившего мне путь.
Мой вороной был большим и сильным; он с размаху налетел грудью на коня моего врага и опрокинул его. Всадник, вылетев из седла, растянулся на земле. Развернув коня, отчего тот взвился на дыбы, я ухватился за дверцу кареты, настежь распахнув ее.
— Сюда! Диана, прыгай!
К нам уже бежали какие-то люди. Те двое, что сидели у дороги, вскочили на ноги, но для того, чтобы добраться до меня, им нужно было обойти поверженную на землю лошадь, которая отчаянно брыкалась, пытаясь подняться. Кучер, до этого якобы возившийся с упряжью, бросился было ко мне, но я направил на него вороного, и, пытаясь увернуться, он потерял равновесие и упал.
Диана выпрыгнула из кареты, оставив в руках у Питтинджела большой клок своего платья. Развернув коня, я протянул ей руку, и она ухватилась за нее, вставляя ногу в стремя как раз в тот момент, как я втащил ее наверх. Мы направили коня вперед, и, выхватив пистолет, я выстрелил в того, который был ближе всех ко мне. Он покачнулся и упал; был ли этот человек ранен или же убит, я не знал.
Впереди на дороге нам преградили путь еще четверо, очевидно, это были люди из шайки Питтинджела. Я сунул пистолет в кобуру и направил вороного вверх по прибрежному склону. Конь взлетел на вершину, устремляясь в заросли. Верхом сквозь такую чащобу было не проехать, поэтому мы спрыгнули на землю и бросились бежать, пробираясь между деревьями. Моим единственным желанием было оказаться на берегу. Мы бежали, падали, поспешно поднимались и бежали дальше.
Вслед нам неслись дикие вопли и проклятия. Громче всех разорялся сам Питтинджел.
— Догоните их, черт вас всех побери! — вопил он. — Догоните, или я с вас шкуру спущу!
Мы продирались сквозь джунгли. Под ногами хлюпала грязь. Путь преграждали спускающиеся с деревьев лианы, оплетенные лозами дикого винограда. Петляя и делая резкие повороты, я прокладывал путь туда, где, как мне казалось, джунгли расступаются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Как бы там ни было, теперь мне хотелось лишь одного: побыстрее управиться с делами и вернуться в Каролину, в мои родные горы. Горячий воздух был тяжел и неподвижен: чувствовалось приближение грозы. Стерев пот с лица, я посмотрел в окно.
Окажись я здесь в другое время и при других обстоятельствах, Ямайка наверняка привела бы меня в восторг, но у меня не было времени, чтобы обращать внимание на завораживающую красоту этого места и людей, населявших его. Я должен думать о том, чтобы остаться в живых, пытаясь положить конец торговле, ломающей судьбы безвинных девушек. По моему глубокому убеждению, конец должен быть положен всякому рабству, хотя это явление и приняло мировой масштаб. Многие европейцы оказались в рабстве в Северной Африке, и не только там. Рабов, в основном, вывозили из Африки, но рабство в той или иной форме существовало почти во всем мире. Даже в Европе бедняцкая жизнь мало чем отличалась от жизни раба, только что зачастую оказывалась хуже. Хозяева, по крайней мере, кормили и как-то одевали своих рабов, а в Европе о бедняках позаботиться было некому.
Покончив с едой и по-прежнему оставаясь один в комнате, я стал перезаряжать пистолеты, снятые мной с седла вместе с кобурой. Я взял их с собой, что было вполне обычным делом для путника, отправившегося в дорогу в такое время и в столь ранний час.
Хозяин вошел в комнату и заметил пистолеты.
— Вы друг господина Легара?
— Да.
Он заметно потеплел. Это был круглолицый, розовощекий толстяк с венчиком рыжих волос вокруг лысины.
— Он славный человек, — сказал он. — Умный, хотя и кажется некоторым тихоней.
— Вы уже видели эти пистолеты?
Он улыбнулся.
— И коня тоже. Я видел, как вы приехали. — Он многозначительно посмотрел на меня. — У вас, похоже, были неприятности?
— На дорогах всегда неспокойно, — заметил я. — Ничего особенного.
— Здесь полно чужаков, — предупредил он меня. — Наверное, снова эти подонки из Порт-Ройяла. Так что лучше вам быть настороже.
— А то как же. — Я встал из-за стола.
Мне предстояло проехать шесть миль от Сантьяго-де-ла-Вега до небольшого поселения, построенного в устье Рио-Кобре.
— Если решите отправиться дальше, оставьте коня и пистолеты у сеньора Сандоваля, — посоветовал мне хозяин постоялого двора. — Я прослежу, чтобы их вернули хозяину.
Сунув пистолеты в кобуру, я уселся в седло и направил вороного по дороге, что вела в сторону Рио-Кобре. Мне навстречу то и дело попадались негры, нагруженные корзинами или тюками, которые они несли на голове; большинство из них негромко приветствовали меня. Многим был явно знаком мой конь, и они переводили взгляд с него на меня, зная, что я друг Легара.
Где сейчас Генри? Мы расстались с ним несколько часов назад, и с тех пор я его не видел. Мимо проехал всадник, направлявшийся, очевидно, в том же направлении, что и я. Со спины его осанка показалась мне знакомой, но я так и не вспомнил, где я мог его видеть. Мгновение спустя я снова услышал за спиной перестук лошадиных копыт и, оглянувшись назад, увидел еще двоих всадников, ехавших всего в полусотне ярдов позади.
По дороге шли несколько негров со своей ношей. Ехавшая мне навстречу карета остановилась, кучер слез с козел, подошел к лошадям и принялся поправлять упряжь.
Оглянувшись, я увидел, что всадники гораздо ближе. Теперь нас разделяло не более тридцати ярдов. Тот человек, обогнавший меня, остановился и разговаривал с пассажиром, сидевшим в карете, стоявшей посреди дороги.
Это было пустынное место, и все же до Рио-Кобре оставалось не более трех миль, а возможно, даже и меньше. Я обратил внимание еще на одну деталь, которая не была замечена мной раньше. На обочине дороги, недалеко от того места, где остановилась карета, сидели двое мужчин, распивавшие бутылку на двоих. Рядом с ними на земле лежал какой-то тюк.
Да что же это со мной? Я становлюсь чересчур подозрительным. Я удобнее устроился в седле и наполовину освободил один из пистолетов.
Я уже подъехал совсем близко к карете, когда человек, стоявший рядом с ней, обернулся, чтобы взглянуть на меня. Человек на коне сделал то же самое. Оба они улыбались. Человек на коне взмахнул рукой.
— Капитан, у нас тут есть для вас кое-что. Это должно вас заинтересовать.
— Что?
Вздрогнув, я обернулся.
Диана! Диана Маклин, испуганная и бледная как полотно, в компании Джозефа Питтинджела, устроившегося на сиденье рядом с ней.
— Мы все же изловили ее, — сказал он. — Мне показалось, что ты должен это узнать, потому что сейчас умрешь.
У меня не было времени на разговоры и раздумья, тем более, что соображать быстро я все равно не умел. Я что есть силы ударил шпорами вороного, направляя его на всадника, преградившего мне путь.
Мой вороной был большим и сильным; он с размаху налетел грудью на коня моего врага и опрокинул его. Всадник, вылетев из седла, растянулся на земле. Развернув коня, отчего тот взвился на дыбы, я ухватился за дверцу кареты, настежь распахнув ее.
— Сюда! Диана, прыгай!
К нам уже бежали какие-то люди. Те двое, что сидели у дороги, вскочили на ноги, но для того, чтобы добраться до меня, им нужно было обойти поверженную на землю лошадь, которая отчаянно брыкалась, пытаясь подняться. Кучер, до этого якобы возившийся с упряжью, бросился было ко мне, но я направил на него вороного, и, пытаясь увернуться, он потерял равновесие и упал.
Диана выпрыгнула из кареты, оставив в руках у Питтинджела большой клок своего платья. Развернув коня, я протянул ей руку, и она ухватилась за нее, вставляя ногу в стремя как раз в тот момент, как я втащил ее наверх. Мы направили коня вперед, и, выхватив пистолет, я выстрелил в того, который был ближе всех ко мне. Он покачнулся и упал; был ли этот человек ранен или же убит, я не знал.
Впереди на дороге нам преградили путь еще четверо, очевидно, это были люди из шайки Питтинджела. Я сунул пистолет в кобуру и направил вороного вверх по прибрежному склону. Конь взлетел на вершину, устремляясь в заросли. Верхом сквозь такую чащобу было не проехать, поэтому мы спрыгнули на землю и бросились бежать, пробираясь между деревьями. Моим единственным желанием было оказаться на берегу. Мы бежали, падали, поспешно поднимались и бежали дальше.
Вслед нам неслись дикие вопли и проклятия. Громче всех разорялся сам Питтинджел.
— Догоните их, черт вас всех побери! — вопил он. — Догоните, или я с вас шкуру спущу!
Мы продирались сквозь джунгли. Под ногами хлюпала грязь. Путь преграждали спускающиеся с деревьев лианы, оплетенные лозами дикого винограда. Петляя и делая резкие повороты, я прокладывал путь туда, где, как мне казалось, джунгли расступаются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66