В комнате оставались трое – Корнеев, Федотов и его телохранитель, когда в коридор ворвались двое ликвидаторов Дубневича, почуявшие неладное. Бросив взгляд на тела товарищей, они с ходу ударили из автоматов по дверям кабинетов, привыкнув реагировать на опасность только таким образом. В то же мгновение начали стрельбу по окнам офиса и те профессионалы «зачистки», что стерегли команду Федотова снаружи.
Телохранитель Ираклия погиб сразу, получив с десяток пуль в грудь и живот. Корнеева ранило в голову пулей с улицы, Ираклию тоже достались две пули – в шею и в плечо, поэтому он потерял сознание не сразу, успев выстрелить в коридор из «глушака». Огонь из коридора прекратился, можно было отступать, но сил уже не хватало, боль туманила кружившуюся голову, кровь из пробитой шеи толчками выплескивалась на рубашку, стекала по груди и спине, а вместе с ней уходила и жизнь.
Ираклий последней вспышкой сознания выбросил из разбитого окна один из «глушаков», сел на пол, потом лег и перевернулся на спину. Голова кружилась все сильней, но он все же смог мысленно произнести мантру, останавливающую кровотечение. Произнося последние слова мантры: лунг-гом ин-ё-до, – он почувствовал умиротворение и заставил глаза остаться открытыми. Сознание померкло…
Когда в помещение заглянул телохранитель Дубневича, он увидел три неподвижных окровавленных тела, подержал их под дулом автомата и отступил в коридор.
– Трупы, товарищ полковник.
В комнату, тяжело ступая, вошел Дубневич с бледным землистым лицом, еще не полностью пришедший в себя после укола, снимающего психическую блокаду от разряда «глушака». Постоял над лежащим навзничь с открытыми глазами Федотовым, сплюнул.
– Их здесь трое. Где остальные?
– Ушли через чердак на крышу, там их и сняли.
– Хорошо. Убираемся отсюда.
– Там милиция подъехала…
– Я сейчас спущусь.
– А их куда?
– Вот милиция и похоронит. – Дубневич помял лицо ладонями, все еще глядя на умиротворенное лицо магистра Ордена чести, покачал головой. – Ах, полковник, полковник, ну почему ты был таким несговорчивым? Что я теперь предъявлю Джехангиру? – Он вышел из служебной комнаты. – Сколько человек мы потеряли?
– Двоих, Чешко и Громова, товарищ полковник. Еще пятеро попали под «глушак», но уже отходят.
– По машинам. Поедем на Мальцева, а потом на Воропаева…
Стуча ботинками, спецназ Дубневича покинул офис Ордена чести, унося погибших ликвидаторов. На короткое время в Доме культуры установилась тишина, лишь снаружи доносились возбужденные голоса да ворчали двигатели нескольких автомашин.
Федотов зашевелился, моргнул дважды, слезами промывая глаза, повернул голову и встретил затуманенный взгляд Корнеева.
– У нас всего две минуты, командир, сейчас сюда заявится доблестная жуковская милиция.
– Я думал, тебя убили.
– Хрен меня убьешь одной пулей! Череп крепкий, а вместо мозгов одна кость.
– Тогда все в порядке. Помоги-ка…
Майор с залитым кровью лицом – пуля пропахала голову прямо надо лбом и вырвала длинную полоску кожи с волосами, сделав аккуратный пробор, – помог Ираклию встать, и они, ковыляя, поддерживая друг друга, кое-как добрались до запасного выхода с сорванной дверью. Сошли по лестнице вниз, пересекли холл и затаились в туалете на первом этаже.
Суматоха возле Дома культуры несколько улеглась, но прибывший по тревоге отряд ОМОНа и сотрудники милиции продолжали носиться вверх и вниз по двум лестницам, бухая ботинками и сапогами, таскали тела погибших охранников Ордена, обыскивали помещения на втором этаже, потом на первом, однако в туалет с табличкой «не работает» заглянуть так и не удосужились.
К двенадцати часам ночи шум стал стихать. Забрав трупы, омоновцы опечатали офис Ордена и удалились. Еще некоторое время слышались голоса примчавшихся на выстрелы владельцев других офисов, арендующих помещения на первом этаже ДК, затем все окончательно стихло. Домом культуры завладела мрачная, пропитанная пороховой гарью тишина.
– Уходим, – шепнул Корнеев. – Я открыл окно.
– Подожди, – отозвался Ираклий, все это время просидевший у стены в позе горы и пытавшийся подпитаться энергией с помощью медитационной техники лунг-гом; кровотечение из ран ему удалось остановить давно, однако вынуть пулю из плеча и заштопать дырки в шее и плече усилием воли он не мог. – Поищи пистолет…
– На кой черт тебе сейчас пистолет?! У меня есть…
– Это пси-генератор… я выбросил его из окна служебки, сориентируйся, куда он мог упасть.
– Его, наверное, давно нашли бойцы полковника.
– Поищи.
Корнеев вылез в окно, пропадал минут десять, потом в проеме окна появилась его голова.
– Порядок, нашел! Давай руку.
Федотов с трудом взобрался на подоконник, с помощью майора сполз вниз, на асфальтовую полоску вдоль стены здания, выпрямился, шепча что-то сквозь зубы.
– Что? – не понял Корнеев, наклонившись к нему.
– Это стихи… я вспомнил… у меня друг – поэт, у него есть такие строки:
С волками выть по-волчьи не привык,
Хотя всегда отчаянно кусался.
Я под ударами не сдался и не сник,
И сквозь флажки, израненный, прорвался…
– Хорошие стихи, в самую точку. Но нам пора рвать отсюда когти. Куда мы теперь, Кириллыч? На Воропаева?
Словно в ответ, с окраины Жуковки донеслись отчетливые щелчки, поодиночке и сериями, похожие на выстрелы. Впрочем, это и были выстрелы – пистолетные и автоматные. Жителям города, еще не пришедшим в себя от стрельбы в самом центре, в районе Дома культуры, предлагалось стать свидетелями еще одной крутой разборки.
– Это у нас? – прислушался к выстрелам Корнеев.
– Крутов! – сцепил челюсти Ираклий. – Дубневич со своими волкодавами поехал туда…
– Ну и что? Не собираешься же ты в таком состоянии мчаться на помощь?
Стрельба стихла. Прошла минута, другая, третья, однако ночная тишина больше не нарушалась ни одним звуком. Ираклий и майор посмотрели друг на друга и двинулись прочь от здания ДК, в котором недавно разыгралась кровавая драма. Оба понимали, что остались в живых лишь благодаря капризу судьбы, но хватит ли им сил и везения, чтобы покинуть Брянщину и добраться до столицы, не знали.
Жуковка
КРУТОВ
Он шел по березовой роще, не ощущая ни рук, ни ног, веселый и довольный, и вслушивался в голос Елизаветы, напевающей что-то себе под нос, собирающей цветы и то и дело исчезающей впереди. Стволы берез буквально светились белизной, лучи солнца пронизывали рощу насквозь и превращали ее в лучезарный храм природы, прекрасней которого не было ничего на свете. Егор шел-плыл в невесомости и тишине, улыбался своим мыслям, эйфорическому состоянию счастья и беззаботности и все никак не мог догнать летящую впереди фигурку. А потом откуда-то потянуло холодом, сыростью, гнилью, солнце скрылось за иссиня-черной мрачной пеленой туч, и эйфория кончилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Телохранитель Ираклия погиб сразу, получив с десяток пуль в грудь и живот. Корнеева ранило в голову пулей с улицы, Ираклию тоже достались две пули – в шею и в плечо, поэтому он потерял сознание не сразу, успев выстрелить в коридор из «глушака». Огонь из коридора прекратился, можно было отступать, но сил уже не хватало, боль туманила кружившуюся голову, кровь из пробитой шеи толчками выплескивалась на рубашку, стекала по груди и спине, а вместе с ней уходила и жизнь.
Ираклий последней вспышкой сознания выбросил из разбитого окна один из «глушаков», сел на пол, потом лег и перевернулся на спину. Голова кружилась все сильней, но он все же смог мысленно произнести мантру, останавливающую кровотечение. Произнося последние слова мантры: лунг-гом ин-ё-до, – он почувствовал умиротворение и заставил глаза остаться открытыми. Сознание померкло…
Когда в помещение заглянул телохранитель Дубневича, он увидел три неподвижных окровавленных тела, подержал их под дулом автомата и отступил в коридор.
– Трупы, товарищ полковник.
В комнату, тяжело ступая, вошел Дубневич с бледным землистым лицом, еще не полностью пришедший в себя после укола, снимающего психическую блокаду от разряда «глушака». Постоял над лежащим навзничь с открытыми глазами Федотовым, сплюнул.
– Их здесь трое. Где остальные?
– Ушли через чердак на крышу, там их и сняли.
– Хорошо. Убираемся отсюда.
– Там милиция подъехала…
– Я сейчас спущусь.
– А их куда?
– Вот милиция и похоронит. – Дубневич помял лицо ладонями, все еще глядя на умиротворенное лицо магистра Ордена чести, покачал головой. – Ах, полковник, полковник, ну почему ты был таким несговорчивым? Что я теперь предъявлю Джехангиру? – Он вышел из служебной комнаты. – Сколько человек мы потеряли?
– Двоих, Чешко и Громова, товарищ полковник. Еще пятеро попали под «глушак», но уже отходят.
– По машинам. Поедем на Мальцева, а потом на Воропаева…
Стуча ботинками, спецназ Дубневича покинул офис Ордена чести, унося погибших ликвидаторов. На короткое время в Доме культуры установилась тишина, лишь снаружи доносились возбужденные голоса да ворчали двигатели нескольких автомашин.
Федотов зашевелился, моргнул дважды, слезами промывая глаза, повернул голову и встретил затуманенный взгляд Корнеева.
– У нас всего две минуты, командир, сейчас сюда заявится доблестная жуковская милиция.
– Я думал, тебя убили.
– Хрен меня убьешь одной пулей! Череп крепкий, а вместо мозгов одна кость.
– Тогда все в порядке. Помоги-ка…
Майор с залитым кровью лицом – пуля пропахала голову прямо надо лбом и вырвала длинную полоску кожи с волосами, сделав аккуратный пробор, – помог Ираклию встать, и они, ковыляя, поддерживая друг друга, кое-как добрались до запасного выхода с сорванной дверью. Сошли по лестнице вниз, пересекли холл и затаились в туалете на первом этаже.
Суматоха возле Дома культуры несколько улеглась, но прибывший по тревоге отряд ОМОНа и сотрудники милиции продолжали носиться вверх и вниз по двум лестницам, бухая ботинками и сапогами, таскали тела погибших охранников Ордена, обыскивали помещения на втором этаже, потом на первом, однако в туалет с табличкой «не работает» заглянуть так и не удосужились.
К двенадцати часам ночи шум стал стихать. Забрав трупы, омоновцы опечатали офис Ордена и удалились. Еще некоторое время слышались голоса примчавшихся на выстрелы владельцев других офисов, арендующих помещения на первом этаже ДК, затем все окончательно стихло. Домом культуры завладела мрачная, пропитанная пороховой гарью тишина.
– Уходим, – шепнул Корнеев. – Я открыл окно.
– Подожди, – отозвался Ираклий, все это время просидевший у стены в позе горы и пытавшийся подпитаться энергией с помощью медитационной техники лунг-гом; кровотечение из ран ему удалось остановить давно, однако вынуть пулю из плеча и заштопать дырки в шее и плече усилием воли он не мог. – Поищи пистолет…
– На кой черт тебе сейчас пистолет?! У меня есть…
– Это пси-генератор… я выбросил его из окна служебки, сориентируйся, куда он мог упасть.
– Его, наверное, давно нашли бойцы полковника.
– Поищи.
Корнеев вылез в окно, пропадал минут десять, потом в проеме окна появилась его голова.
– Порядок, нашел! Давай руку.
Федотов с трудом взобрался на подоконник, с помощью майора сполз вниз, на асфальтовую полоску вдоль стены здания, выпрямился, шепча что-то сквозь зубы.
– Что? – не понял Корнеев, наклонившись к нему.
– Это стихи… я вспомнил… у меня друг – поэт, у него есть такие строки:
С волками выть по-волчьи не привык,
Хотя всегда отчаянно кусался.
Я под ударами не сдался и не сник,
И сквозь флажки, израненный, прорвался…
– Хорошие стихи, в самую точку. Но нам пора рвать отсюда когти. Куда мы теперь, Кириллыч? На Воропаева?
Словно в ответ, с окраины Жуковки донеслись отчетливые щелчки, поодиночке и сериями, похожие на выстрелы. Впрочем, это и были выстрелы – пистолетные и автоматные. Жителям города, еще не пришедшим в себя от стрельбы в самом центре, в районе Дома культуры, предлагалось стать свидетелями еще одной крутой разборки.
– Это у нас? – прислушался к выстрелам Корнеев.
– Крутов! – сцепил челюсти Ираклий. – Дубневич со своими волкодавами поехал туда…
– Ну и что? Не собираешься же ты в таком состоянии мчаться на помощь?
Стрельба стихла. Прошла минута, другая, третья, однако ночная тишина больше не нарушалась ни одним звуком. Ираклий и майор посмотрели друг на друга и двинулись прочь от здания ДК, в котором недавно разыгралась кровавая драма. Оба понимали, что остались в живых лишь благодаря капризу судьбы, но хватит ли им сил и везения, чтобы покинуть Брянщину и добраться до столицы, не знали.
Жуковка
КРУТОВ
Он шел по березовой роще, не ощущая ни рук, ни ног, веселый и довольный, и вслушивался в голос Елизаветы, напевающей что-то себе под нос, собирающей цветы и то и дело исчезающей впереди. Стволы берез буквально светились белизной, лучи солнца пронизывали рощу насквозь и превращали ее в лучезарный храм природы, прекрасней которого не было ничего на свете. Егор шел-плыл в невесомости и тишине, улыбался своим мыслям, эйфорическому состоянию счастья и беззаботности и все никак не мог догнать летящую впереди фигурку. А потом откуда-то потянуло холодом, сыростью, гнилью, солнце скрылось за иссиня-черной мрачной пеленой туч, и эйфория кончилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118