Но если индеец не любил разговаривать, зато он умел действовать, и в критические минуты одно его слово стоило иногда дороже самых громких фраз.
Дон Пабло, повинуясь Валентину, вскинул винтовку на плечо и хотел было идти исполнять приказание своего друга.
— Куда вы идете? — спросил охотник, хватая его за руку.
— Искать отца Серафима.
— Подождите!
Оба охотника остались на своих местах, прислушиваясь к таинственному шуму пустыни.
Так прошел целый час, но пока еще ничто не указывало на то, что поиски Курумиллы увенчались успехом.
Валентин, потеряв терпение от долгого ожидания, хотел было уже сам отправиться на поиски, как вдруг послышался слабый и прерывистый крик райской птицы.
— Что это такое? — спросил дон Пабло с удивлением.
— Молчите! — прошептал Валентин.
Крик птицы повторился еще раз.
На этот раз он раздался уже гораздо ближе.
Валентин поднес пальцы ко рту и крикнул два раза с разными интонациями, подражая отрывистому и скрипучему крику оцелота. Проделал он это с таким искусством, что дон Пабло невольно вздрогнул и оглянулся, надеясь увидеть в кустах дикие, сверкающие глаза хищника.
Почти тотчас же в лесу в третий раз послышался крик райской птицы.
Валентин спокойно опустил винтовку прикладом на землю.
— Отлично, — проговорил он. — Не беспокойтесь, дон Пабло. Курумилла нашел отца Серафима.
Молодой человек изумленно посмотрел на него.
Охотник улыбнулся.
— Вы скоро увидите их, — продолжал он.
— Но каким образом узнали вы об этом?..
— Дитя, — перебил его Валентин, — в пустыне человеческий голос скорее вреден, чем полезен, и мы разговариваем на языке птиц и диких зверей.
— Да, — заметил простодушно молодой человек, — вы совершенно правы. Я слышал об этом несколько раз, но даже и не подозревал, что можно так легко понимать друг друга.
— Это еще что, — сказал добродушно охотник, — вы увидите еще и не то, если хоть с месяц проживете вместе с нами в пустыне.
Через несколько минут послышался отдаленный шум шагов, сначала слабый, а затем он становился все слышнее и слышнее, и вскоре две темные фигуры обрисовались в полумраке.
— Эй! — крикнул Валентин, взводя курок и прицеливаясь из винтовки. — Кто идет, друг или враг?
— Братья, — отвечал голос.
— Это Курумилла, — сказал Валентин, — пойдем к нему навстречу.
Дон Пабло последовал за ним.
Они приблизились к индейцу, который медленно двигался вперед, поддерживая и почти неся на руках миссионера.
Когда отец Серафим упал с лошади, он потерял сознание.
Долго лежал он без чувств во рву, куда скатился, падая с лошади, пока наконец не пришел в себя.
В первую минуту он с удивлением осмотрелся кругом, как бы спрашивая себя, каким образом он очутился здесь. Он хотел подняться, но жгучая боль в плече сразу напомнила ему все, что с ним случилось, — но он не растерялся. Один ночью в пустыне, окруженный тысячами опасностей всякого рода, из которых самая меньшая — быть съеденным дикими зверями, не имея никакого оружия для защиты, и, кроме того, слишком слабый для того, чтобы вступить в борьбу, он тем не менее решил подняться и во что бы то ни стало дотащиться до Пасо, находящегося в трех милях, где он надеялся найти помощь, в которой так нуждался.
Отец Серафим, как и вообще большинство миссионеров, великодушно жертвующих собой на пользу человечеству, принадлежал к числу людей, которые под слабой, почти женственной наружностью скрывают непоколебимую энергию и твердый, решительный характер.
Решившись идти в Пасо, он стал немедленно приводить свой план в исполнение. Прежде всего он, хотя и с величайшим трудом, перевязал платком рану, чтобы остановить обильно сочившуюся из нее кровь. Затем он промучился почти целый час, пока ему удалось, наконец, подняться и встать на ноги. Не раз чувствовал он в это время, что падает, холодный пот выступал у него на лбу, в ушах звенело, все вертелось перед его глазами, но он собрал все свои силы, поднял к небу глаза, полные слез, и из глубины сердца обратился с молитвой к Богу.
— Господи Боже! Помоги рабу Твоему, у него одна надежда на Тебя.
Молитва оказывает чудесное действие на человека, она утешает его, придает ему мужество и возвращает силы.
То же самое произошло и с отцом Серафимом. Помолившись Богу, он смело тронулся в путь, опираясь на палку, попавшуюся ему под руки.
Таким образом он прошел с полмили, останавливаясь чуть не каждую секунду для отдыха, но человеческие силы имеют свои пределы, и миссионер, несмотря на всю свою энергию, почувствовал наконец, что у него подкашиваются ноги, и в изнеможении снова опустился на землю под деревом, убедившись, что не может спасти себя сам, и положившись на волю Провидения.
В эту самую минуту к нему подошел по следам Курумилла.
Индеец помог ему подняться, а затем криком райской птицы дал знать своим друзьям о том, что ему удалось найти миссионера.
Отец Серафим не согласился на предложение вождя донести его и захотел сам идти к друзьям, поспешившим ему на помощь. Но силы вторично изменили ему. Он потерял сознание и упал на руки индейца, внимательно наблюдавшего за своим спутником, потому что вождь видел, что тот слабеет с каждой минутой и только ждал момента, когда миссионер окончательно выбьется из сил.
Валентин и Курумилла с помощью дона Пабло на скорую руку устроили носилки из древесных ветвей и, положив на них раненого, поспешно удалились от оврага.
Ночь уже прошла, и солнце высоко стояло на горизонте, а охотники все еще шли со своей ношей.
Наконец к одиннадцати часам утра они достигли пещеры, где временно поселился Валентин и куда он решил перенести раненого, чтобы самому ухаживать за ним.
У отца Серафима начиналась сильная лихорадка, лицо его пылало, глаза блестели. Как всегда бывает при ранах от огнестрельного оружия, нагноение вызвало сильное воспалительное состояние.
Миссионера положили на звериные шкуры, и Валентин сейчас же приступил к осмотру раны. По счастливой случайности пуля засела в плече, не тронув лопатки. Валентин извлек пулю, затем с помощью Курумиллы, который молча растер листья орегано, он сделал пластырь и положил его на рану, предварительно хорошенько промыв ее.
Когда рана была перевязана, миссионер заснул глубоким сном и проснулся только вечером.
Лечение Валентина дало прекрасные результаты: лихорадка прекратилась, черты лица приняли спокойное выражение, лихорадочный румянец исчез и сменился страшной бледностью из-за большой потери крови, одним словом, состояние здоровья раненого уже не внушало никаких опасений.
Проснувшись, миссионер увидел сидевших у его постели охотников, которые следили за ним тревожными глазами. Он улыбнулся и слабым голосом, до глубины души тронувшим охотников, сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80