Если даже дом сгорит, все-таки там все останется в сохранности.
— Не будем терять времени, — продолжал Паризьен.
Оба вышли, оставив капитана в первой комнате наблюдать за окрестностями дома и отвечать, если окажется необходимо, тем, кто неравно придет.
Бывший констапель корабля «Генрих IV » не солгал. Только он очень преувеличил, сказав, что он сам сделал тайник. Хижина, которой он сделался владельцем, была выстроена на том самом месте, где находился монастырь, исчезнувший уже несколько столетий тому назад. Моряк, работая в своем погребе, который он хотел увеличить, случайно нашел подземелье, простиравшееся довольно далеко до Саара.
После множества изворотов подземелье в одном месте составляло довольно обширную и почти круглую залу, в которую отворялось несколько галерей, но которых Легофу никогда не приходило в голову осмотреть.
Крепкая дубовая опускная дверь, обитая по краям железом, закрывала подземелье, и так как она находилась в углублении, куда дневной свет не проникал, ее почти невозможно было найти. Притом, если бы и нашли, железная решетка под опускной дверью, отворявшаяся только по известному секрету, устояла бы против всех усилий пройти далее. В этом-то подземелье Легоф и его жена решились скрыть свое скудное имущество. Уже несколько дней, предвидя события, они перенесли туда почти все свои драгоценности, так что им оставалось сделать очень немного путешествий для того, чтобы все, что они желали спасти, находилось в безопасности.
Легоф и Паризьен деятельно принялись за работу с помощью трактирщицы, которая приготовляла для них свертки.
Мишель, оставшись один в большой зале, сел возле двери и, облокотившись о стол, опустил голову на руку, предался своим мыслям.
Известия, принесенные Оборотнем, как ни были они неполны, однако оживили его мужество надеждой, поданной контрабандистом, увидеть мать и сестру, эти два существа, к которым он чувствовал такую глубокую нежность. Мало-помалу он до того погрузился в самого себя, что, так сказать, не сознавал того, что происходило вокруг него.
Вдруг он с живостью поднял голову и стал внимательно прислушиваться. Ему послышался быстрый топот лошади, бежавшей рысью. В самом деле, он не ошибся.
Мишель встал и хотел отворить дверь, но в ту же минуту дверь отворилась и вошел человек смелыми шагами.
— Эй, хозяин! — закричал он. — Разве здесь нет никого?
Он ударил ручкой хлыста по столу.
— Что вам нужно? — спросил Мишель.
— Кусок ветчины, ломоть хлеба, кружку пива и овса для лошади, — ответил незнакомец, садясь на стул.
— Подождите, я скажу хозяину, — ответил Мишель.
— Хорошо! Хорошо! Я не тороплюсь, — продолжал незнакомец, снимая шляпу и вытирая лоб большим клетчатым платком. — Уф! Как жарко! — прибавил он.
Без дальнейшей церемонии вынул он огромную трубку из кармана платья, методически набил ее и начал курить таким образом, что скоро исчез почти весь среди густого облака дыма.
Этот незнакомец, по-видимому, был старее средних лет.
Это был толстяк с выдавшимся брюшком, с красноватым и угреватым лицом, с веселым видом. Его серые глаза постоянно были в движении.
Он походил на барышника, был в поярковой шляпе с широкими полями, в сюртуке из серого сукна, на полах которого было бесчисленное множество карманов; панталоны из коричневого бумажного бархата были завязаны под холстинными штиблетами, доходившими до лядвий, а шпора на нем была только одна и привязана ремнем к правому каблуку. Опоясан он был широким кожаным поясом, а расстегнутый сюртук позволял видеть жилет с металлическими пуговицами.
Хозяин скоро явился. Переноска его вещей была окончена вполне.
— А! Вот и вы, дядя Легоф, — сказал незнакомец, фамильярно кланяясь ему рукой, — каким это чертом заняты вы? Я вас жду уже более четверти часа.
— Извините, господин Мейер, — сказал хозяин, дружелюбно тряся руку, протянутую ему, — если б я мог догадаться, что вы придете сегодня!
— Это правда, вы этого не знали, — сказал Мейер с громким хохотом. — Ба! Беда не велика. Подайте мне кусок окорока, ломоть хлеба и кружку пива, а лошади моей, пожалуйста, задайте овса. Бедное животное сделало большой переезд и, как хозяину, ей нужно подкрепиться.
Мишель, видя, что эти люди знают друг друга, сел поодаль, не желая вмешиваться в их разговор.
— Вас давно здесь не видать, господин Мейер, — продолжал трактирщик, услуживая своему посетителю.
— Да все дела, Легоф; не всегда едет человек, туда куда хочешь, особенно барышник. Кстати, хорошо здесь идет?
— Понемножку, господин Мейер, понемножку; времена пришли крутые.
— Кому вы это говорите? А все-таки человек, знающий дела, найдет способ сделать оборот. Что делает несчастнее одних, составляет счастье других. Не чокнетесь ли со мною? Мне всегда скучно пить одному.
Трактирщик налил себе стакан.
— За ваше здоровье, господин Мейер.
— Благодарю. За ваше! В окрестностях ничего нет нового?
— В новостях недостатка нет. Напротив, теперь их слишком много.
— Что хотите вы сказать? Неужели злодеи пруссаки уже здесь?
— Да, да, к несчастью. Не позже как в нынешнюю ночь поблизости отсюда было сражение. Вот, в Сент-Квирине.
— Ах, черт побери! Что это вы мне говорите? Уж не попал ли я впросак? Лес должен быть наполнен солдатами, пруссаками или французами?
— Уж этого я не умею вам сказать, господин Мейер.
— Однако, вы должны были приметить, спокойны ваши окрестности или нет?
— Я еще никого не видел сегодня. Вы первый перешли за порог моей двери.
— Вот это успокаивает меня. Итак, вы думаете, что могу, не подвергаясь большим опасностям, пройти по лесу; мне хотелось в Сент-Квирин; меня призывает туда одно дело. Но если эти негодяи пруссаки там, то лучше уж я проеду мимо.
— Это будет благоразумнее, особенно если вы везете деньги.
— Э! — сказал барышник с громким хохотом. — Я не без копеечки.
— Это ваше дело, господин Мейер, но позвольте, мне надо задать овса вашей лошади.
— Да, да! Ступайте.
Он начал есть очень аппетитно, оставив трактирщика заниматься своими делами.
Но барышник, по-видимому, не принадлежал к числу людей с молчаливым характером, для которых уединение составляет почти счастье. Проглотив три-четыре куска и выпив порядком, он вытер рот рукавом, поднял голову и обратился к Мишелю.
— Эй, приятель, — сказал он, — позвольте сказать вам словечко.
— Чего вы желаете, милостивый государь?
— Вы не согласны со мною?
— Я прежде должен узнать, в чем.
— В том, что лучше пьешь, когда пьешь не один.
— Я не вижу, почему вам не думать этого.
— Но ваше какое мнение?
— Я не имею никакого мнения на этот счет, я совершенно к этому равнодушен.
— Черт побери! — проворчал толстяк. — Этот молодчик кажется мне неразговорчив. Хотите выпить со мной стакан пива?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
— Не будем терять времени, — продолжал Паризьен.
Оба вышли, оставив капитана в первой комнате наблюдать за окрестностями дома и отвечать, если окажется необходимо, тем, кто неравно придет.
Бывший констапель корабля «Генрих IV » не солгал. Только он очень преувеличил, сказав, что он сам сделал тайник. Хижина, которой он сделался владельцем, была выстроена на том самом месте, где находился монастырь, исчезнувший уже несколько столетий тому назад. Моряк, работая в своем погребе, который он хотел увеличить, случайно нашел подземелье, простиравшееся довольно далеко до Саара.
После множества изворотов подземелье в одном месте составляло довольно обширную и почти круглую залу, в которую отворялось несколько галерей, но которых Легофу никогда не приходило в голову осмотреть.
Крепкая дубовая опускная дверь, обитая по краям железом, закрывала подземелье, и так как она находилась в углублении, куда дневной свет не проникал, ее почти невозможно было найти. Притом, если бы и нашли, железная решетка под опускной дверью, отворявшаяся только по известному секрету, устояла бы против всех усилий пройти далее. В этом-то подземелье Легоф и его жена решились скрыть свое скудное имущество. Уже несколько дней, предвидя события, они перенесли туда почти все свои драгоценности, так что им оставалось сделать очень немного путешествий для того, чтобы все, что они желали спасти, находилось в безопасности.
Легоф и Паризьен деятельно принялись за работу с помощью трактирщицы, которая приготовляла для них свертки.
Мишель, оставшись один в большой зале, сел возле двери и, облокотившись о стол, опустил голову на руку, предался своим мыслям.
Известия, принесенные Оборотнем, как ни были они неполны, однако оживили его мужество надеждой, поданной контрабандистом, увидеть мать и сестру, эти два существа, к которым он чувствовал такую глубокую нежность. Мало-помалу он до того погрузился в самого себя, что, так сказать, не сознавал того, что происходило вокруг него.
Вдруг он с живостью поднял голову и стал внимательно прислушиваться. Ему послышался быстрый топот лошади, бежавшей рысью. В самом деле, он не ошибся.
Мишель встал и хотел отворить дверь, но в ту же минуту дверь отворилась и вошел человек смелыми шагами.
— Эй, хозяин! — закричал он. — Разве здесь нет никого?
Он ударил ручкой хлыста по столу.
— Что вам нужно? — спросил Мишель.
— Кусок ветчины, ломоть хлеба, кружку пива и овса для лошади, — ответил незнакомец, садясь на стул.
— Подождите, я скажу хозяину, — ответил Мишель.
— Хорошо! Хорошо! Я не тороплюсь, — продолжал незнакомец, снимая шляпу и вытирая лоб большим клетчатым платком. — Уф! Как жарко! — прибавил он.
Без дальнейшей церемонии вынул он огромную трубку из кармана платья, методически набил ее и начал курить таким образом, что скоро исчез почти весь среди густого облака дыма.
Этот незнакомец, по-видимому, был старее средних лет.
Это был толстяк с выдавшимся брюшком, с красноватым и угреватым лицом, с веселым видом. Его серые глаза постоянно были в движении.
Он походил на барышника, был в поярковой шляпе с широкими полями, в сюртуке из серого сукна, на полах которого было бесчисленное множество карманов; панталоны из коричневого бумажного бархата были завязаны под холстинными штиблетами, доходившими до лядвий, а шпора на нем была только одна и привязана ремнем к правому каблуку. Опоясан он был широким кожаным поясом, а расстегнутый сюртук позволял видеть жилет с металлическими пуговицами.
Хозяин скоро явился. Переноска его вещей была окончена вполне.
— А! Вот и вы, дядя Легоф, — сказал незнакомец, фамильярно кланяясь ему рукой, — каким это чертом заняты вы? Я вас жду уже более четверти часа.
— Извините, господин Мейер, — сказал хозяин, дружелюбно тряся руку, протянутую ему, — если б я мог догадаться, что вы придете сегодня!
— Это правда, вы этого не знали, — сказал Мейер с громким хохотом. — Ба! Беда не велика. Подайте мне кусок окорока, ломоть хлеба и кружку пива, а лошади моей, пожалуйста, задайте овса. Бедное животное сделало большой переезд и, как хозяину, ей нужно подкрепиться.
Мишель, видя, что эти люди знают друг друга, сел поодаль, не желая вмешиваться в их разговор.
— Вас давно здесь не видать, господин Мейер, — продолжал трактирщик, услуживая своему посетителю.
— Да все дела, Легоф; не всегда едет человек, туда куда хочешь, особенно барышник. Кстати, хорошо здесь идет?
— Понемножку, господин Мейер, понемножку; времена пришли крутые.
— Кому вы это говорите? А все-таки человек, знающий дела, найдет способ сделать оборот. Что делает несчастнее одних, составляет счастье других. Не чокнетесь ли со мною? Мне всегда скучно пить одному.
Трактирщик налил себе стакан.
— За ваше здоровье, господин Мейер.
— Благодарю. За ваше! В окрестностях ничего нет нового?
— В новостях недостатка нет. Напротив, теперь их слишком много.
— Что хотите вы сказать? Неужели злодеи пруссаки уже здесь?
— Да, да, к несчастью. Не позже как в нынешнюю ночь поблизости отсюда было сражение. Вот, в Сент-Квирине.
— Ах, черт побери! Что это вы мне говорите? Уж не попал ли я впросак? Лес должен быть наполнен солдатами, пруссаками или французами?
— Уж этого я не умею вам сказать, господин Мейер.
— Однако, вы должны были приметить, спокойны ваши окрестности или нет?
— Я еще никого не видел сегодня. Вы первый перешли за порог моей двери.
— Вот это успокаивает меня. Итак, вы думаете, что могу, не подвергаясь большим опасностям, пройти по лесу; мне хотелось в Сент-Квирин; меня призывает туда одно дело. Но если эти негодяи пруссаки там, то лучше уж я проеду мимо.
— Это будет благоразумнее, особенно если вы везете деньги.
— Э! — сказал барышник с громким хохотом. — Я не без копеечки.
— Это ваше дело, господин Мейер, но позвольте, мне надо задать овса вашей лошади.
— Да, да! Ступайте.
Он начал есть очень аппетитно, оставив трактирщика заниматься своими делами.
Но барышник, по-видимому, не принадлежал к числу людей с молчаливым характером, для которых уединение составляет почти счастье. Проглотив три-четыре куска и выпив порядком, он вытер рот рукавом, поднял голову и обратился к Мишелю.
— Эй, приятель, — сказал он, — позвольте сказать вам словечко.
— Чего вы желаете, милостивый государь?
— Вы не согласны со мною?
— Я прежде должен узнать, в чем.
— В том, что лучше пьешь, когда пьешь не один.
— Я не вижу, почему вам не думать этого.
— Но ваше какое мнение?
— Я не имею никакого мнения на этот счет, я совершенно к этому равнодушен.
— Черт побери! — проворчал толстяк. — Этот молодчик кажется мне неразговорчив. Хотите выпить со мной стакан пива?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133