Они оставались с минуту неподвижны, наклонившись вперед и прислушиваясь; потом, когда шаги старика замолкли, первая, занявшая комнату, подошла к той, которая пришла.
— Ну что, моя милая барыня? — спросила она с участием.
— Все устроено и решено; сегодня вечером в половине девятого, — ответила молодая дама, садясь на стул у окна.
— Идти мне с вами?
— Нет, Элена, это невозможно.
— Однако вы мне обещали, — сказала Элена тоном упрека.
— Ты говоришь вздор, я ни слова не упоминала об этом; впрочем, успокойся, я пойду не одна, сам наш хозяин господин Иоган будет провожать меня.
— Хороша защита, анабаптист?
— Анабаптист такой же мужчина, как и всякий другой, как мне кажется; я видала их много в Германии.
— Очень может быть, графиня, — возразила молодая девушка нравоучительным тоном, — но между анабаптистами немецкими и французскими большая разница.
— Скажите, пожалуйста! Неужели здешние люди бесчестные?
— О, нет! Напротив, это честнейшие люди на свете.
— Так в чем же ты их упрекаешь?
— Ни в чем, только для женщины это жалкие защитники.
— Уж не трусы ли они? — спросила, улыбаясь, графиня, в которой читатель, без сомнения, узнал госпожу де Вальреаль.
Каким образом графиня де Вальреаль успела выбраться из Страсбурга, так тесно обложенного немецкой армией, это мы скоро объясним.
— Трусы анабаптисты! — с живостью вскричала молодая девушка. — Нет, графиня, напротив, они очень храбры.
— Действительно, те, которых я знала, славились своею храбростью.
— О! Погодите, графиня; мужество здешних анабаптистов совсем не похоже на немецких; это, если я могу выразиться таким образом, мужество, независящее от пылкости крови, не имеющее ничего воинственного, напротив, чисто нравственное.
— Знаешь ли, что я совсем тебя не понимаю, — сказала графиня, улыбаясь.
— Однако это очень просто; хотите, я объяснюсь?
— Ничего лучше не желаю; но мне любопытно знать, кто научил тебя такой учености?
— Карл Брюнер, графиня. Он, кажется, находился в сношениях в Страсбурге с вогезскими анабаптистами.
— Очень хорошо; теперь, когда я знаю твоего учителя, сообщи мне сведения, которые он передал тебе.
— Вам, без сомнения, известно, графиня, что немецкие анабаптисты — последователи Карлштадта, Мюнстера и Иоанна Лейда, желавших вооруженной борьбы и всех жизненных наслаждений.
— Я знаю это; а здешние разве не такие?
— О, нет! Здешние анабаптисты называются голландскими; они последователи Мено Симониса, оттого их часто называют менонитами. Это люди простые, добрые, сами с гордостью называющие себя беззащитными христианами, потому что закон их запрещает им носить оружие и противопоставлять силу силе; им предписано переносить без сопротивления и даже без ропота величайшие несправедливости и отвечать кротостью и полным самоотвержением на дурное обращение, на несправедливое наказание — словом, на неприятности всякого рода, какими их врагам вздумается их терзать.
— Ты знаешь это наверно?
— Наверно. Меня в этом уверил Карл Брюнер.
— А, может быть, он ошибается, тем более, что господин Иоган уверил меня, что оба его сына служат в эту минуту в армии.
— Это не доказывает ничего.
— Как, не доказывает ничего, когда они солдаты?
— Конечно, графиня; не все солдаты дерутся; те, например, которые служат в лазаретах или при обозах.
— Кажется, точно, я припоминаю, наш хозяин сказал мне, что его сыновья служат при обозах.
— Вы видите, что я права, и Иоган Шинер будет для вас жалким защитником.
— Может быть; но успокойся, милая моя, я приняла предосторожности; в Прейе я найду защитников, если они понадобятся мне.
— Это может быть; вам это известно лучше меня; но если на дороге вас остановят разбойники…
— Я не думаю, чтобы на таких высоких горах находились разбойники; я подвергаюсь опасности встретить только разве заблудившегося мародера.
— Мародеры часто бывают хуже разбойников.
— Это правда, но ты забываешь, что для этих у меня есть пара револьверов, прелестных игрушечек не длиннее пальца, укладывающихся в кармане жилета и пули которых пробивают на пятнадцати шагах дубовую доску в двадцать сантиметров толщины; ты знаешь мои револьверы. Будь же спокойна, я возьму их с собой и обещаю тебе, что если представится случай, я, не колеблясь, прибегну к ним.
— Вы осмелитесь убить человека, графиня?
— Милая моя, — ответила графиня, улыбаясь, — пословицы — мудрость народов, а французские простолюдины говорят, что лучше убить черта, чем быть убитым им; если нападут на меня, я стану защищаться; тем хуже для того, кто отважится остановить меня. Итак, ни слова более об этом. Мое намерение принято, и все твои убеждения будут бесполезны. Как здоровье госпожи Вальтер?
— Мать здорова, а барышня Шарлотта кажется мне печальнее и растревоженнее обыкновенного.
— Бедное дитя! — прошептала графиня с подавленным вздохом. — В этом нет ничего удивительного: она должна так страдать; поручаю тебе, Элена, окружить ее величайшими попечениями.
— О! Это не трудно, графиня; эти дамы так добры!
— А, главное, молчи обо всем, что относится ко мне.
— Вам не к чему поручать мне это, графиня. Притом, они не любопытны: ни мать, ни дочь еще не делали мне вопросов.
— Тем лучше; во всяком случае ты знаешь, что им отвечать.
— Знаю, графиня, не тревожьтесь об этом.
Ужин происходил в шесть часов, как сказал хозяин дома; обед был простой и умеренный; он состоял только из вареного картофеля, молока и меда; только в честь приезжих прибавили ситный хлеб, несколько бутылок эльзасского белого вина и огромное блюдо яичницы с мукой, наконец, салат и большой кусок брюерского сыра, делаемого в краю, который, действительно, превосходный.
Мужчины, провожавшие путешественниц, вошли в залу в конце ужина; они поклонились всем, поставили ружья в угол, сели на места, назначенные для них, и, не произнося ни слова, принялись за кушанья с таким жаром, который показывал их аппетит и желание наверстать потерянное время.
Когда ужин был кончен, а он продолжался не более часа, все встали и приготовились отправляться спать.
Хозяйка дома непременно захотела проводить дам в их комнаты, чтобы удостовериться, что они не будут иметь недостатка ни в чем.
Однако, среди шума, поднявшегося, когда вставали из-за стола, графиня успела подойти к своим провожатым.
— Ну что? — спросила она шепотом одного из них.
— Сделано, — ответил этот человек таким же тоном.
— Вам удалось?
— Вполне; вам нечего бояться, графиня.
— Я ничего не боюсь, — ответила она со странной улыбкой.
— Какие будут ваши приказания, графиня?
— Все те же, ничего не переменилось.
— Следовательно?
— Следовательно, вы можете действовать.
Оба человека почтительно поклонились, отступили назад и примешались к работникам, наполнившим залу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133