Молотов посетил украинскую сельскую местность в конце 1932 года, и, по имеющимся сведениям, районные власти доложили ему, что зерна нет и население голодает[]. Известно, что Каганович был зимой в Полтаве и получил такую же информацию от ветеранов местной компартии, которые вскоре были из нее исключены[]. Что касается остальных членов Политбюро, то, по рассказам Хрущева, первый секретарь Киевского обкома Демченко обратился к Микояну с вопросом, знают ли Сталин и Политбюро о том, что происходит на Украине. Демченко рассказал Микояну, что на железнодорожный вокзал в Киеве прибыл поезд, загруженный трупами, которые подбирали на всем протяжении железнодорожного пути от Полтавы.[]
Сам Хрущев говорит: «Мы знали… что люди умирают в огромных количествах»[]. Это означает, что высокие партийные круги, где он постоянно бывал в Москве, знали обо всем. На самом деле, когда ветеран революции Федор Раскольников, служивший советским послом в Болгарии, бежал на Запад, он послал Сталину открытое письмо, где черным по белому было написано, что внутри партии прекрасно знали, как он выразился, об «организованном» голоде.[]
Наконец, мы знаем, что сам Сталин был достаточно хорошо информирован.
Терехов, первый секретарь Харьковского областного комитета, сказал Сталину, что голод бушует, и просил прислать хлеба. По какой-то непонятной аномалии Терехов был одним из немногих украинских аппаратчиков, избежавших ежовского террора, обрушившегося на страну через несколько лет после голода, и потому в хрущевские времена он смог воспроизвести всю эту историю в «Правде». В ответ на его искреннее сообщение Сталин бросил: «Нам говорили, товарищ Терехов, что вы хороший оратор. По-видимому, вы еще и хороший рассказчик, вы сочинили такую басню о голоде, думая напугать нас, но вам это не удастся. Не лучше ли вам оставить пост секретаря обкома и ЦК Украины и перейти в Союз писателей? Там вы сможете сочинять свои басни, и дураки их будут читать.»[]
(Во время голода 1946 года имела место подобная же сцена, когда, как рассказывает Хрущев, Сталин послал Косыгина в Молдавию, и тот, вернувшись, рассказал ему о почти повсеместном недоедании и дистрофии. Сталин «взорвался и накричал на Косыгина» и «еще долго после этого» насмешливо звал его «брат-дистрофик».)[]
Нет сомнения, что, отвечая издевкой Терехову, Сталин не мог не поверить ответственному партийному чиновнику и считать, что тот просто фантазирует, рискуя карьерой и даже большим. Он просто давал таким образом всем понять, что на партсобраниях не будет позволено даже упоминаний о голоде.
Судя по контексту, вмешательство Терехова состоялось на январском пленуме ЦК в 1933 году или в связи с ним. Почти наверняка Терехов выступил не по собственной инициативе, а от имени украинских руководителей, которые, как мы видели, разделяли его отношение к происходящему и стремление найти хотя бы какое-то понимание в Москве. В равной мере и ответ Сталина нельзя считать искренним или проистекающим от подлинной, хотя и безумной веры в то, что не было никакого голода. Если бы это было так, то естественно ожидать, что в ответ на такое сообщение высокого партийного чина, при том, что сам он по каким-либо причинам не имел представления об этих фактах, последовало бы какое-то расследование и при необходимости личное посещение районов, о которых шла речь.
Не возникает ни малейшего сомнения в аутентичности доклада Терехова Сталину. Известно о целом ряде обращений к Сталину именитых представителей украинского народа.
Рассказывают, что Иона Якир, командующий Украинским военным округом, лично просил Сталина выделить зерно для раздачи крестьянам, но его приструнили, повелев заниматься своими военными делами. Командующий Черноморским флотом тоже, говорят, поднимал этот вопрос, и снова безуспешно.[]
Есть сведения о том, что Чубарь как председатель Украинского совета народных комиссаров «обратился к Сталину за продуктами хотя бы для умирающих от голода детей, но получил ответ: „Никаких разговоров на эту тему“ (то есть „никаких замечаний“).[] Реакция Сталина была логичной. Послать помощь – значило бы признать существование голода и тем самым отклонить представление о том, что зерно прячут кулаки. Более того, накормить детей и дать взрослым погибать от голода – значит создать административные проблемы…
И еще один человек обращался к Сталину с этим – его жена Надежда Аллилуева.[] Сталин позволил ей учиться в техническом вузе, на факультете текстильного производства. Студенты, мобилизованные помогать в ходе коллективизации и посланные в сельские районы, рассказывали ей о массовом терроре в надежде, что она сумеет что-то сделать. Они говорили ей о полчищах осиротевших детей, побирающихся в поисках пищи, и о голоде на Украине. Когда она рассказала обо всем Сталину, думая, что он плохо осведомлен, тот отмахнулся от всего, назвав это «троцкистскими слухами». И наконец, двое студентов рассказали ей о людоедстве и о том, что они сами принимали участие в аресте двух братьев, торговавших трупами.
Когда она рассказала Сталину и об этом, он выругал ее за то, что она собирает «троцкистские сплетни», и приказал Паукеру, начальнику его охраны, арестовать преступных студентов, а ОГПУ и Комиссии партийного контроля – провести специальную чистку среди студентов всех вузов, которые принимали участие в коллективизации.[] Ссора, которая привела к самоубийству Надежды Аллилуевой 5 ноября 1932 года, видимо, и произошла на почве неприятных Сталину рассказов.
Помимо всего прочего, как мы отмечали, Сталин получал доклады ОГПУ о миллионах, умирающих от голода.
* * *
Сталин в любое время мог приказать раздать крестьянам зерно из резервов, но он дождался поздней весны, зная, что голод уже свирепствует вовсю.
То, что Сталин был хорошо осведомлен о голоде, не является прямым доказательством, что голод изначально планировался им. Но упорная приверженность политике, которая вела к голоду уже после того, как тот вполне о себе заявил, требование и далее строго держаться именно этой политики, говорит, что Сталин считал приемлемым для себя оружие голода и пользовался им против такого врага, как кулаки-националисты.
Сознательный характер операции убедительно проявился еще до того, как она была запушена в ход. Когда сталинский режим приступил к неумеренной реквизиции зерна в конце 1932 года, за плечами у властей уже был опыт 1918–1921 гг. И тогда такая неумеренная реквизиция тоже закончилась страшным голодом, Если к ней прибегали снова, то не из-за недостатка понимания сути дела в Кремле.
Еще более убеждает нас и то, что украинское руководство совершенно четко называло Сталину норму, утвержденную на 1932 год, «чрезмерно завышенной», более высокой, чем где бы то ни было (кроме Дона, Кубани, Нижней Волги и других районов голода).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
Сам Хрущев говорит: «Мы знали… что люди умирают в огромных количествах»[]. Это означает, что высокие партийные круги, где он постоянно бывал в Москве, знали обо всем. На самом деле, когда ветеран революции Федор Раскольников, служивший советским послом в Болгарии, бежал на Запад, он послал Сталину открытое письмо, где черным по белому было написано, что внутри партии прекрасно знали, как он выразился, об «организованном» голоде.[]
Наконец, мы знаем, что сам Сталин был достаточно хорошо информирован.
Терехов, первый секретарь Харьковского областного комитета, сказал Сталину, что голод бушует, и просил прислать хлеба. По какой-то непонятной аномалии Терехов был одним из немногих украинских аппаратчиков, избежавших ежовского террора, обрушившегося на страну через несколько лет после голода, и потому в хрущевские времена он смог воспроизвести всю эту историю в «Правде». В ответ на его искреннее сообщение Сталин бросил: «Нам говорили, товарищ Терехов, что вы хороший оратор. По-видимому, вы еще и хороший рассказчик, вы сочинили такую басню о голоде, думая напугать нас, но вам это не удастся. Не лучше ли вам оставить пост секретаря обкома и ЦК Украины и перейти в Союз писателей? Там вы сможете сочинять свои басни, и дураки их будут читать.»[]
(Во время голода 1946 года имела место подобная же сцена, когда, как рассказывает Хрущев, Сталин послал Косыгина в Молдавию, и тот, вернувшись, рассказал ему о почти повсеместном недоедании и дистрофии. Сталин «взорвался и накричал на Косыгина» и «еще долго после этого» насмешливо звал его «брат-дистрофик».)[]
Нет сомнения, что, отвечая издевкой Терехову, Сталин не мог не поверить ответственному партийному чиновнику и считать, что тот просто фантазирует, рискуя карьерой и даже большим. Он просто давал таким образом всем понять, что на партсобраниях не будет позволено даже упоминаний о голоде.
Судя по контексту, вмешательство Терехова состоялось на январском пленуме ЦК в 1933 году или в связи с ним. Почти наверняка Терехов выступил не по собственной инициативе, а от имени украинских руководителей, которые, как мы видели, разделяли его отношение к происходящему и стремление найти хотя бы какое-то понимание в Москве. В равной мере и ответ Сталина нельзя считать искренним или проистекающим от подлинной, хотя и безумной веры в то, что не было никакого голода. Если бы это было так, то естественно ожидать, что в ответ на такое сообщение высокого партийного чина, при том, что сам он по каким-либо причинам не имел представления об этих фактах, последовало бы какое-то расследование и при необходимости личное посещение районов, о которых шла речь.
Не возникает ни малейшего сомнения в аутентичности доклада Терехова Сталину. Известно о целом ряде обращений к Сталину именитых представителей украинского народа.
Рассказывают, что Иона Якир, командующий Украинским военным округом, лично просил Сталина выделить зерно для раздачи крестьянам, но его приструнили, повелев заниматься своими военными делами. Командующий Черноморским флотом тоже, говорят, поднимал этот вопрос, и снова безуспешно.[]
Есть сведения о том, что Чубарь как председатель Украинского совета народных комиссаров «обратился к Сталину за продуктами хотя бы для умирающих от голода детей, но получил ответ: „Никаких разговоров на эту тему“ (то есть „никаких замечаний“).[] Реакция Сталина была логичной. Послать помощь – значило бы признать существование голода и тем самым отклонить представление о том, что зерно прячут кулаки. Более того, накормить детей и дать взрослым погибать от голода – значит создать административные проблемы…
И еще один человек обращался к Сталину с этим – его жена Надежда Аллилуева.[] Сталин позволил ей учиться в техническом вузе, на факультете текстильного производства. Студенты, мобилизованные помогать в ходе коллективизации и посланные в сельские районы, рассказывали ей о массовом терроре в надежде, что она сумеет что-то сделать. Они говорили ей о полчищах осиротевших детей, побирающихся в поисках пищи, и о голоде на Украине. Когда она рассказала обо всем Сталину, думая, что он плохо осведомлен, тот отмахнулся от всего, назвав это «троцкистскими слухами». И наконец, двое студентов рассказали ей о людоедстве и о том, что они сами принимали участие в аресте двух братьев, торговавших трупами.
Когда она рассказала Сталину и об этом, он выругал ее за то, что она собирает «троцкистские сплетни», и приказал Паукеру, начальнику его охраны, арестовать преступных студентов, а ОГПУ и Комиссии партийного контроля – провести специальную чистку среди студентов всех вузов, которые принимали участие в коллективизации.[] Ссора, которая привела к самоубийству Надежды Аллилуевой 5 ноября 1932 года, видимо, и произошла на почве неприятных Сталину рассказов.
Помимо всего прочего, как мы отмечали, Сталин получал доклады ОГПУ о миллионах, умирающих от голода.
* * *
Сталин в любое время мог приказать раздать крестьянам зерно из резервов, но он дождался поздней весны, зная, что голод уже свирепствует вовсю.
То, что Сталин был хорошо осведомлен о голоде, не является прямым доказательством, что голод изначально планировался им. Но упорная приверженность политике, которая вела к голоду уже после того, как тот вполне о себе заявил, требование и далее строго держаться именно этой политики, говорит, что Сталин считал приемлемым для себя оружие голода и пользовался им против такого врага, как кулаки-националисты.
Сознательный характер операции убедительно проявился еще до того, как она была запушена в ход. Когда сталинский режим приступил к неумеренной реквизиции зерна в конце 1932 года, за плечами у властей уже был опыт 1918–1921 гг. И тогда такая неумеренная реквизиция тоже закончилась страшным голодом, Если к ней прибегали снова, то не из-за недостатка понимания сути дела в Кремле.
Еще более убеждает нас и то, что украинское руководство совершенно четко называло Сталину норму, утвержденную на 1932 год, «чрезмерно завышенной», более высокой, чем где бы то ни было (кроме Дона, Кубани, Нижней Волги и других районов голода).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146