д.,
3. Все служители религиозных культов: епископы, православные и католические священники, раввины, дьяконы, церковные старосты, регенты, монахи и т.д.
4. Все бывшие купцы, лавочники и нэпманы,
5. Все бывшие землевладельцы, крупные земельные арендаторы (которые в прошлом использовали наемный труд), крупные ремесленники и владельцы промышленных предприятий,
6. Все лица, в числе родственников которых имеются находящиеся на нелегальном положении или ведущие вооруженную борьбу против советской власти в составе антисоветских банд,
7. Все иностранцы, вне зависимости от их национальности,
8. Все лица, имеющие родственников или знакомых за границей,
9. Все члены религиозных сект и общин (особенно баптисты)
10. Все старорежимные ученые и специалисты, особенно те, что до сегодняшнего дня скрывают свою политическую ориентацию,
11. Все лица, прежде судимые или подозревавшиеся в контрабанде, шпионаже и т.д.[]
Довольно внушительная часть населения!
Кстати, разве не показательно, что 67 процентов расстрелянных по решению суда в 1923 году были крестьяне?![]
* * *
Потеря партией прямого экономического контроля над советской деревней сопровождалась потерей ею и того, что еще сохранялось от прямого административного контроля на местном уровне.
Старая община оставалась по преимуществу подлинным центром экономической власти в новой российской деревне. Партия часто выражала недовольство подобной «двойственностью власти», но фактически местные советы всегда были значительно слабее, чем местные же общины.
Сельский совет избирался в те годы взрослым населением в соответствии со всеобщим избирательным правом, но с самого начала он контролировался властями как рычаг «диктатуры пролетариата в деревне»[]. Даже советские источники не скрывают, что все решения предварительно «готовились» председателем – неизменно ставленником партии. Когда анализируешь списки членов окружных и сельских партячеек, ясно видишь, что многие активисты переводились в села извне или долго пребывали в чужих районах и вернулись в села лишь по решению партии. «Преданные» же деятели из числа местных жителей в большинстве своем оказывались бездельниками – исключение составляют сельские учителя, но этих насчитывалось немного[].
Но с течением времени середняки и более зажиточные «элементы» добились доступа к власти и в сельских советах. С этого момента община, осуществлявшая после революции уравнительный передел, а потом занимавшаяся решением тех сельских дел, где не требовалось мер принуждения, стала доминирующим фактом деревенской жизни. Советы являлись исполнительным органом общин при выполнении теми некоторых бюрократических функций[]. В 1926 году 90 процентов дворов входили в общины, и последние «на деле управляли всей хозяйственной жизнью в селах».[]
Участвовать в сходах мог каждый член двора, достигший восемнадцати лет, и каждый участник схода мог голосовать. Но практически, как и раньше, голосовали только главы хозяйств. Даже в советском земельном кодексе фиксировалось, что кворум схода должен состоять не из большинства, а лишь из «половины представителей крестьянских дворов»[].
Только в 1927 году советская власть предприняла серьезные шаги, чтобы дать больше реальной власти в деревнях местным советам (и заодно очистить их от нежелательных ей элементов). Но все понимали, что вопрос о том, кто реально будет управлять деревней, упирается в размеры влияния общины. Молотов сказал на Пятнадцатом съезде, что кулаки, изгнанные из советов, «пытались окопаться в общине (реплика Кагановича: „Правильно!“). Сейчас мы, наконец, выбьем их из этих последних окопов».
* * *
Но, повторим еще раз, кто они были, эти кулаки? Вопрос важный – именно попытки определить природу классового врага в деревне и подсчитать его численность в конечном итоге завершились гибелью миллионов людей.
Если сформулировать одной фразой, то кулачество как экономическая категория явилось чистой выдумкой партии. Выше говорилось (в главе о военном коммунизме), что именно Ленин переосмыслил этот исторически сложившийся термин и обозначил им выдуманный «новый класс» в деревне. Это иногда признавалось даже большевиками. В опубликованной в 1925 году брошюре Бухарин стал проводить различие между «зажиточным хозяином постоялого двора, сельским ростовщиком, кулаком» и, с другой стороны, преуспевающим земледельцем, который держал несколько наемных работников. Последнего он кулаком не считал[]. А.П.Смирнов, нарком земледелия СССР, тоже пытался исключить преуспевшего мужика из той семантической путаницы, куда втянул его Ленин. Он указывал, что в собственном смысле слова «кулак» есть тип дореволюционного эксплуататора, который после революции практически исчез из жизни[]. В аналогичной ситуации Милютин (первый ленинский нарком земледелия) спрашивал: «Что такое кулак? Пока что нет ясного, четкого определения роли кулака в процессе расслоения деревни»[]. Такого определения так никогда никто и не сделал.
Один из участников партийных дискуссий по сельскохозяйственным вопросам писал, что всякий, кто знаком с реальными условиями, «прекрасно знает, что деревенского кулака прямовыявить нельзя (то есть, если исходить при этом из статистики по использованию наемной рабочей силы). Его нельзя обнаружить обычными средствами, как нельзя определить, является ли он в действительности капиталистом»[]. Так что в распоряжении партии оставалось лишь психологическое или политическое распознавание кулака, и то был обычный, хотя официально не признаваемый метод для определения классовой дифференциации на селе в последующие, решающие годы.
В печатном органе партии «Большевик» однажды даже предлагали вообще отказаться от понятия «кулак»,[] но в видении партией деревни сие определение было совершенно необходимым, и она постоянно делала усилия, чтобы не только дать кулаку определение, но и подсчитать точное количество этих своих классовых врагов на селе.
Подсчеты количества кулаков, однако, давали весьма различные результаты. В 1924 году один советский ученый заметил, что, «если бы хорошенько подогнать цифры, то получится два-три процента случаев кулацкой эксплуатации но в действительности наблюдаемые виды эксплуатации вовсе не доказывают их кулацкого характера»[].
В 1927–1929 гг. к кулакам уже стали относить от 3,7 до 5 процентов крестьян (каждый процент охватывал 1,25 миллиона человек). Но даже Молотов, принимая цифру в З,7 процента, заявил, что установить точное количество кулаков – почти неосуществимая задача[].
Официальный «Статистический справочник СССР» за 1928 год, которым часто пользовалось политическое руководство (хотя в целях экономического анализа в нем используется термин не «кулак», а «предприниматель») приводит цифру в 3,9 процента хозяйств, или 5,2 процента сельского населения, входящих в эту категорию, и классифицирует их следующим образом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
3. Все служители религиозных культов: епископы, православные и католические священники, раввины, дьяконы, церковные старосты, регенты, монахи и т.д.
4. Все бывшие купцы, лавочники и нэпманы,
5. Все бывшие землевладельцы, крупные земельные арендаторы (которые в прошлом использовали наемный труд), крупные ремесленники и владельцы промышленных предприятий,
6. Все лица, в числе родственников которых имеются находящиеся на нелегальном положении или ведущие вооруженную борьбу против советской власти в составе антисоветских банд,
7. Все иностранцы, вне зависимости от их национальности,
8. Все лица, имеющие родственников или знакомых за границей,
9. Все члены религиозных сект и общин (особенно баптисты)
10. Все старорежимные ученые и специалисты, особенно те, что до сегодняшнего дня скрывают свою политическую ориентацию,
11. Все лица, прежде судимые или подозревавшиеся в контрабанде, шпионаже и т.д.[]
Довольно внушительная часть населения!
Кстати, разве не показательно, что 67 процентов расстрелянных по решению суда в 1923 году были крестьяне?![]
* * *
Потеря партией прямого экономического контроля над советской деревней сопровождалась потерей ею и того, что еще сохранялось от прямого административного контроля на местном уровне.
Старая община оставалась по преимуществу подлинным центром экономической власти в новой российской деревне. Партия часто выражала недовольство подобной «двойственностью власти», но фактически местные советы всегда были значительно слабее, чем местные же общины.
Сельский совет избирался в те годы взрослым населением в соответствии со всеобщим избирательным правом, но с самого начала он контролировался властями как рычаг «диктатуры пролетариата в деревне»[]. Даже советские источники не скрывают, что все решения предварительно «готовились» председателем – неизменно ставленником партии. Когда анализируешь списки членов окружных и сельских партячеек, ясно видишь, что многие активисты переводились в села извне или долго пребывали в чужих районах и вернулись в села лишь по решению партии. «Преданные» же деятели из числа местных жителей в большинстве своем оказывались бездельниками – исключение составляют сельские учителя, но этих насчитывалось немного[].
Но с течением времени середняки и более зажиточные «элементы» добились доступа к власти и в сельских советах. С этого момента община, осуществлявшая после революции уравнительный передел, а потом занимавшаяся решением тех сельских дел, где не требовалось мер принуждения, стала доминирующим фактом деревенской жизни. Советы являлись исполнительным органом общин при выполнении теми некоторых бюрократических функций[]. В 1926 году 90 процентов дворов входили в общины, и последние «на деле управляли всей хозяйственной жизнью в селах».[]
Участвовать в сходах мог каждый член двора, достигший восемнадцати лет, и каждый участник схода мог голосовать. Но практически, как и раньше, голосовали только главы хозяйств. Даже в советском земельном кодексе фиксировалось, что кворум схода должен состоять не из большинства, а лишь из «половины представителей крестьянских дворов»[].
Только в 1927 году советская власть предприняла серьезные шаги, чтобы дать больше реальной власти в деревнях местным советам (и заодно очистить их от нежелательных ей элементов). Но все понимали, что вопрос о том, кто реально будет управлять деревней, упирается в размеры влияния общины. Молотов сказал на Пятнадцатом съезде, что кулаки, изгнанные из советов, «пытались окопаться в общине (реплика Кагановича: „Правильно!“). Сейчас мы, наконец, выбьем их из этих последних окопов».
* * *
Но, повторим еще раз, кто они были, эти кулаки? Вопрос важный – именно попытки определить природу классового врага в деревне и подсчитать его численность в конечном итоге завершились гибелью миллионов людей.
Если сформулировать одной фразой, то кулачество как экономическая категория явилось чистой выдумкой партии. Выше говорилось (в главе о военном коммунизме), что именно Ленин переосмыслил этот исторически сложившийся термин и обозначил им выдуманный «новый класс» в деревне. Это иногда признавалось даже большевиками. В опубликованной в 1925 году брошюре Бухарин стал проводить различие между «зажиточным хозяином постоялого двора, сельским ростовщиком, кулаком» и, с другой стороны, преуспевающим земледельцем, который держал несколько наемных работников. Последнего он кулаком не считал[]. А.П.Смирнов, нарком земледелия СССР, тоже пытался исключить преуспевшего мужика из той семантической путаницы, куда втянул его Ленин. Он указывал, что в собственном смысле слова «кулак» есть тип дореволюционного эксплуататора, который после революции практически исчез из жизни[]. В аналогичной ситуации Милютин (первый ленинский нарком земледелия) спрашивал: «Что такое кулак? Пока что нет ясного, четкого определения роли кулака в процессе расслоения деревни»[]. Такого определения так никогда никто и не сделал.
Один из участников партийных дискуссий по сельскохозяйственным вопросам писал, что всякий, кто знаком с реальными условиями, «прекрасно знает, что деревенского кулака прямовыявить нельзя (то есть, если исходить при этом из статистики по использованию наемной рабочей силы). Его нельзя обнаружить обычными средствами, как нельзя определить, является ли он в действительности капиталистом»[]. Так что в распоряжении партии оставалось лишь психологическое или политическое распознавание кулака, и то был обычный, хотя официально не признаваемый метод для определения классовой дифференциации на селе в последующие, решающие годы.
В печатном органе партии «Большевик» однажды даже предлагали вообще отказаться от понятия «кулак»,[] но в видении партией деревни сие определение было совершенно необходимым, и она постоянно делала усилия, чтобы не только дать кулаку определение, но и подсчитать точное количество этих своих классовых врагов на селе.
Подсчеты количества кулаков, однако, давали весьма различные результаты. В 1924 году один советский ученый заметил, что, «если бы хорошенько подогнать цифры, то получится два-три процента случаев кулацкой эксплуатации но в действительности наблюдаемые виды эксплуатации вовсе не доказывают их кулацкого характера»[].
В 1927–1929 гг. к кулакам уже стали относить от 3,7 до 5 процентов крестьян (каждый процент охватывал 1,25 миллиона человек). Но даже Молотов, принимая цифру в З,7 процента, заявил, что установить точное количество кулаков – почти неосуществимая задача[].
Официальный «Статистический справочник СССР» за 1928 год, которым часто пользовалось политическое руководство (хотя в целях экономического анализа в нем используется термин не «кулак», а «предприниматель») приводит цифру в 3,9 процента хозяйств, или 5,2 процента сельского населения, входящих в эту категорию, и классифицирует их следующим образом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146