В середине сентября, находясь в своем очередном отпуске в Сочи, Сталин получил неприятное известие о том, что в результате расследования, проведенного НКВД, Бухарин и Рыков были оправданы. Старые подозрения Сталина относительно Ягоды всплыли на поверхность. Наслаждаясь новым званием генерала-комиссара государственной безопасности (что соответствовало званию маршала) и новой квартирой в Кремле, Ягода переоценил свои силы. Греясь в лучах славы, он ввел новый порядок смены караула НКВД, причем этот церемониал, проходивший под музыку, сильно напоминал царские времена. (Гром грянул 25 сентября, когда Сталин и его протеже Андрей Жданов направили телеграмму в Политбюро с требованием заменить Ягоду на Николая Ежова: «Ягода оказался неспособным разоблачить троцкистско-зиновьевский блок. ОГПУ (НКВД) запоздало в этом деле на четыре года.» Это было явное указание на недостаточно жесткую реакцию на появление «контрреволюционной» платформы Рютина и троцкистской угрозы в 1932 году.
Возможно, уже тогда Сталин намеревался начать основательную чистку НКВД, но прежде он решил усыпить бдительность руководства НКВД, дать ему почувствовать себя в безопасности. Поэтому Сталин убрал только Ягоду и его заместителя Г. Прокофьева, причем ни тот, ни другой не были расстреляны или даже арестованы. Ягода был назначен на должность народного комиссара связи, а Прокофьев стал его заместителем.
Пришедший на смену Ягоде невзрачный, инфантильный Ежов был первым русским, ставшим во главе КГБ. Будучи секретарем Центрального Комитета и руководителем Контрольной комиссии, Ежов от имени Сталина осуществлял контроль за деятельностью НКВД. Внутри партийного аппарата он создал службу безопасности, параллельную НКВД, которая, по всей видимости, и спланировала по указанию Сталина покушение на жизнь Кирова. Ежов принимал участие в подготовке процесса над «троцкистско-зиновьевским террористическим центром». У него даже был свой кабинет на Лубянке, и он лично принимал участие в допросах как представитель партии, отвечающий за вопросы безопасности. Он проявлял особый интерес к методам, которые использовались для получения признаний у заключенных, оказывающих особенно сильное сопротивление. Он всегда спрашивал следователей, «что, по их мнению, стало последним ударом, сломившим заключенного». Ежов очень гордился тем, что однажды ему удалось заставить расплакаться одного старого большевика, пригрозив расправиться с его детьми, хотя тот отличался особой стойкостью. Один из следователей НКВД, который при этом присутствовал, рассказывал: «За всю свою жизнь я никогда не видел такого злодея, как Ежов. Он делал это с удовольствием.» Ягоде не нравилось присутствие Ежова на Лубянке, но всевозможные почести, оказанные ему в 1936 году, непомерное тщеславие и реальная перспектива получить место в Политбюро притупили его подозрения.
Во времена Ежова все ограничения, мешавшие ликвидации вымышленных врагов Сталина, были сняты. Два последующих года, которые на Западе называют периодом «Великого Террора», стали известны в истории Советского Союза как «ежовщина». Перед следующим показательным судом, состоявшимся в январе 1937 года, предстали Пятаков, Радек и еще пятнадцать вымышленных предателей. В результате расследования выяснилось, что помимо «троцкистско-зиновьевского террористического центра», разоблаченного в ходе показательного суда в августе 1936 года, Троцкий также создал «резервный центр», известный под названием «антисоветский троцкистский центр», на случай, если первый центр окажется раскрытым. Второй, «резервный», центр был признан виновным в заговоре с «врагом народа Л. Троцким» и «некоторыми представителями Германии и Японии с целью свержения Советской власти в СССР и восстановления капитализма и власти буржуазии с помощью вредительства, диверсий, шпионажа и террористической деятельности, направленной на подрыв экономической и военной мощи Советского Союза, с тем чтобы облегчить вооруженное нападение на СССР и оказать помощь иностранным агрессорам в нанесении поражения СССР.» На этот раз в деле против «антисоветского троцкистского центра» нацистский режим и его разведывательная служба сыграли, хотя и заочно, более весомую роль, чем во время предыдущего показательного процесса. На нем впервые фигурировало и японское правительство в качестве одного из главных заговорщиков. Утверждалось, что Троцкий пообещал Германии Украину, а Японии Приморье и Амурский край в качестве вознаграждения за их помощь в свержении Советской власти. «Антисоветский троцкистский центр» регулярно снабжал германские и японские разведывательные службы секретной информацией «чрезвычайной важности», в мирное время по их указанию проводил широкомасштабные акты саботажа и готовился к еще более широкому саботажу после начала военных действий с применением бактериологического оружия «с целью заражения военных поездов, столовых и армейских центров чрезвычайно ядовитыми бациллами».
18 марта 1937 года во время собрания в клубе офицеров НКВД Ежов объявил о раскрытии еще более масштабного вымышленного контрреволюционного заговора. К тому времени, когда в зале собрались крайне напуганные слушатели, целый ряд сотрудников Ягоды, – главным образом начальники отделов – были уже арестованы. Посланные якобы с заданием провести инспекцию на местах, они были схвачены на первой же станции при выезде из Москвы и отправлены в тюрьму. Ежов рассказал, что заговорщики проникли в самое сердце НКВД. Главный предатель был сам Ягода. Работая в свое время на «охранку», Ягода был завербован немецкой секретной службой и внедрен в ЧК. К тому моменту, когда он был освобожден от занимаемой должности, ему удалось поставить шпионов на все ключевые должности в НКВД. Некоторые из них, сообщил Ежов, уже арестованы.
Собравшиеся громко аплодировали Ежову, хотя большинство из них знало, что все, что он говорит, было неправдой. Вальтер Кривицкий, старший офицер ИНО, бежавший на Запад немного позже, рассказывал: «Они аплодировали, демонстрируя свою преданность. Кто знает, может быть, вовремя раскаявшись, они могли избежать пули в затылок. Возможно, им еще раз удастся купить право на жизнь, предав своих близких друзей.»
Первым взял слово Артузов, который увидел возможность отомстить Абраму Слуцкому, сменившему его на посту начальника ИНО в 1934 году. Артузов начал с того, что покаялся в коллективной «слепоте», которая помешала им раскрыть предательство Ягоды и позволило ему «противопоставить» ОГПУ партии. В качестве примера он привел случай, когда ОГПУ в 1932 году поддержало попытки Ягоды избавиться от протеже Сталина Акулова: «Я должен честно сказать, что вся партийная организация ОГПУ была за то, чтобы саботировать Акулова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254
Возможно, уже тогда Сталин намеревался начать основательную чистку НКВД, но прежде он решил усыпить бдительность руководства НКВД, дать ему почувствовать себя в безопасности. Поэтому Сталин убрал только Ягоду и его заместителя Г. Прокофьева, причем ни тот, ни другой не были расстреляны или даже арестованы. Ягода был назначен на должность народного комиссара связи, а Прокофьев стал его заместителем.
Пришедший на смену Ягоде невзрачный, инфантильный Ежов был первым русским, ставшим во главе КГБ. Будучи секретарем Центрального Комитета и руководителем Контрольной комиссии, Ежов от имени Сталина осуществлял контроль за деятельностью НКВД. Внутри партийного аппарата он создал службу безопасности, параллельную НКВД, которая, по всей видимости, и спланировала по указанию Сталина покушение на жизнь Кирова. Ежов принимал участие в подготовке процесса над «троцкистско-зиновьевским террористическим центром». У него даже был свой кабинет на Лубянке, и он лично принимал участие в допросах как представитель партии, отвечающий за вопросы безопасности. Он проявлял особый интерес к методам, которые использовались для получения признаний у заключенных, оказывающих особенно сильное сопротивление. Он всегда спрашивал следователей, «что, по их мнению, стало последним ударом, сломившим заключенного». Ежов очень гордился тем, что однажды ему удалось заставить расплакаться одного старого большевика, пригрозив расправиться с его детьми, хотя тот отличался особой стойкостью. Один из следователей НКВД, который при этом присутствовал, рассказывал: «За всю свою жизнь я никогда не видел такого злодея, как Ежов. Он делал это с удовольствием.» Ягоде не нравилось присутствие Ежова на Лубянке, но всевозможные почести, оказанные ему в 1936 году, непомерное тщеславие и реальная перспектива получить место в Политбюро притупили его подозрения.
Во времена Ежова все ограничения, мешавшие ликвидации вымышленных врагов Сталина, были сняты. Два последующих года, которые на Западе называют периодом «Великого Террора», стали известны в истории Советского Союза как «ежовщина». Перед следующим показательным судом, состоявшимся в январе 1937 года, предстали Пятаков, Радек и еще пятнадцать вымышленных предателей. В результате расследования выяснилось, что помимо «троцкистско-зиновьевского террористического центра», разоблаченного в ходе показательного суда в августе 1936 года, Троцкий также создал «резервный центр», известный под названием «антисоветский троцкистский центр», на случай, если первый центр окажется раскрытым. Второй, «резервный», центр был признан виновным в заговоре с «врагом народа Л. Троцким» и «некоторыми представителями Германии и Японии с целью свержения Советской власти в СССР и восстановления капитализма и власти буржуазии с помощью вредительства, диверсий, шпионажа и террористической деятельности, направленной на подрыв экономической и военной мощи Советского Союза, с тем чтобы облегчить вооруженное нападение на СССР и оказать помощь иностранным агрессорам в нанесении поражения СССР.» На этот раз в деле против «антисоветского троцкистского центра» нацистский режим и его разведывательная служба сыграли, хотя и заочно, более весомую роль, чем во время предыдущего показательного процесса. На нем впервые фигурировало и японское правительство в качестве одного из главных заговорщиков. Утверждалось, что Троцкий пообещал Германии Украину, а Японии Приморье и Амурский край в качестве вознаграждения за их помощь в свержении Советской власти. «Антисоветский троцкистский центр» регулярно снабжал германские и японские разведывательные службы секретной информацией «чрезвычайной важности», в мирное время по их указанию проводил широкомасштабные акты саботажа и готовился к еще более широкому саботажу после начала военных действий с применением бактериологического оружия «с целью заражения военных поездов, столовых и армейских центров чрезвычайно ядовитыми бациллами».
18 марта 1937 года во время собрания в клубе офицеров НКВД Ежов объявил о раскрытии еще более масштабного вымышленного контрреволюционного заговора. К тому времени, когда в зале собрались крайне напуганные слушатели, целый ряд сотрудников Ягоды, – главным образом начальники отделов – были уже арестованы. Посланные якобы с заданием провести инспекцию на местах, они были схвачены на первой же станции при выезде из Москвы и отправлены в тюрьму. Ежов рассказал, что заговорщики проникли в самое сердце НКВД. Главный предатель был сам Ягода. Работая в свое время на «охранку», Ягода был завербован немецкой секретной службой и внедрен в ЧК. К тому моменту, когда он был освобожден от занимаемой должности, ему удалось поставить шпионов на все ключевые должности в НКВД. Некоторые из них, сообщил Ежов, уже арестованы.
Собравшиеся громко аплодировали Ежову, хотя большинство из них знало, что все, что он говорит, было неправдой. Вальтер Кривицкий, старший офицер ИНО, бежавший на Запад немного позже, рассказывал: «Они аплодировали, демонстрируя свою преданность. Кто знает, может быть, вовремя раскаявшись, они могли избежать пули в затылок. Возможно, им еще раз удастся купить право на жизнь, предав своих близких друзей.»
Первым взял слово Артузов, который увидел возможность отомстить Абраму Слуцкому, сменившему его на посту начальника ИНО в 1934 году. Артузов начал с того, что покаялся в коллективной «слепоте», которая помешала им раскрыть предательство Ягоды и позволило ему «противопоставить» ОГПУ партии. В качестве примера он привел случай, когда ОГПУ в 1932 году поддержало попытки Ягоды избавиться от протеже Сталина Акулова: «Я должен честно сказать, что вся партийная организация ОГПУ была за то, чтобы саботировать Акулова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254