Метрах в десяти от входа, охраняемого двумя пацанами с лопатой и куском кабеля...
...стояла серая бритоголовая толпа осужденных мальчишек – убийц, воров, налетчиков, бродяжек, алкоголиков и наркоманов...
– Ну, чего собрались, сявки? – тихо говорил в толпу пацан с лопатой. – Горя человеческого не видели, что ли?..
* * *
А внутри недостроенной часовни обезумевший Толик тяжелым ломом крушил все вокруг!!!
Он в голос рыдал и с криком, воем и стоном бросался с ломом на все, что ему попадалось под руку!..
В щепки разлетались опоры внутренних отделочных лесов...
...рушились временные перекрытия!..
Будто взрывались бумажные мешки с цементом!..
А потом Толик набросился с ломом на валявшуюся на досках газету «Комсомольская правда» – с той самой статьей про Лешу...
* * *
И рыдающий, полный тоски и горя крик Толика разносился по всем двору колонии и...
...даже достигал открытых начальственных окон штабного корпуса колонии строгого режима...
* * *
Где в кабинете заместителя начальника колонии суетился воспитательский состав. Растерянный и беспомощный.
Кто-то из сейфа уже доставал пистолет...
Кто-то пытался куда-то звонить... А кто-то уже и спрашивал:
– Ну что? Будем вызывать ОМОН?
– Ну подождите вы!.. Подождите!.. Давайте подумаем...
– Тут думай – не думай, а этот Самошников у них в таком авторитете, что они нам за него всю колонию еще до приезда ОМОНа разнесут!!!
Из окна было видно, как из спальных и учебных корпусов к строящейся часовне сбегались заключенные пацаны...
И в это время раздался телефонный звонок.
Замполит схватил трубку:
– Да, да!.. Я! Я, Коля!.. Тут у нас такое!..
КАБИНЕТ ПОДПОЛКОВНИКА ПЕТРОВА НА ЛИГОВКЕ
– Кто ему эту газетку дал сраную?! – орал в телефонную трубку Лидочкин отец Николай Иванович Петров. – Я же вчера звонил тебе, мудаку, предупреждал же! Просил же тебя!.. Это же твое прямое дело!.. Ты же в этой колонии, в вашей гребаной кузнице преступных кадров, – зам по воспитательной работе! Политрук, извини за выражение, мать твою в душу!.. Просил же как старого друга – проследи, Витя! Не дай пацану вразнос пойти... Амнистия же на носу для малолеток. Сбереги его, блядь! Просил же, Витя, – будь человеком!!! Там ведь вся его семья со вчерашнего дня в осадок выпала от этой статейки ёбаной! Они же думают, что пацан еще ничего не знает про брата... Ну, все... Все, сказал! Кончай там блеять. Не вздумай еще ОМОН вызвать!.. Сейчас я к тебе сам приеду... Чего «как кто»? Как частное лицо, едрена вошь! Как родственник, блядь... Жди!
Бросил трубку, передохнул, сплюнул и сказал сбежавшимся на его крик оперативникам:
– И опером был говенным, и воспитатель из него, как из моего хера пулемет...
ЛЕНИНГРАД. ВЕЩЕВОЙ РЫНОК. ДЕНЬ
По вещевому рынку шатается приодетый Заяц.
Тот самый Зайцев, которому Толик когда-то всадил отвертку в живот...
За ним плетется один из его вассалов, лет четырнадцати. Мы видели его в тот трагический день в гараже...
Заяц то в один ларек нырнет с черного хода, то в другой.
Выходит оттуда, прячет полученные там пакетики (явно с деньгами) в карманы кожаной курточки...
Шестерка Зайца следует за ним неотступно, зорко поглядывает по сторонам – подстраховывает Зайца.
Замечает молодого мужика в спортивном костюме, кроссовках, теплой нейлоновой куртке и шапочке-бейсболке.
Мужик не сводит глаз с Зайца и его подстраховщика.
– Заяц!.. – шепчет сзади шестерка. – Не оборачивайся... Опер из третьего отделения за нами кнокает!
– Кто? – тихо, не поворачиваясь, спрашивает Заяц.
– Старший лейтенант Осадчий...
– А-а... Не бзди. Этот – прикормленный, – отвечает Заяц.
Он направляется к маленькой рыночной забегаловке, говорит:
– Подожди меня здесь. Сдам сармак, пойдем дальше...
Шестерка остается у окна забегаловки. Через мутное оконное стекло подстраховщик видит, как Заяц подходит к одному высокому столику, за которым три взрослых парня, лет двадцати пяти, стоя пьют пиво...
Видит, как Заяц выгребает из карманов пакетики, отдает их одному из парней...
...а тот быстро и ловко обшаривает Зайца с головы до ног – не утаил ли Заяц чего-нибудь.
Потом рассовывает пакеты по карманам, один пакет разрывает, достает оттуда несколько денежных купюр и отдает их Зайцу. И отворачивается от него – будто Зайца и не было...
Заяц пересчитывает деньги, прячет их и выходит из забегаловки.
– Айда пивка попьем? – предлагает Заяц своему напарнику.
– Дай червончик, Заяц... – без особой надежды просит тот.
– Перетопчешься, – отвечает Заяц и закуривает «Винстон».
– Жалко, да? – ноет подельник.
– Жалко у пчелки в жопке.
– Ну пятерочку дай... Чего скажу!
– Сначала скажи, а я посмотрю – давать ли еще.
– Нам сегодня после уроков на политинформации училка «Комсомольскую правду» читала. Про Тольки Самошникова брата – артиста...
– Это который за бугор свалил?
– Ну!
– И за что тебе пятерку давать? Подумаешь!.. Сейчас все туда бегут, – презрительно сказал Заяц.
– Накрылся артист тама. Взорвали его с каким-то фрайером, – сказал шестерка. – А перед этим артист два мильена ихних бундесовых денег сюда матке и пахану переправил!
– Ври больше, – насторожился Заяц.
– Век свободы не видать! Сам почитай. Позавчерашняя газета...
Заяц сощурился, загуляли желваки под нечистой кожей скул. Переспросил на всякий случай:
– В какой, ты сказал, газете?
Шестерка с готовностью ответил:
– «Комсомолка» за позавчера. И во вчерашней «Смене» – слово в слово! Только я не помню, как называется...
Заяц достал пять рублей, протянул своему младшему партнеру:
– Будешь опять клей «Момент» нюхать – яйца оторву! Мне придурковатый подельник не нужен. Понял? Привет...
И Заяц быстро пошел к выходу из рынка.
– А ты куда?! – вослед ему спросил подстраховщик, любовно расправляя смятую пятерку.
– На кудыкину гору, – ответил Заяц. – Отвали!
КВАРТИРА САМОШНИКОВЫХ. ДЕНЬ
В «детской», на разложенном кресле-кровати лежала Любовь Абрамовна. Сама себе измеряла давление...
Вошел Серега. В одной руке держал мензурочку, в другой – маленькую бутылочку.
Горло у него было замотано женским шерстяным платком.
– Я вам корвалол накапал, мама, – сказал Серега.
– Сколько? – спросила Любовь Абрамовна.
– Сорок капель.
– Можешь еще десять добавить, Сереженька.
– Не много?
– Ты не забыл, что я все-таки худо-бедно, но тридцать лет отработала участковым врачом? Лей, не бойся...
Серега добавил в мензурку десять капель, подал мензурку Любови Абрамовне и ушел в кухню.
Любовь Абрамовна выпила корвалол и крикнула в кухню:
– Ты аспирин принял, сынок?
На кухне Серега выпил полстакана водки и бодро ответил:
– Аспирин?.. А как же?! Естественно, принял!..
Налил себе еще немного водки, выпил и крикнул в «детскую»:
– Что это мы с вами вместе расхворались, мама?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87