Ну прямо кот Базилио и лиса Алиса...
В это время открылась входная дверь, вошла Фирочка с сумками и продуктовыми пакетами.
– Как мама?
– Ничего. Не хуже, слава те Господи... – ответил Серега, помогая Фирочке разгрузиться.
– Что у тебя с температурой?
– Нормальная.
– Нормальная – это сколько?
– Тридцать семь и семь. Но было же больше...
– Ты-то хоть не свались, Серенький!..
– Иди к матери. Я тебе поесть приготовлю.
– Не нужно. Я сейчас возьму нашу машину и поеду в колонию к Толику-Натанчику. Мне звонил Николай Иванович – Лидочкин отец и сказал, что договорился с заместителем начальника колонии по воспитательной работе: нам в порядке исключения дают внеочередное свидание с Толиком... А ты оставайся дома и паси маму. И завязывай с водкой...
– Лечусь, Фирка... Лечусь, родненькая, – дрогнувшим голосом ответил ей Серега и отвел в сторону глаза, полные слез...
ЛЕСТНИЧНАЯ ПЛОЩАДКА. ВТОРОЙ ЭТАЖ
Этот дом – как и дом Самошниковых, из разряда хрущевских пятиэтажек – стоял напротив, метрах в сорока.
Заяц сидел на подоконнике второго этажа и не спускал глаз с подъезда Самошниковых и с их «Запорожца», стоявшего рядом.
Одет он был, как и положено слесарю-сантехнику, – грязная телогрейка, черный рабочий комбинезон, сапоги с вывернутыми голенищами, вязаный «петушок» на голове, через плечо – сумка с инструментами...
У ДОМА САМОШНИКОВЫХ...
Когда Фирочка открывала «Запорожец», к ней подошел высокий сосед по дому, спросил:
– Эсфирь Анатольевна, до метро не подбросите?
– Конечно, конечно! Садитесь...
ЛЕСТНИЧНАЯ ПЛОЩАДКА ДОМА НАПРОТИВ
Несколько деревьев перекрывали «Запорожец» для глаз Зайца.
Увидел лишь, что в машину сели мужчина и женщина...
– Два мильена – ну полный улет!.. – тихо сказал себе Заяц. – Сейчас ты у меня до жопы расколешься, жидовка старая...
Усмехнулся нехорошо и спрыгнул с подоконника.
Вынул из сумки тяжелый слесарный молоток-ручник, переложил его рукояткой вверх за пазуху и тихо стал спускаться вниз по лестнице...
КВАРТИРА САМОШНИКОВЫХ
В кухне Серега заварил чай для Любови Абрамовны, налил в кружку, положил на блюдце чайную ложечку и только было собрался в «детскую»...
...как у входной двери раздался звонок.
– Сейчас, мама, подождите! – крикнул Серега. – Фирка, наверное, что-то забыла!..
Осторожно взял блюдечко с кружкой в одну руку, а второй открыл входную дверь.
Увидел на пороге паренька-водопроводчика, улыбнулся ему, сказал:
– Здорово! – и вопросительно посмотрел на него.
Заяц перетрусил чуть ли не до обморока! Спросил растерянно:
– А вы... дома?..
– Как видишь, – ответил Серега. – А тебе чего?
– Дак... Это... Ошибся, наверное... – пролепетал Заяц...
...но в эту секунду с блюдца, которое Сергей Алексеевич Самошников держал одной рукой, соскользнула чайная ложечка и упала прямо на резиновый коврик в узкой прихожей.
– Извини, парень, заходи... Секунду, – сказал Серега и наклонился за чайной ложкой...
Заяц сделал шаг вперед, прикрыл за собой дверь и...
...увидел нестриженую Серегину голову у своих колен!..
Заяц выхватил из-за пазухи тяжелый слесарный молоток и изо всей силы ударил Сергея Алексеевича молотком по затылку!!!
Серега выронил блюдце и кружку с чаем и ткнулся лицом в резиновый коврик. Но его кровь брызнула так высоко, что буквально окатила лицо и телогрейку Зайца...
А тот уже не мог совладать с собой и в истерическом исступлении продолжал бить мертвого Серегу молотком по голове...
– Это Фирочка? – послышался слабый голос Любови Абрамовны из «детской». – Фирочка, Сережа, зайдите ко мне на секунду...
Заяц засунул молоток с прилипшими волосами Сергея Алексеевича в сумку и пошел на голос Любови Абрамовны.
Когда он появился в дверях «детской» с брызгами Сережиной крови на лице, с окровавленными руками, с бурыми кровавыми пятнами на телогрейке, Любовь Абрамовна онемела от ужаса...
– Деньги!.. – просипел Заяц.
Трясущимися руками Любовь Абрамовна приоткрыла верхний ящик тумбочки, но Заяц подскочил к ней, толкнул в грудь и липкой от крови рукой зажал ей рот.
– Только открой пасть, сучара еврейская!
Увидел в тумбочке советские рубли, сгреб их и хлестко ударил Любовь Абрамовну по лицу.
– Ты мне, падла, лапшу на уши не вешай! Где германские деньги?!
Любовь Абрамовна хотела что-то сказать, но Заяц снова ударил ее по лицу.
– Быстрей, сука!.. Быстрей!!! – Заяц лихорадочно стал рыться в тумбочке. – Где? Где?! Говори!..
Любовь Абрамовна собралась с силами и громко закричала:
– Сережа!.. Сереженька...
Этот крик перепугал Зайца. Он выхватил из-под головы Любови Абрамовны подушку, одной рукой схватил ее за горло, а второй притиснул подушку к ее лицу и навалился всем своим весом.
– Будешь говорить?! Где бундесовые деньги?!
Но тут по телу Любови Абрамовны пробежала короткая судорога, из-под одеяла затряслись старые худенькие ноги, а из-под подушки раздался короткий приглушенный всхрип...
– Говори, морда жидовская!.. – крикнул Заяц и сдернул подушку с лица Любови Абрамовны.
Навсегда застывшие глаза Любови Абрамовны смотрели в забрызганную кровью физиономию Зайца.
Заяц бросился к платяному шкафу. Все перерыл, выкинул постельное белье, какие-то скатерти, тряпки...
Наконец нащупал какой-то плотный пакет. Разорвал его вдрызг, а там... фронтовые письма покойного Натана Моисеевича...
Заяц рванулся в другую комнату, к буфету.
Нашел там только «хозяйственные» семьдесят пять рублей... Запихнул их в карман и услышал, как под окнами остановился автомобиль.
Выглянул из-за занавески – не «Запорожец» ли? Но это была мусороуборочная машина. Заяц успокоился...
Прошел в ванную, открыл все шкафчики, ничего не нашел, но помылся. Вытерся махровым полотенцем, рукавом попытался затереть пятна крови на телогрейке...
В кухне увидел на столе Серегину водку. Выпил ее из горлышка, пошарил в полупустом холодильнике, съел кусок «Докторской» колбасы...
Вернулся в «детскую», накрыл мертвую старуху одеялом – и вдруг!..
... Увидел на тумбочке толстый, некрасивый золотой перстень!
Ах, как понравился Зайцу этот перстень!.. Он бережно засунул перстень в нагрудный карман рубашки, прошел в прихожую, переступил через мертвого Серегу Самощникова, поднял сумку с инструментами и...
...стараясь не вступить в черную лужу крови, выскользнул из квартиры на улицу...
...где грохотала мусороуборочная машина, опрокидывающая в себя гниющее и вонючее содержимое мусорных баков...
* * *
Грохот этой машины, металлическое лязганье поднимаемых и переворачиваемых мусорных баков, шум тяжелого автомобильного двигателя – вся эта какофония...
...стала переходить в грохот несущегося по рельсам поезда...
...а изображение ленинградского проезда между хрущевскими пятиэтажками начало преобразовываться в.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
В это время открылась входная дверь, вошла Фирочка с сумками и продуктовыми пакетами.
– Как мама?
– Ничего. Не хуже, слава те Господи... – ответил Серега, помогая Фирочке разгрузиться.
– Что у тебя с температурой?
– Нормальная.
– Нормальная – это сколько?
– Тридцать семь и семь. Но было же больше...
– Ты-то хоть не свались, Серенький!..
– Иди к матери. Я тебе поесть приготовлю.
– Не нужно. Я сейчас возьму нашу машину и поеду в колонию к Толику-Натанчику. Мне звонил Николай Иванович – Лидочкин отец и сказал, что договорился с заместителем начальника колонии по воспитательной работе: нам в порядке исключения дают внеочередное свидание с Толиком... А ты оставайся дома и паси маму. И завязывай с водкой...
– Лечусь, Фирка... Лечусь, родненькая, – дрогнувшим голосом ответил ей Серега и отвел в сторону глаза, полные слез...
ЛЕСТНИЧНАЯ ПЛОЩАДКА. ВТОРОЙ ЭТАЖ
Этот дом – как и дом Самошниковых, из разряда хрущевских пятиэтажек – стоял напротив, метрах в сорока.
Заяц сидел на подоконнике второго этажа и не спускал глаз с подъезда Самошниковых и с их «Запорожца», стоявшего рядом.
Одет он был, как и положено слесарю-сантехнику, – грязная телогрейка, черный рабочий комбинезон, сапоги с вывернутыми голенищами, вязаный «петушок» на голове, через плечо – сумка с инструментами...
У ДОМА САМОШНИКОВЫХ...
Когда Фирочка открывала «Запорожец», к ней подошел высокий сосед по дому, спросил:
– Эсфирь Анатольевна, до метро не подбросите?
– Конечно, конечно! Садитесь...
ЛЕСТНИЧНАЯ ПЛОЩАДКА ДОМА НАПРОТИВ
Несколько деревьев перекрывали «Запорожец» для глаз Зайца.
Увидел лишь, что в машину сели мужчина и женщина...
– Два мильена – ну полный улет!.. – тихо сказал себе Заяц. – Сейчас ты у меня до жопы расколешься, жидовка старая...
Усмехнулся нехорошо и спрыгнул с подоконника.
Вынул из сумки тяжелый слесарный молоток-ручник, переложил его рукояткой вверх за пазуху и тихо стал спускаться вниз по лестнице...
КВАРТИРА САМОШНИКОВЫХ
В кухне Серега заварил чай для Любови Абрамовны, налил в кружку, положил на блюдце чайную ложечку и только было собрался в «детскую»...
...как у входной двери раздался звонок.
– Сейчас, мама, подождите! – крикнул Серега. – Фирка, наверное, что-то забыла!..
Осторожно взял блюдечко с кружкой в одну руку, а второй открыл входную дверь.
Увидел на пороге паренька-водопроводчика, улыбнулся ему, сказал:
– Здорово! – и вопросительно посмотрел на него.
Заяц перетрусил чуть ли не до обморока! Спросил растерянно:
– А вы... дома?..
– Как видишь, – ответил Серега. – А тебе чего?
– Дак... Это... Ошибся, наверное... – пролепетал Заяц...
...но в эту секунду с блюдца, которое Сергей Алексеевич Самошников держал одной рукой, соскользнула чайная ложечка и упала прямо на резиновый коврик в узкой прихожей.
– Извини, парень, заходи... Секунду, – сказал Серега и наклонился за чайной ложкой...
Заяц сделал шаг вперед, прикрыл за собой дверь и...
...увидел нестриженую Серегину голову у своих колен!..
Заяц выхватил из-за пазухи тяжелый слесарный молоток и изо всей силы ударил Сергея Алексеевича молотком по затылку!!!
Серега выронил блюдце и кружку с чаем и ткнулся лицом в резиновый коврик. Но его кровь брызнула так высоко, что буквально окатила лицо и телогрейку Зайца...
А тот уже не мог совладать с собой и в истерическом исступлении продолжал бить мертвого Серегу молотком по голове...
– Это Фирочка? – послышался слабый голос Любови Абрамовны из «детской». – Фирочка, Сережа, зайдите ко мне на секунду...
Заяц засунул молоток с прилипшими волосами Сергея Алексеевича в сумку и пошел на голос Любови Абрамовны.
Когда он появился в дверях «детской» с брызгами Сережиной крови на лице, с окровавленными руками, с бурыми кровавыми пятнами на телогрейке, Любовь Абрамовна онемела от ужаса...
– Деньги!.. – просипел Заяц.
Трясущимися руками Любовь Абрамовна приоткрыла верхний ящик тумбочки, но Заяц подскочил к ней, толкнул в грудь и липкой от крови рукой зажал ей рот.
– Только открой пасть, сучара еврейская!
Увидел в тумбочке советские рубли, сгреб их и хлестко ударил Любовь Абрамовну по лицу.
– Ты мне, падла, лапшу на уши не вешай! Где германские деньги?!
Любовь Абрамовна хотела что-то сказать, но Заяц снова ударил ее по лицу.
– Быстрей, сука!.. Быстрей!!! – Заяц лихорадочно стал рыться в тумбочке. – Где? Где?! Говори!..
Любовь Абрамовна собралась с силами и громко закричала:
– Сережа!.. Сереженька...
Этот крик перепугал Зайца. Он выхватил из-под головы Любови Абрамовны подушку, одной рукой схватил ее за горло, а второй притиснул подушку к ее лицу и навалился всем своим весом.
– Будешь говорить?! Где бундесовые деньги?!
Но тут по телу Любови Абрамовны пробежала короткая судорога, из-под одеяла затряслись старые худенькие ноги, а из-под подушки раздался короткий приглушенный всхрип...
– Говори, морда жидовская!.. – крикнул Заяц и сдернул подушку с лица Любови Абрамовны.
Навсегда застывшие глаза Любови Абрамовны смотрели в забрызганную кровью физиономию Зайца.
Заяц бросился к платяному шкафу. Все перерыл, выкинул постельное белье, какие-то скатерти, тряпки...
Наконец нащупал какой-то плотный пакет. Разорвал его вдрызг, а там... фронтовые письма покойного Натана Моисеевича...
Заяц рванулся в другую комнату, к буфету.
Нашел там только «хозяйственные» семьдесят пять рублей... Запихнул их в карман и услышал, как под окнами остановился автомобиль.
Выглянул из-за занавески – не «Запорожец» ли? Но это была мусороуборочная машина. Заяц успокоился...
Прошел в ванную, открыл все шкафчики, ничего не нашел, но помылся. Вытерся махровым полотенцем, рукавом попытался затереть пятна крови на телогрейке...
В кухне увидел на столе Серегину водку. Выпил ее из горлышка, пошарил в полупустом холодильнике, съел кусок «Докторской» колбасы...
Вернулся в «детскую», накрыл мертвую старуху одеялом – и вдруг!..
... Увидел на тумбочке толстый, некрасивый золотой перстень!
Ах, как понравился Зайцу этот перстень!.. Он бережно засунул перстень в нагрудный карман рубашки, прошел в прихожую, переступил через мертвого Серегу Самощникова, поднял сумку с инструментами и...
...стараясь не вступить в черную лужу крови, выскользнул из квартиры на улицу...
...где грохотала мусороуборочная машина, опрокидывающая в себя гниющее и вонючее содержимое мусорных баков...
* * *
Грохот этой машины, металлическое лязганье поднимаемых и переворачиваемых мусорных баков, шум тяжелого автомобильного двигателя – вся эта какофония...
...стала переходить в грохот несущегося по рельсам поезда...
...а изображение ленинградского проезда между хрущевскими пятиэтажками начало преобразовываться в.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87