” Вряд ли.
— Да, — сказала она, отвечая на какой-то мой вопрос, — но завтра мы снова увидим восход солнца, хотя, конечно, будет очень душно.
— Печально. Она коротко засмеялась, прикрыв рот.
— Да, в самом деле, печально!
— Я снова наклонился к водителю:
— Сиамский Сад на Моск-стрит.
— Да, сэр, но прямой дорогой нам не проехать. Там все затоплено. Вечные проблемы, когда дожди.
Мы повернули налево, держа путь на юг.
— Вы живете в Англии, мистер Джордан?
— Да, в Лондоне.
— Я видела его только на открытках. О, как бы я хотела побывать в Лондоне.
— Вы почувствуете себя там как дома — большую часть времени там тоже идут дожди.
Мы двигались теперь по узким улочкам, и машина остановилась, пропуская велосипедиста, ехавшего навстречу нам.
— Вы давно в Сингапуре, мистер Джордан?
— Всего несколько дней. Это интересное…
Я сломал ей кисть как сухую веточку, но лезвие все же успело пропороть мне пиджак, рубашку и воткнуться в бок, прежде чем я заметил в полутьме блеск стали. Обе задние дверцы распахнулись настежь, и я нырнул в левую сторону, поскольку сидел справа, но у меня на горле сомкнулись чьи-то руки, и я вслепую ударил четырьмя растопыренными пальцами, целясь в глаза нападавшему, и, по всей видимости, попал, потому что услышал вскрик боли. Разобраться в подробностях нападения я пока не мог, но в открытой дверце слева вырисовывался силуэт то ли женщины, то ли подростка; найдя опору для рук на полу салона машины, я выкинул вперед и вверх правую ногу, которая, встретив было сопротивление, все же разогнулась до конца, и цель, в которую я метил, отлетела в сторону. На сетчатке у меня отпечаталась калейдоскопическая путаница — салон машины, лицо водителя над спинкой переднего сиденья, свет от качающегося уличного фонаря, проникающий через открытую дверцу, глаза Джасмы, столь же блестящие, как и лезвие, которое снова взметнулось мне навстречу — на этот раз она держала его в левой руке. Единственными звуками были полные боли вскрики двух женщин; одна из них выдала яростную тираду на языке, похожем на кхмерский, когда я, перехватив нож подставленным блоком, выкрутил кисть Джасме и развернул клинок острием к ее тонкому, затененному полутьмой лицу; я почувствовал, как он, скользнув по кости, без сопротивления по рукоятку вошел в плоть, но в этот момент в голове у меня словно вспышка взорвалась, и я свалился, привалившись к заднему сиденью, не в силах перевести дыхание от режущей боли в боку.
Водитель перегнулся с переднего сиденья, намереваясь дотянуться до меня, и изо всех оставшихся сил я нанес ему удар открытой ладонью по основанию носа, от чего хрящи переносицы должны были войти в мозг, после чего я вывалился на левую; сторону, свалившись в глубокую лужу, на дне которой были камни; откатившись подальше от машины, я было бросился бежать, но две фигуры преградили мне путь; их сухие лица четко вырисовывались в отсветах фонаря, когда их черные комбинезоны приближались ко мне: в руках у них поблескивал металл, и я слышал их хриплое свистящее дыхание, наполнявшее окружающий воздух солоноватым запахом крови, а поодаль стоял человек, что-то кричавший по-английски, перекрывая шарканье ног убегавших прохожих и отдаленное хлопанье закрывающихся дверей.
Мои руки были залиты кровью. Моей и их, — их, ибо я знал, что убил кого-то, и моей, потому что рану невыносимо жгло, когда воздух касался ее. Я заметил нож, направленный мне прямо в лицо, и успел перехватить руку женщины, после чего нанес короткий жесткий удар ребром ладони по горлу, увидел, как раскрылся ее изящный ротик и вывалился блеснувший влагой в свете фонаря язык; широко раскрытыми глазами она еще успела взглянуть в лицо смерти перед тем, как, обмякнув, опуститься на землю, подобно марионетке с порванными нитями.
Другая женщина повернулась и бросилась бежать, а я кинулся за ней, оскальзываясь и преодолевая слабость, которая мягко обволакивала меня, словно поднимающаяся вода: перед глазами все расплывалось, и я, с трудом восстановив четкость зрения, увидел, как тень женщины скользнула по стене за фонарем, миновала освещенное пространство и канула в темноте. Я двигался вперед, еле волоча ноги и с трудом преодолевая подступающую слабость, и в ушах все громче звенела высокая нота одиночной скрипичной струны, но я все двигался, потому что хотел узнать, кто она и кто они, а если мне удастся поймать ее, она-то уж у меня заговорит, хотя бесконечная нота предупреждала меня, что я теряю кровь, но я забыл об этом, когда тьма поглотила меня.
— Вам звонят, — позвала меня Лили.
— Я спущусь.
Нельзя представить себе ничего более фантастического, чем телефон в гостинице “Красная Орхидея”. Я взял трубку и представился.
— В каком ты состоянии? — Я оцепенел. Пепперидж. Помолчав, я спросил его:
— Откуда ты знаешь?
Кто-то вошел в холл, и Ал своей неторопливой походкой направился навстречу посетителям. Я хорошо видел их сквозь проем арки: два европейца средних лет, невысокого роста, в мятых костюмах; на багаже — яркие ярлычки авиакомпании “Эр Франс”.
Теперь-то я наблюдал за всеми вся. Все вокруг меня изменилось.
— Говорил же я тебе, — сказал Пепперидж, — что буду следить за тобой и отсюда. Так как ты…
— Что у тебя за источник?
Может быть, у меня начинается, паранойя. Они приближаются, чтобы расправиться со мной.
— Верховный Комиссариат, конечно. — В голосе звучала обида.
— Верховный Комиссариат ровно ничего не знает о происшедшем. Сингапур тут же опустил дымовую завесу — ни слова в прессе и вообще никаких сообщений.
Короткое молчание, а потом:
— Боюсь, ты не все продумал.
Он совершенно прав. Сингапурские власти сразу же снеслись с посольством Таиланда, обратив внимание на ливрею мертвого водителя, а так как на этом месте оказался британский подданный, которого пришлось срочно госпитализировать. Верховный Комиссариат автоматически получил информацию о происшедшем.
— И дело в том, — донеслись до меня слова Пеппериджа, — в каком ты сейчас состоянии? Пахнуло йодом и больницей.
— Мне потребуется несколько дней.
“Вам здорово повезло. — Доктор Роберт Лео, хирург. — Понимаете ли, вам здорово повезло”.
Хорошо это или плохо? Я так и не понял его.
“У вас была задета лучевая артерия. И хорошо, что вас успели найти и вовремя доставить в больницу”.
В противном случае, она сняла бы трубку телефона, когда он звякнул, и с другого конца ей доложили бы: “Дело сделано”.
Шода.
Хуже всего, что я сам во всем виноват. Черт побери, меня доставили в больницу еще до того, как я приступил к делу, и чуть ли не половину крови успел оставить в грязной луже. И все из-за того, что позволил втянуть себя в отнюдь не тщательно планируемую операцию пятизвездочного уровня — как в Бюро, когда все аккуратно расписано по деталям и разложено по полочкам:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
— Да, — сказала она, отвечая на какой-то мой вопрос, — но завтра мы снова увидим восход солнца, хотя, конечно, будет очень душно.
— Печально. Она коротко засмеялась, прикрыв рот.
— Да, в самом деле, печально!
— Я снова наклонился к водителю:
— Сиамский Сад на Моск-стрит.
— Да, сэр, но прямой дорогой нам не проехать. Там все затоплено. Вечные проблемы, когда дожди.
Мы повернули налево, держа путь на юг.
— Вы живете в Англии, мистер Джордан?
— Да, в Лондоне.
— Я видела его только на открытках. О, как бы я хотела побывать в Лондоне.
— Вы почувствуете себя там как дома — большую часть времени там тоже идут дожди.
Мы двигались теперь по узким улочкам, и машина остановилась, пропуская велосипедиста, ехавшего навстречу нам.
— Вы давно в Сингапуре, мистер Джордан?
— Всего несколько дней. Это интересное…
Я сломал ей кисть как сухую веточку, но лезвие все же успело пропороть мне пиджак, рубашку и воткнуться в бок, прежде чем я заметил в полутьме блеск стали. Обе задние дверцы распахнулись настежь, и я нырнул в левую сторону, поскольку сидел справа, но у меня на горле сомкнулись чьи-то руки, и я вслепую ударил четырьмя растопыренными пальцами, целясь в глаза нападавшему, и, по всей видимости, попал, потому что услышал вскрик боли. Разобраться в подробностях нападения я пока не мог, но в открытой дверце слева вырисовывался силуэт то ли женщины, то ли подростка; найдя опору для рук на полу салона машины, я выкинул вперед и вверх правую ногу, которая, встретив было сопротивление, все же разогнулась до конца, и цель, в которую я метил, отлетела в сторону. На сетчатке у меня отпечаталась калейдоскопическая путаница — салон машины, лицо водителя над спинкой переднего сиденья, свет от качающегося уличного фонаря, проникающий через открытую дверцу, глаза Джасмы, столь же блестящие, как и лезвие, которое снова взметнулось мне навстречу — на этот раз она держала его в левой руке. Единственными звуками были полные боли вскрики двух женщин; одна из них выдала яростную тираду на языке, похожем на кхмерский, когда я, перехватив нож подставленным блоком, выкрутил кисть Джасме и развернул клинок острием к ее тонкому, затененному полутьмой лицу; я почувствовал, как он, скользнув по кости, без сопротивления по рукоятку вошел в плоть, но в этот момент в голове у меня словно вспышка взорвалась, и я свалился, привалившись к заднему сиденью, не в силах перевести дыхание от режущей боли в боку.
Водитель перегнулся с переднего сиденья, намереваясь дотянуться до меня, и изо всех оставшихся сил я нанес ему удар открытой ладонью по основанию носа, от чего хрящи переносицы должны были войти в мозг, после чего я вывалился на левую; сторону, свалившись в глубокую лужу, на дне которой были камни; откатившись подальше от машины, я было бросился бежать, но две фигуры преградили мне путь; их сухие лица четко вырисовывались в отсветах фонаря, когда их черные комбинезоны приближались ко мне: в руках у них поблескивал металл, и я слышал их хриплое свистящее дыхание, наполнявшее окружающий воздух солоноватым запахом крови, а поодаль стоял человек, что-то кричавший по-английски, перекрывая шарканье ног убегавших прохожих и отдаленное хлопанье закрывающихся дверей.
Мои руки были залиты кровью. Моей и их, — их, ибо я знал, что убил кого-то, и моей, потому что рану невыносимо жгло, когда воздух касался ее. Я заметил нож, направленный мне прямо в лицо, и успел перехватить руку женщины, после чего нанес короткий жесткий удар ребром ладони по горлу, увидел, как раскрылся ее изящный ротик и вывалился блеснувший влагой в свете фонаря язык; широко раскрытыми глазами она еще успела взглянуть в лицо смерти перед тем, как, обмякнув, опуститься на землю, подобно марионетке с порванными нитями.
Другая женщина повернулась и бросилась бежать, а я кинулся за ней, оскальзываясь и преодолевая слабость, которая мягко обволакивала меня, словно поднимающаяся вода: перед глазами все расплывалось, и я, с трудом восстановив четкость зрения, увидел, как тень женщины скользнула по стене за фонарем, миновала освещенное пространство и канула в темноте. Я двигался вперед, еле волоча ноги и с трудом преодолевая подступающую слабость, и в ушах все громче звенела высокая нота одиночной скрипичной струны, но я все двигался, потому что хотел узнать, кто она и кто они, а если мне удастся поймать ее, она-то уж у меня заговорит, хотя бесконечная нота предупреждала меня, что я теряю кровь, но я забыл об этом, когда тьма поглотила меня.
— Вам звонят, — позвала меня Лили.
— Я спущусь.
Нельзя представить себе ничего более фантастического, чем телефон в гостинице “Красная Орхидея”. Я взял трубку и представился.
— В каком ты состоянии? — Я оцепенел. Пепперидж. Помолчав, я спросил его:
— Откуда ты знаешь?
Кто-то вошел в холл, и Ал своей неторопливой походкой направился навстречу посетителям. Я хорошо видел их сквозь проем арки: два европейца средних лет, невысокого роста, в мятых костюмах; на багаже — яркие ярлычки авиакомпании “Эр Франс”.
Теперь-то я наблюдал за всеми вся. Все вокруг меня изменилось.
— Говорил же я тебе, — сказал Пепперидж, — что буду следить за тобой и отсюда. Так как ты…
— Что у тебя за источник?
Может быть, у меня начинается, паранойя. Они приближаются, чтобы расправиться со мной.
— Верховный Комиссариат, конечно. — В голосе звучала обида.
— Верховный Комиссариат ровно ничего не знает о происшедшем. Сингапур тут же опустил дымовую завесу — ни слова в прессе и вообще никаких сообщений.
Короткое молчание, а потом:
— Боюсь, ты не все продумал.
Он совершенно прав. Сингапурские власти сразу же снеслись с посольством Таиланда, обратив внимание на ливрею мертвого водителя, а так как на этом месте оказался британский подданный, которого пришлось срочно госпитализировать. Верховный Комиссариат автоматически получил информацию о происшедшем.
— И дело в том, — донеслись до меня слова Пеппериджа, — в каком ты сейчас состоянии? Пахнуло йодом и больницей.
— Мне потребуется несколько дней.
“Вам здорово повезло. — Доктор Роберт Лео, хирург. — Понимаете ли, вам здорово повезло”.
Хорошо это или плохо? Я так и не понял его.
“У вас была задета лучевая артерия. И хорошо, что вас успели найти и вовремя доставить в больницу”.
В противном случае, она сняла бы трубку телефона, когда он звякнул, и с другого конца ей доложили бы: “Дело сделано”.
Шода.
Хуже всего, что я сам во всем виноват. Черт побери, меня доставили в больницу еще до того, как я приступил к делу, и чуть ли не половину крови успел оставить в грязной луже. И все из-за того, что позволил втянуть себя в отнюдь не тщательно планируемую операцию пятизвездочного уровня — как в Бюро, когда все аккуратно расписано по деталям и разложено по полочкам:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86