Венекеру удалось бы незамеченным сесть в машину, и он направился бы в аэропорт. Они следуют за ним, но, когда он оказывается на свету, преследователи видят, что это не я, но к тому времени им было бы поздно что-то предпринимать: поскольку они сняли слежку за “Красной Орхидеей”, и я смог бы выскользнуть из нее… что я и сделал, но уже воспользовавшись гибелью другого человека.
— Скорее всего, они испытали большое искушение расправиться с тобой таким образом, — сказал Пепперидж.
— Они, должно быть, рехнулись. — Шода хотела, чтобы все прошло в полной тайне, для чего она и послала за своим агентом, умеющим работать бесшумно и не оставляя никаких следов, и когда она услышит о происшедшем, за его жизнь нельзя будет поручиться, над его шеей повиснет меч палача, ибо происшествие попадет в газеты, личность Венекера будет установлена, и ей станет ясно, что я успел ускользнуть и залечь на дно, так что пусть мне послужит слабым утешением, что он поплатится своей головой, око за око и так далее.
— Верно, — согласился Пепперидж. — Ей это явно не понравится. Где ты находишься?
— У Чена. — Я дал ему номер телефона.
— В каких ты условиях?
— Поблизости никого нет.
“А должен был быть. Иисусе, ему всего только надо было положить письмо и уехать — а он мертв.”
— У Чена, — сказал Пепперидж, — ты будешь в безопасности. Я лично ручаюсь за него. Но теперь тебе придется соблюдать осторожность. Кишнар не откажется от своего.
— Ничего не изменилось, если не считать того, что теперь я буду действовать тайно. — Я теперь не смогу показаться в таиландском посольстве или в “Красной Орхидее”, да и в любом другом месте с кем-либо встретиться, а выбраться отсюда я смогу лишь в закрытом фургоне — на этот риск придется пойти.
— Могу ли я что-нибудь для тебя сделать? — спросил Пепперидж.
— Нет. Теперь можешь спать.
— Заткнулся бы, — грубовато ответил Пепперидж. Он пытался подать ситуацию с Венекером с точки зрения моей пользы, но ему это плохо удавалось: первоклассного специалиста я отличаю с первого взгляда, и Венекер был именно таковым — подтянутый, легкий, точный, полный чувства ответственности.
— Как давно ты знал его?
— Кого?
— Венекера?
— М-да… — Он замялся. — Как-то довелось с ним работать. Он дал понять, что не собирается умирать в постели. — Еще одна пауза. — Да не переживай ты, старина.
— Это я послал его…
— Понимаю. — Он откашлялся. — Ты там пока еще не вышел на полковника Чоу?
— Нет. Его так и зовут — Ч-о-у?
— Да. Я пытался связаться с ним, но отсюда это нелегко. У меня появилась идея, чтобы ты попросил Чена выйти на него. Он должен звать его. Если хочешь, я сам с ним переговорю.
— Его здесь нет.
— Значит, когда ты его увидишь. Чоу может очень пригодиться.
— Ясно.
— Вот что мы должны еще выяснить, с какого бока к ней можно подобраться. Я имею в виду к Шоде. И кто может это знать.
Кэти сказала то же самое, почти слово в слово: “Я понимаю, что тебе сейчас нужно больше всего, ты хочешь выяснить, где у нее ахиллесова пята.”
— Я должен понять, как к ней подобраться, — объяснил я ему. — Но не думаю, что удача тотчас же придет ко мне.
Существовали две возможные опасности, но я не стал посвящать его в подробности. Ярость Шоды сейчас достигнет предела, и она решит, что уничтожить меня — дело ее чести; люди, обладающие большой властью, всегда ведут себя подобным образом: любой намек на противостояние им воспринимается как личное оскорбление, и они не успокоятся, пока с ним не будет покончено. Вторая опасность заключалась в том, что я сам был в ярости и был готов пойти на неоправданный риск, только чтобы добраться до нее, потому что мне не нравилось скрываться, то и дело прячась в дырах и норах, и мне решительно не понравилось, как они расправились с Венекером, человеком, который ценой своей жизни спас мою.
Кроме того, был еще и фактор воздействия ворожбы, вуду, и прошлой ночью в “Красной Орхидее” я почувствовал, насколько я беззащитен. Я никогда раньше не сталкивался с ним, что меня подсознательно беспокоило — я уже почти был готов принять неизбежность того, что Кишнар убьет меня, и от этого никуда не деться, разве что я буду метаться по дому, подобно загнанной крысе, в поисках плана спасения, который окажется бесполезным, едва лишь он окажется в здании. Эти непрестанные мысли расслабляли меня, лишали ясности мышления.
— Что еще скажешь? — Это Пепперидж.
— Думаю, что, если не удастся найти выхода, со мной будет покончено.
— Что еще мешает? Кроме Кишнара. я хочу сказать.
— Да просто меня обложили со всех сторон. И явный перевес в огневой Мощи.
— Я уверен, что ты справишься. — Теперь он говорил другим тоном, сухо и резко. — В любом задании бывают моменты, когда ты не видишь света в конце тоннеля. Сплошная тьма — я сам был в таком положении несколько раз. Тебе надо немного расслабиться, привести нервы в порядок. Тебе будет оказана любая возможная помощь, я тут вкалываю не покладая рук, держу постоянную связь с людьми в Лондоне и на местах. — Сухость тона исчезла, уступив место ложной бодрости. Но что еще мог сделать бедный дурачок, кроме как не подбодрить хорька, который мечется из стороны в сторону?
— Да, — откликнулся я так же бодро, — я чувствую настоящую поддержку. Это все, что мне надо.
— Держу за тебя кулаки. Будь на связи.
Она вытащила из ящика комода пистолет и точным движением опытного стрелка спустила предохранитель, а я подумал, где же она могла этому научиться — в лагере беженцев или у Джонни Чена. Приоткрыв дверь, она спустилась по деревянным ступенькам и остановилась на полпути, не спуская глаз с железной двери, что выходила к причалу.
Зуммер подал сигнал минуту назад, и она отреагировала на него быстро, но без суеты. Я наблюдал за ней с верхней площадки лестницы; когда прошло несколько минут, Чу-Чу повернулась и поднялась наверх, где, отложив пистолет, пальцами изобразила на крышке стола фигуру собаки, стоящую с расставленными ногами и вскинутым хвостом.
— Пес? — спросил я.
Изображая собачью рысцу, она приблизила фигуру из пальцев к нефритовому пресс-папье и приподняла один палец, живо изображая собаку, которая по своей нужде задрала ногу у стенки дома. Тревога возникла от того, что, сам того не подозревая, пес пересек линию инфракрасных лучей, датчики которых были установлены слишком низко, хотя, конечно, это мог быть и
Кишнар или кто-то из той команды, что следила за мной, но я отбросил эти мысли, потому что, добираясь сюда, я с предельным тщанием проверялся, и тут найти они меня никак не могли.
Но они же нашли тебя в “Красной Орхидее”.
Потому что я то и дело входил в нее и выходил, вот почему, — я еще не ушел в подполье.
— Собака, — соглашаясь, кивнул я, но девушка не повторила это слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
— Скорее всего, они испытали большое искушение расправиться с тобой таким образом, — сказал Пепперидж.
— Они, должно быть, рехнулись. — Шода хотела, чтобы все прошло в полной тайне, для чего она и послала за своим агентом, умеющим работать бесшумно и не оставляя никаких следов, и когда она услышит о происшедшем, за его жизнь нельзя будет поручиться, над его шеей повиснет меч палача, ибо происшествие попадет в газеты, личность Венекера будет установлена, и ей станет ясно, что я успел ускользнуть и залечь на дно, так что пусть мне послужит слабым утешением, что он поплатится своей головой, око за око и так далее.
— Верно, — согласился Пепперидж. — Ей это явно не понравится. Где ты находишься?
— У Чена. — Я дал ему номер телефона.
— В каких ты условиях?
— Поблизости никого нет.
“А должен был быть. Иисусе, ему всего только надо было положить письмо и уехать — а он мертв.”
— У Чена, — сказал Пепперидж, — ты будешь в безопасности. Я лично ручаюсь за него. Но теперь тебе придется соблюдать осторожность. Кишнар не откажется от своего.
— Ничего не изменилось, если не считать того, что теперь я буду действовать тайно. — Я теперь не смогу показаться в таиландском посольстве или в “Красной Орхидее”, да и в любом другом месте с кем-либо встретиться, а выбраться отсюда я смогу лишь в закрытом фургоне — на этот риск придется пойти.
— Могу ли я что-нибудь для тебя сделать? — спросил Пепперидж.
— Нет. Теперь можешь спать.
— Заткнулся бы, — грубовато ответил Пепперидж. Он пытался подать ситуацию с Венекером с точки зрения моей пользы, но ему это плохо удавалось: первоклассного специалиста я отличаю с первого взгляда, и Венекер был именно таковым — подтянутый, легкий, точный, полный чувства ответственности.
— Как давно ты знал его?
— Кого?
— Венекера?
— М-да… — Он замялся. — Как-то довелось с ним работать. Он дал понять, что не собирается умирать в постели. — Еще одна пауза. — Да не переживай ты, старина.
— Это я послал его…
— Понимаю. — Он откашлялся. — Ты там пока еще не вышел на полковника Чоу?
— Нет. Его так и зовут — Ч-о-у?
— Да. Я пытался связаться с ним, но отсюда это нелегко. У меня появилась идея, чтобы ты попросил Чена выйти на него. Он должен звать его. Если хочешь, я сам с ним переговорю.
— Его здесь нет.
— Значит, когда ты его увидишь. Чоу может очень пригодиться.
— Ясно.
— Вот что мы должны еще выяснить, с какого бока к ней можно подобраться. Я имею в виду к Шоде. И кто может это знать.
Кэти сказала то же самое, почти слово в слово: “Я понимаю, что тебе сейчас нужно больше всего, ты хочешь выяснить, где у нее ахиллесова пята.”
— Я должен понять, как к ней подобраться, — объяснил я ему. — Но не думаю, что удача тотчас же придет ко мне.
Существовали две возможные опасности, но я не стал посвящать его в подробности. Ярость Шоды сейчас достигнет предела, и она решит, что уничтожить меня — дело ее чести; люди, обладающие большой властью, всегда ведут себя подобным образом: любой намек на противостояние им воспринимается как личное оскорбление, и они не успокоятся, пока с ним не будет покончено. Вторая опасность заключалась в том, что я сам был в ярости и был готов пойти на неоправданный риск, только чтобы добраться до нее, потому что мне не нравилось скрываться, то и дело прячась в дырах и норах, и мне решительно не понравилось, как они расправились с Венекером, человеком, который ценой своей жизни спас мою.
Кроме того, был еще и фактор воздействия ворожбы, вуду, и прошлой ночью в “Красной Орхидее” я почувствовал, насколько я беззащитен. Я никогда раньше не сталкивался с ним, что меня подсознательно беспокоило — я уже почти был готов принять неизбежность того, что Кишнар убьет меня, и от этого никуда не деться, разве что я буду метаться по дому, подобно загнанной крысе, в поисках плана спасения, который окажется бесполезным, едва лишь он окажется в здании. Эти непрестанные мысли расслабляли меня, лишали ясности мышления.
— Что еще скажешь? — Это Пепперидж.
— Думаю, что, если не удастся найти выхода, со мной будет покончено.
— Что еще мешает? Кроме Кишнара. я хочу сказать.
— Да просто меня обложили со всех сторон. И явный перевес в огневой Мощи.
— Я уверен, что ты справишься. — Теперь он говорил другим тоном, сухо и резко. — В любом задании бывают моменты, когда ты не видишь света в конце тоннеля. Сплошная тьма — я сам был в таком положении несколько раз. Тебе надо немного расслабиться, привести нервы в порядок. Тебе будет оказана любая возможная помощь, я тут вкалываю не покладая рук, держу постоянную связь с людьми в Лондоне и на местах. — Сухость тона исчезла, уступив место ложной бодрости. Но что еще мог сделать бедный дурачок, кроме как не подбодрить хорька, который мечется из стороны в сторону?
— Да, — откликнулся я так же бодро, — я чувствую настоящую поддержку. Это все, что мне надо.
— Держу за тебя кулаки. Будь на связи.
Она вытащила из ящика комода пистолет и точным движением опытного стрелка спустила предохранитель, а я подумал, где же она могла этому научиться — в лагере беженцев или у Джонни Чена. Приоткрыв дверь, она спустилась по деревянным ступенькам и остановилась на полпути, не спуская глаз с железной двери, что выходила к причалу.
Зуммер подал сигнал минуту назад, и она отреагировала на него быстро, но без суеты. Я наблюдал за ней с верхней площадки лестницы; когда прошло несколько минут, Чу-Чу повернулась и поднялась наверх, где, отложив пистолет, пальцами изобразила на крышке стола фигуру собаки, стоящую с расставленными ногами и вскинутым хвостом.
— Пес? — спросил я.
Изображая собачью рысцу, она приблизила фигуру из пальцев к нефритовому пресс-папье и приподняла один палец, живо изображая собаку, которая по своей нужде задрала ногу у стенки дома. Тревога возникла от того, что, сам того не подозревая, пес пересек линию инфракрасных лучей, датчики которых были установлены слишком низко, хотя, конечно, это мог быть и
Кишнар или кто-то из той команды, что следила за мной, но я отбросил эти мысли, потому что, добираясь сюда, я с предельным тщанием проверялся, и тут найти они меня никак не могли.
Но они же нашли тебя в “Красной Орхидее”.
Потому что я то и дело входил в нее и выходил, вот почему, — я еще не ушел в подполье.
— Собака, — соглашаясь, кивнул я, но девушка не повторила это слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86