Все трое несли подносы, нагруженные тарелками, покрытыми салфетками. Амид вскочил на ноги и моментально убрал карту со стола.
Трое вошедших поставили подносы на стол и начали разгружать их.
– Вы ничего не ели целый день, – сказал Амид. – Я попросил Онет принести еду, как только вы появитесь здесь. Может быть, Артура мне и не удастся заставить, но убедиться, что накормлены остальные из вас, я могу.
Вид и запах пищи заставил Хэла осознать, насколько он оказался голоден.
– Спасибо, – сказал он, пододвигая к столу свой стул. Старик и Калас присоединились к нему.
После того как они поели, а остальные ушли, Хэл по просьбе Амида задержался.
– Я тревожусь по поводу Артура, – вздохнул Амид. – Он не ест. Я думаю, что он, скорее всего, и не спит. Он ведет себя совершенно обычно; но я знаю его достаточно хорошо, чтобы понимать, насколько он терзается из-за того, что Сее находится там, внизу, с этими солдатами. Видишь ли, он чувствует себя ответственным за это.
– Да, – сказал Хэл, – это на него похоже.
– Он боится, что если солдаты поймают ее, то решат, что она одна из нас, и попытаются заставить ее сказать, где мы находимся.
– Да, – согласился Хэл, – Артур прав.
– Так что если они станут угрожать ей пытками, чтобы заставить говорить, у нее не будет другого выбора, кроме как сказать им. А когда они найдут, что отверстие закрыто камнем, то могут подумать, что она лжет ив действительности ничего не знает. Тогда они убьют ее. С другой стороны, мы не можем оставлять проход открытым, так что в каком-то смысле мы – и он – окажемся ответственными за ее смерть, а она еще только девочка.
– Никогда не пытайся предсказать, как человек поведет себя под пыткой, – произнес Хэл. – Здесь вопрос не только в силе воли. Даже он сам этого заранее не знает. Самый храбрый может сломаться; а люди, от которых ты бы этого не ожидал, умрут, не проронив ни слова. Она может вообще отказаться говорить.
– Но тогда они замучают ее до смерти, пытаясь вынудить к этому! – Амид содрогнулся. – Мы не можем такого допустить!
– Можете. Вы должны – если нет никакого способа избежать этого, – сказал Хэл. – Ее не спасет, если понапрасну погибнут все остальные члены Гильдии. Но если вы станете постоянно думать о том, в каком ужасном положении может оказаться Сее, то рано или поздно ты – или Артур, или кто-либо еще – попытаетесь предпринять что-нибудь, совершенно не имеющее шансов на успех; и в результате все вы попадете в лапы солдат.
– Даже если бы мы могли… – начал Амид. – Даже если бы мы согласились принести ее в жертву, Артур никогда не пошел бы на это. Никогда!
– Тогда заприте его, – сказал Хэл, – пока солдаты не уйдут.
– Мы не можем сделать это!
– Он наверняка возненавидет вас за это, – сказал Хэл. – Но это, возможно, самое лучшее, что вы в состоянии для него сделать.
– Я поговорю с ним, – сказал Амид. – Если он сможет убедить остальных в том, что Сее не угрожает опасность…
– Ты же сам знаешь, что это не совсем так – даже если ему и удастся убедить в этом других, – покачал головой Хэл. – Почти все члены вашей Гильдии – экзоты. Они слишком склонны к сопереживанию, чтобы их могло одурачить его притворное безразличие. В действительности же, долг Артура в том, чтобы осознать, что Сее может погибнуть; и своим примером добиться того, чтобы и остальные также это осознали. А что-либо меньшее здесь не подействует. И более того, окажется морально неприемлемым.
– Неприемлемым? – Амид, похоже, был потрясен.
– Да, – сказал Хэл, – потому что тогда вы позволите ситуации, которой вы не можете управлять, выбить ваших людей из колеи как раз в то время, когда их дух должен быть особенно крепким, а мысли – ясными. Я обещаю тебе, что если увижу надежду сделать хоть что-нибудь для Сее, то дам тебе об этом знать; и если это окажется наилучшим выходом из положения, то сделаю это сам. Но до тех пор, пока не возникнет реальный шанс ей помочь, необходимо сделать две вещи. Во-первых, члены Гильдии должны принять неизбежность того, что произойдет с Сее – а также то, что при нынешнем положении дел они не смогут никак на это повлиять. Во-вторых, Артур должен сам осознать этот факт – и показать остальным, что он это сделал.
После долгого молчания Амид ответил:
– Для нас это окажется достаточно трудным. А для Артура – невозможным.
– Тогда заприте его, как я и предлагаю.
Амид не ответил. Хэл поднялся.
– Мне жаль. – Он глядел на старика, как бы осевшего под тяжестью услышанного. – Рано или поздно для каждого наступает день, когда ему приходится столкнуться с подобными вещами. И никакой пользы делать вид, что такой день никогда не придет.
– Решение принимать тебе, – чуть помедлив, добавил он. – Если Вы думаете о некотором пути, которым я могу помочь, вызови меня. А я сейчас собираюсь немного отдохнуть, пока есть возможность.
Он вышел.
На следующее утро они со Стариком, как обычно, вместе наблюдали восход солнца; а затем заняли свои места на краю уступа, у мониторов. Вскоре после этого к ним присоединился Калас. Но прошло еще добрых три часа, прежде чем первая из поисковых групп принялась за дело; а некоторые из остальных только-только просыпались.
Хэл резко наклонился вперед и увеличил масштаб изображения на одном из экранов.
– Калас, – спросил он, – а что это они надевают на дула концы своих игольных ружей?
Калас взглянул.
– О, это ловчие сети. Они часто используют их при охоте за беглыми пленниками – для того, чтобы взять кого-то в плен – если они хотят допросить его прежде, чем расстреливать. Ты знаешь, как действует игольное ружье?
Хэл улыбнулся.
– Да.
Игольные ружья были любимым оружием у действующих войск – главным образом потому, что их магазин мог содержать до четырех тысяч игл.
Каждая из них могла оказаться смертельной, если поражала жизненно важный орган; но очередь игл в любом случае почти наверняка могла уложить человека. Они были невелики, едва больше обычных швейных, и выстреливались с помощью механически взводимой пружины или сжатого воздуха из резервуара. Каждая игла походила на миниатюрную ракету. Твердое горючее, воспламенявшееся при выходе иглы из ствола, переносило ее на расстояние до трехсот метров. Пучок игл, выстреливавшихся одновременно, приближаясь к пели, веером расходился в стороны, наподобие дроби, которой стреляли из древних охотничьих ружей.
Преимущества, следовательно, заключались в огневой мощи довольно легкого оружия; и еще в том, что такое оружие было почти невозможно вывести из строя скверным обращением. Его можно было протащить по грязи или через полгода достать из-под воды, где оно все это время пролежало – и оно по-прежнему действовало бы. Кроме того, его могли использовать плохо обученные солдаты, просто поливая противника дождем иголок, как из брандспойта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Трое вошедших поставили подносы на стол и начали разгружать их.
– Вы ничего не ели целый день, – сказал Амид. – Я попросил Онет принести еду, как только вы появитесь здесь. Может быть, Артура мне и не удастся заставить, но убедиться, что накормлены остальные из вас, я могу.
Вид и запах пищи заставил Хэла осознать, насколько он оказался голоден.
– Спасибо, – сказал он, пододвигая к столу свой стул. Старик и Калас присоединились к нему.
После того как они поели, а остальные ушли, Хэл по просьбе Амида задержался.
– Я тревожусь по поводу Артура, – вздохнул Амид. – Он не ест. Я думаю, что он, скорее всего, и не спит. Он ведет себя совершенно обычно; но я знаю его достаточно хорошо, чтобы понимать, насколько он терзается из-за того, что Сее находится там, внизу, с этими солдатами. Видишь ли, он чувствует себя ответственным за это.
– Да, – сказал Хэл, – это на него похоже.
– Он боится, что если солдаты поймают ее, то решат, что она одна из нас, и попытаются заставить ее сказать, где мы находимся.
– Да, – согласился Хэл, – Артур прав.
– Так что если они станут угрожать ей пытками, чтобы заставить говорить, у нее не будет другого выбора, кроме как сказать им. А когда они найдут, что отверстие закрыто камнем, то могут подумать, что она лжет ив действительности ничего не знает. Тогда они убьют ее. С другой стороны, мы не можем оставлять проход открытым, так что в каком-то смысле мы – и он – окажемся ответственными за ее смерть, а она еще только девочка.
– Никогда не пытайся предсказать, как человек поведет себя под пыткой, – произнес Хэл. – Здесь вопрос не только в силе воли. Даже он сам этого заранее не знает. Самый храбрый может сломаться; а люди, от которых ты бы этого не ожидал, умрут, не проронив ни слова. Она может вообще отказаться говорить.
– Но тогда они замучают ее до смерти, пытаясь вынудить к этому! – Амид содрогнулся. – Мы не можем такого допустить!
– Можете. Вы должны – если нет никакого способа избежать этого, – сказал Хэл. – Ее не спасет, если понапрасну погибнут все остальные члены Гильдии. Но если вы станете постоянно думать о том, в каком ужасном положении может оказаться Сее, то рано или поздно ты – или Артур, или кто-либо еще – попытаетесь предпринять что-нибудь, совершенно не имеющее шансов на успех; и в результате все вы попадете в лапы солдат.
– Даже если бы мы могли… – начал Амид. – Даже если бы мы согласились принести ее в жертву, Артур никогда не пошел бы на это. Никогда!
– Тогда заприте его, – сказал Хэл, – пока солдаты не уйдут.
– Мы не можем сделать это!
– Он наверняка возненавидет вас за это, – сказал Хэл. – Но это, возможно, самое лучшее, что вы в состоянии для него сделать.
– Я поговорю с ним, – сказал Амид. – Если он сможет убедить остальных в том, что Сее не угрожает опасность…
– Ты же сам знаешь, что это не совсем так – даже если ему и удастся убедить в этом других, – покачал головой Хэл. – Почти все члены вашей Гильдии – экзоты. Они слишком склонны к сопереживанию, чтобы их могло одурачить его притворное безразличие. В действительности же, долг Артура в том, чтобы осознать, что Сее может погибнуть; и своим примером добиться того, чтобы и остальные также это осознали. А что-либо меньшее здесь не подействует. И более того, окажется морально неприемлемым.
– Неприемлемым? – Амид, похоже, был потрясен.
– Да, – сказал Хэл, – потому что тогда вы позволите ситуации, которой вы не можете управлять, выбить ваших людей из колеи как раз в то время, когда их дух должен быть особенно крепким, а мысли – ясными. Я обещаю тебе, что если увижу надежду сделать хоть что-нибудь для Сее, то дам тебе об этом знать; и если это окажется наилучшим выходом из положения, то сделаю это сам. Но до тех пор, пока не возникнет реальный шанс ей помочь, необходимо сделать две вещи. Во-первых, члены Гильдии должны принять неизбежность того, что произойдет с Сее – а также то, что при нынешнем положении дел они не смогут никак на это повлиять. Во-вторых, Артур должен сам осознать этот факт – и показать остальным, что он это сделал.
После долгого молчания Амид ответил:
– Для нас это окажется достаточно трудным. А для Артура – невозможным.
– Тогда заприте его, как я и предлагаю.
Амид не ответил. Хэл поднялся.
– Мне жаль. – Он глядел на старика, как бы осевшего под тяжестью услышанного. – Рано или поздно для каждого наступает день, когда ему приходится столкнуться с подобными вещами. И никакой пользы делать вид, что такой день никогда не придет.
– Решение принимать тебе, – чуть помедлив, добавил он. – Если Вы думаете о некотором пути, которым я могу помочь, вызови меня. А я сейчас собираюсь немного отдохнуть, пока есть возможность.
Он вышел.
На следующее утро они со Стариком, как обычно, вместе наблюдали восход солнца; а затем заняли свои места на краю уступа, у мониторов. Вскоре после этого к ним присоединился Калас. Но прошло еще добрых три часа, прежде чем первая из поисковых групп принялась за дело; а некоторые из остальных только-только просыпались.
Хэл резко наклонился вперед и увеличил масштаб изображения на одном из экранов.
– Калас, – спросил он, – а что это они надевают на дула концы своих игольных ружей?
Калас взглянул.
– О, это ловчие сети. Они часто используют их при охоте за беглыми пленниками – для того, чтобы взять кого-то в плен – если они хотят допросить его прежде, чем расстреливать. Ты знаешь, как действует игольное ружье?
Хэл улыбнулся.
– Да.
Игольные ружья были любимым оружием у действующих войск – главным образом потому, что их магазин мог содержать до четырех тысяч игл.
Каждая из них могла оказаться смертельной, если поражала жизненно важный орган; но очередь игл в любом случае почти наверняка могла уложить человека. Они были невелики, едва больше обычных швейных, и выстреливались с помощью механически взводимой пружины или сжатого воздуха из резервуара. Каждая игла походила на миниатюрную ракету. Твердое горючее, воспламенявшееся при выходе иглы из ствола, переносило ее на расстояние до трехсот метров. Пучок игл, выстреливавшихся одновременно, приближаясь к пели, веером расходился в стороны, наподобие дроби, которой стреляли из древних охотничьих ружей.
Преимущества, следовательно, заключались в огневой мощи довольно легкого оружия; и еще в том, что такое оружие было почти невозможно вывести из строя скверным обращением. Его можно было протащить по грязи или через полгода достать из-под воды, где оно все это время пролежало – и оно по-прежнему действовало бы. Кроме того, его могли использовать плохо обученные солдаты, просто поливая противника дождем иголок, как из брандспойта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102