Такого непослушного ребенка, как Анна, в нашем доме еще не бывало.
— Вы несправедливы! Ваш дом еще не мерило.
— Что вы сказали?
— А то, что дети, выросшие в этом доме, забиты до такой степени, что в будущем им грозит полная утрата личности.
— На каком основании вы это говорите?
— На примере вашего сына хотя бы. За столом он вообще не смеет рта раскрыть.
— За него говорит Анна.
— Мы считаем, пусть лучше ребенок не знает стеснений, чем будет настолько забит родителями, что слово вымолвить боится. Потребовались годы, чтобы Стивен стал нормальным человеком и научился говорить, что думает.
— Придерживаюсь мнения отца в вопросе воспитания детей и внуков, а не мнения англосаксов, известных своей недисциплинированностью. Поведение английских и американских войск в нашей стране ужасно! Будем надеяться, что ваш сын получит иное воспитание, если вы сумеете родить сына.
— О, сейчас я довольна своими дочерьми. Благодарю вас!
— А Штефан доволен? Я слышала его разговор с отцом. Они оба очень разочарованы, что вы не подарили ему наследника.
Какое-то мгновение Джой не могла вымолвить ни слова из-за душившего ее гнева.
Воспользовавшись минутным замешательством, Берта продолжала:
— Родить сыновей — честолюбивое желание всякой немки.
— Но я не немка.
— Вы немка по мужу.
— Нет! Стивен стал австралийским гражданином.
— Ax! — Лицо Берты выразило презрение к подобным мелочам. — Раз уж мы затронули эту тему, прошу вас, прекратите ваши споры с отцом. Вы его волнуете.
Джой недоверчиво посмотрела на нее.
— Я спорю? Скажите, пожалуйста, когда я с ним; спорила ?
— Не далее, как вчера вечером.
— Вчера вечером? — Джой была озадачена. — О чем же шел спор?
— О том, еврей или не еврей этот ваш ужасный профессор.
— Какой же это спор? Я просто сказала ему правду.
— Ради бога, не вздумайте опять начать сначала. Когда отец волнуется, у него расстраивается пищеварение, а мне неприятно переводить такие вещи.
— Для меня можете не переводить. Перевести может Стивен, Ганс или кто-нибудь еще. Ганс хорошо говорит по-английски.
Берта восприняла это как укол и краска залила ее шею.
— Не обязательно переводить слово в слово.
— Не обязательно. Я не испытываю трудностей, разговаривая без посторонней помощи с девушками, шоферами и продавщицами.
— Возможно. Но это ведь нельзя назвать общением с людьми в полном смысле этого слова. Чтобы вращаться в нашем обществе, вам нужно заниматься немецким языком. Вы говорите по-немецки так же плохо, как наша бывшая служанка, девушка из Голландии, работавшая у нас во время войны.
— Думаю, что она, как и я, находясь в Германии временно, не особенно беспокоилась о чистоте своей немецкой речи.
Берта пропустила мимо ушей эту реплику.
— Не пойму, почему бы вам не усовершенствовать ваши познания в немецком языке. В ваши годы и с вашими способностями заняться языком не поздно. Я была примерно в вашем возрасте, когда по окончании войны должна была изучать английский.
— Обстоятельства были другие.
— А именно?
— Побежденные всегда стараются угодить победителю.
Берта, открыв было рот, тут же закрыла его. Крепко поджав губы, она позвонила, но на ее зов никто не явился. Тогда, надавив кнопку звонка, она не снимала с нее пальца, пока не появилась, едва волоча распухшие ноги, запыхавшаяся повариха Марианна.
— Где горничные? — требовательно спросила Берта.
— Наверху. Готовят комнату для гостя господина Хорста.
Движением руки Берта отпустила ее.
— Отправляйтесь на кухню. Я позднее поговорю с Шарлоттой. — Обернувшись к Джой, она сказала: — Анна будет обедать в двенадцать часов в детской. Надеюсь, вы понимаете, что такова воля отца. Он и без того проявил большую выдержку, не желая огорчать вас. Но он не привык, чтобы за столом ребенок болтал без умолку, не давая взрослым насладиться умным разговором.
— По моим наблюдениям, вряд ли Энн в этом повинна.
По цвету лица Берты можно было заключить, что она близка к апоплексическому удару.
— Прекратим этот неприятный разговор. Прошу об одном: не сажайте ребенка со взрослыми; своей болтовней девочка беспокоит моего отца и Хорста.
Повернувшись спиной к Джой, она буквально вылетела из комнаты в дверь, которая вела в кухню. Вне себя от гнева, Джой посмотрела ей вслед, затем повернулась и побежала наверх по лестнице. Раньше в разговорах с Бертой ее бесило это благоговейное: «Мой отец так», «мой отец этак», точно она читала псалтырь. Но сейчас, когда она с таким же благоговением говорила о Хорсте, чаша терпения переполнилась.
Джой боролась с желанием, как в детстве, броситься на кровать и в слезах излить свое возмущение. «Возьми себя в руки, дорогая, — говорила она себе, — об этом разговоре никто не должен знать. Я огорчу Энн, если скажу ей».
Она пошла в ванную комнату, умылась холодной водой и подосадовала, что вела себя так глупо.
Проводя пуховкой по лицу и тщательно подкрашивая губы, она говорила своему изображению в зеркале: «Ведь ты же сама пожелала приехать сюда. Неделю назад ты колебалась, а не остаться ли здесь? Стивен предупреждал, что быт немецкой семьи отличен от австралийского. А сейчас ты теряешь самообладание при первом же столкновении с действительностью».
Вернувшись в спальню, она решила умолчать о своей ссоре с Бертой. Ведь Стивен очень неодобрительно отнесся к стычке за столом по поводу профессора, но ограничился тем, что сказал: «Ничего не говори об этом Гансу. И помни, я тебя не поставил в известность о своем разговоре с отцом».
Колкие слова Берты насчет ее неспособности родить сына заставили Джой залиться краской. Она не верила, чтобы Стивен был разочарован, когда родилась дочка, а не сын, но мысль, что это послужило темой для обсуждения, причиняла ей боль и сердила.
Из сада доносились радостные возгласы Энн. Джой вышла на балкон и увидела внизу открытую легковую машину Ганса; за рулем сидела Энн.
— Что вы замышляете? — крикнула она, радуясь, что вполне владеет своим голосом.
Ганс взглянул на нее.
— Еду на озеро купаться. Могу я взять с собой Энн?
— Ганс, вот умница! А она вам не помешает?
— Конечно, нет.
Вскинув головку, Энн с возмущением посмотрела на мать.
— Как я могу кому-нибудь помешать, мамочка! — сказала она. — Ведь я уже большая. Правда, Ганс?
— Конечно, не помешаешь. Я с удовольствием возьму тебя с собой. Вот только сбегаю за твоими трусиками и полотенцем.
— Не беспокойтесь! Я кину их вам. Не забудьте, что вы должны вернуться в половине двенадцатого, — предупредила она, бросая вещи с балкона. Увидев, что зашевелились занавесы на балконной двери Берты, она подумала: «Я опять проштрафилась». И отнюдь не раскаиваясь в своем поступке, перегнувшись через перила, она крикнула вдогонку машине, бесшумно скользившей по дорожке сада:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
— Вы несправедливы! Ваш дом еще не мерило.
— Что вы сказали?
— А то, что дети, выросшие в этом доме, забиты до такой степени, что в будущем им грозит полная утрата личности.
— На каком основании вы это говорите?
— На примере вашего сына хотя бы. За столом он вообще не смеет рта раскрыть.
— За него говорит Анна.
— Мы считаем, пусть лучше ребенок не знает стеснений, чем будет настолько забит родителями, что слово вымолвить боится. Потребовались годы, чтобы Стивен стал нормальным человеком и научился говорить, что думает.
— Придерживаюсь мнения отца в вопросе воспитания детей и внуков, а не мнения англосаксов, известных своей недисциплинированностью. Поведение английских и американских войск в нашей стране ужасно! Будем надеяться, что ваш сын получит иное воспитание, если вы сумеете родить сына.
— О, сейчас я довольна своими дочерьми. Благодарю вас!
— А Штефан доволен? Я слышала его разговор с отцом. Они оба очень разочарованы, что вы не подарили ему наследника.
Какое-то мгновение Джой не могла вымолвить ни слова из-за душившего ее гнева.
Воспользовавшись минутным замешательством, Берта продолжала:
— Родить сыновей — честолюбивое желание всякой немки.
— Но я не немка.
— Вы немка по мужу.
— Нет! Стивен стал австралийским гражданином.
— Ax! — Лицо Берты выразило презрение к подобным мелочам. — Раз уж мы затронули эту тему, прошу вас, прекратите ваши споры с отцом. Вы его волнуете.
Джой недоверчиво посмотрела на нее.
— Я спорю? Скажите, пожалуйста, когда я с ним; спорила ?
— Не далее, как вчера вечером.
— Вчера вечером? — Джой была озадачена. — О чем же шел спор?
— О том, еврей или не еврей этот ваш ужасный профессор.
— Какой же это спор? Я просто сказала ему правду.
— Ради бога, не вздумайте опять начать сначала. Когда отец волнуется, у него расстраивается пищеварение, а мне неприятно переводить такие вещи.
— Для меня можете не переводить. Перевести может Стивен, Ганс или кто-нибудь еще. Ганс хорошо говорит по-английски.
Берта восприняла это как укол и краска залила ее шею.
— Не обязательно переводить слово в слово.
— Не обязательно. Я не испытываю трудностей, разговаривая без посторонней помощи с девушками, шоферами и продавщицами.
— Возможно. Но это ведь нельзя назвать общением с людьми в полном смысле этого слова. Чтобы вращаться в нашем обществе, вам нужно заниматься немецким языком. Вы говорите по-немецки так же плохо, как наша бывшая служанка, девушка из Голландии, работавшая у нас во время войны.
— Думаю, что она, как и я, находясь в Германии временно, не особенно беспокоилась о чистоте своей немецкой речи.
Берта пропустила мимо ушей эту реплику.
— Не пойму, почему бы вам не усовершенствовать ваши познания в немецком языке. В ваши годы и с вашими способностями заняться языком не поздно. Я была примерно в вашем возрасте, когда по окончании войны должна была изучать английский.
— Обстоятельства были другие.
— А именно?
— Побежденные всегда стараются угодить победителю.
Берта, открыв было рот, тут же закрыла его. Крепко поджав губы, она позвонила, но на ее зов никто не явился. Тогда, надавив кнопку звонка, она не снимала с нее пальца, пока не появилась, едва волоча распухшие ноги, запыхавшаяся повариха Марианна.
— Где горничные? — требовательно спросила Берта.
— Наверху. Готовят комнату для гостя господина Хорста.
Движением руки Берта отпустила ее.
— Отправляйтесь на кухню. Я позднее поговорю с Шарлоттой. — Обернувшись к Джой, она сказала: — Анна будет обедать в двенадцать часов в детской. Надеюсь, вы понимаете, что такова воля отца. Он и без того проявил большую выдержку, не желая огорчать вас. Но он не привык, чтобы за столом ребенок болтал без умолку, не давая взрослым насладиться умным разговором.
— По моим наблюдениям, вряд ли Энн в этом повинна.
По цвету лица Берты можно было заключить, что она близка к апоплексическому удару.
— Прекратим этот неприятный разговор. Прошу об одном: не сажайте ребенка со взрослыми; своей болтовней девочка беспокоит моего отца и Хорста.
Повернувшись спиной к Джой, она буквально вылетела из комнаты в дверь, которая вела в кухню. Вне себя от гнева, Джой посмотрела ей вслед, затем повернулась и побежала наверх по лестнице. Раньше в разговорах с Бертой ее бесило это благоговейное: «Мой отец так», «мой отец этак», точно она читала псалтырь. Но сейчас, когда она с таким же благоговением говорила о Хорсте, чаша терпения переполнилась.
Джой боролась с желанием, как в детстве, броситься на кровать и в слезах излить свое возмущение. «Возьми себя в руки, дорогая, — говорила она себе, — об этом разговоре никто не должен знать. Я огорчу Энн, если скажу ей».
Она пошла в ванную комнату, умылась холодной водой и подосадовала, что вела себя так глупо.
Проводя пуховкой по лицу и тщательно подкрашивая губы, она говорила своему изображению в зеркале: «Ведь ты же сама пожелала приехать сюда. Неделю назад ты колебалась, а не остаться ли здесь? Стивен предупреждал, что быт немецкой семьи отличен от австралийского. А сейчас ты теряешь самообладание при первом же столкновении с действительностью».
Вернувшись в спальню, она решила умолчать о своей ссоре с Бертой. Ведь Стивен очень неодобрительно отнесся к стычке за столом по поводу профессора, но ограничился тем, что сказал: «Ничего не говори об этом Гансу. И помни, я тебя не поставил в известность о своем разговоре с отцом».
Колкие слова Берты насчет ее неспособности родить сына заставили Джой залиться краской. Она не верила, чтобы Стивен был разочарован, когда родилась дочка, а не сын, но мысль, что это послужило темой для обсуждения, причиняла ей боль и сердила.
Из сада доносились радостные возгласы Энн. Джой вышла на балкон и увидела внизу открытую легковую машину Ганса; за рулем сидела Энн.
— Что вы замышляете? — крикнула она, радуясь, что вполне владеет своим голосом.
Ганс взглянул на нее.
— Еду на озеро купаться. Могу я взять с собой Энн?
— Ганс, вот умница! А она вам не помешает?
— Конечно, нет.
Вскинув головку, Энн с возмущением посмотрела на мать.
— Как я могу кому-нибудь помешать, мамочка! — сказала она. — Ведь я уже большая. Правда, Ганс?
— Конечно, не помешаешь. Я с удовольствием возьму тебя с собой. Вот только сбегаю за твоими трусиками и полотенцем.
— Не беспокойтесь! Я кину их вам. Не забудьте, что вы должны вернуться в половине двенадцатого, — предупредила она, бросая вещи с балкона. Увидев, что зашевелились занавесы на балконной двери Берты, она подумала: «Я опять проштрафилась». И отнюдь не раскаиваясь в своем поступке, перегнувшись через перила, она крикнула вдогонку машине, бесшумно скользившей по дорожке сада:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72