Столько неприятностей из-за досадной ошибки. Я охотно признаю, что виновата.
Джой не могла произнести ни слова.
Ее щеки коснулось горячее дыхание Берты, схватившей ее руку своей влажной рукой.
— Умоляю, скажите, что вы не сердитесь! Всю ночь я не могла глаз сомкнуть, так расстроилась.
Берта была бледна, глаза у нее были распухшие и красные.
— Вы не поверите, как я расстроена, — говорила она, спускаясь рядом с Джой по лестнице. — Знаю, я поступила нехорошо, но я так волновалась за Энн, как будто она моя дочка.
Джой уже открыла было рот, чтобы резко ответить ей. Но зеркало на повороте лестницы отразило их лица, и Джой, уловив злой огонек в глазах Берты, почувствовала, как мурашки пробежали по ее спине.
— Ну, ничего, — выдавила она из себя, стараясь освободить свою руку. — Все мы совершаем ошибки.
— О, благодарю вас, благодарю, дорогая Джой. — И, входя в столовую, Берта обняла ее и театрально расцеловала.
— Gut! Gut! — отозвался отец со своего председательского места, наблюдая за этой сценой с явным одобрением, и Джой поняла, что представление было подготовлено с целью доставить ему удовольствие.
Берта поторопилась занять свое место и о чем-то оживленно заговорила с отцом. Затем, обернувшись к Джой, сказала с сияющим видом:
— Отец говорит: слава богу, что мир в нашей маленькой семье восстановлен и Энн поправилась, он желал бы опять видеть ее за общим столом, если вы того хотите.
Джой буквально подавилась, не успев сделать первого глотка кофе, и почти машинально сказала: «Gut! Gut!»
Из-под опущенных ресниц она взглянула на Стивена и Ганса. Оба они священнодействовали, очищая скорлупу с вареных яиц.
Берта болтала без умолку, расточая любезности — по-немецки для отца, по-английски для Джой, — и, не ожидая ответа, словно священник, отвечала за всех сама.
А в промежутках между каждой фразой отец вставлял нечестивое «аминь» своих «Gut» и «Ja!».
Мать, сидевшая за секретером, подняла голову, когда Джой, приоткрыв утром дверь, спросила:
— Как вы себя чувствуете, мама?
— Очень хорошо. Я весь день вчера пролежала в постели и собралась с силами.
Когда Стивен нагнулся, чтобы поцеловать ее, она прижалась щекой к его щеке.
— Мы не помешаем?
— Ничуть. Мне нужно было бы написать кузине, я пишу ей раз в неделю, и я очень рада, что у меня есть предлог отложить письмо. А как чувствует себя моя маленькая Анна?
— Вполне хорошо. Она в саду с Гансом.
Наступило молчание, за которым скрывалось много невысказанных мыслей.
Мать переводила взгляд с Джой на Стивена.
— И это все, что вы хотели мне сказать?
Джой посмотрела на Стивена, но он молчал. И Джой сказала скороговоркой:
— Мама, мы уезжаем.
— Да? Я этого ожидала. — Она вопросительно посмотрела на Стивена. — И ты, конечно, поедешь, дорогой мой?
Стивен, не отвечая, сидел в кресле, опершись подбородком на руку.
Джой взглянула на мать, перевела взгляд на Стивена, ожидая, что он заговорит. Но Стивен молчал. Тогда она одним духом выкрикнула:
— Мама, мы просим вас поехать с нами.
— Меня?
Не веря себе, она приложила к груди свою хрупкую руку.
— Да, вас! Стивен и думать не хочет, чтобы вы остались одна с этими… с этими… ну, в этом окружении; и я согласна с ним. Я очень хочу, чтобы вы поехали с нами. Наш дом не такой, как ваш особняк, но я уверена, что с нами вы будете чувствовать себя счастливой. Прошлой ночью мне пришло в голову сделать к дому пристройку, чтобы дети не беспокоили вас. Я даже набросала план (и она протянула ей листок бумаги), чтобы папа мог приступить к строительству; к нашему приезду все будет готово. Пожалуйста, поедемте с нами!
Мать, не проронив ни слова, с нежностью смотрела на чертеж. Затем, поднявшись с кресла, она села рядом с Джой, слегка коснулась губами ее щеки. Когда она заговорила, голос ее дрожал.
— Милая Джой, вы доставили мне радость, какой я не испытывала уже многие, многие годы. Не могу слов найти, чтобы сказать, как мне дорого ваше предложение. У моего сына любящая жена, и она желает взять под свой кров его старую, больную мать; это так прекрасно!
— Я делаю это не ради Стивена. Я полюбила вас и хочу, чтобы вы жили с нами.
— Это еще ценнее.
— Значит, вы поедете с нами?
Мать медленно покачала головой.
— Увы, моя дорогая, это невозможно.
— Но почему же?
— Разве Стивен не сказал вам, что это невозможно?
— Стивен просто несносен! — почти выкрикнула Джой. — Он не желает говорить со мной на эти темы. Обо всем я должна думать сама. Он все заботы возлагает на меня.
— Не надо на него сердиться. Мы слишком наседали на него, старались повлиять на его решение больше, чем вы думаете.
— Но не ты, мама, — возразил Стивен.
— Я более, чем кто-либо, уже тем, что существую. Мною пользовались, чтобы их нечистая игра оказала на тебя свое действие. Не думайте, Джой, что если я молчу и держусь в стороне от их козней, я нахожусь в неведении того, что творится вокруг меня. Мой муж принимает мое молчание как нечто должное, он считает, что его мысли — мои мысли, поэтому все обсуждается в моем присутствии, хотя я представляю собой в его глазах всего лишь неодушевленный предмет.
Джой негодующе вскрикнула, пододвинувшись к ней.
— Не думайте, что он меня не любит. Он все еще любит меня. Если вы спросите, он скажет вам, что я идеальная жена. Еще бы, ведь я никогда не возражала ему. Я отнюдь не горжусь этим, и если вы скажете, что это малодушие, я соглашусь с вами. Часто, лежа без сна, я думаю, почему в том или ином случае, когда нужно было протестовать, я не протестовала? Ведь я не была настолько наивной, чтобы не понимать, что творится вокруг меня. Еще задолго до прихода Гитлера отец открыл мне глаза. Я часто слышала, как спорил по этому поводу мой отец с Эрнестом. Я знала, что прав отец. Если бы я решилась тогда сказать свое слово, возможно, Карл был бы жив, а Хорст и Берта не были бы для меня потеряны. Вы только подумайте, что переживает мать, когда ее детей разоблачают как преступников, поправших законы божеские и человеческие! И знать, что они вновь готовятся их попрать! Вся моя жизнь, внешне такая благополучная, пошла прахом. Единственно, что мне удалось спасти — это Штефана и Ганса.
Я знаю, на что они рассчитывали, сказав тебе, что твой отъезд убьет меня. О, я уверена, они этим не ограничились! Они сказали тебе, что ты будешь виновен в моей смерти.
Стивен закрыл лицо руками.
— Мы не должны бояться говорить о смерти. Смерть не так уж страшна, когда вы стары и немного устали от жизни. Мысль о смерти меня не тревожит, если я буду знать, что завершу свою жизнь победоносно.
— Победоносно, — эхом отозвалась Джой.
— Да, победоносно. Послевоенные годы прошли для меня терпимо, потому что Штефану удалось спастись и физически и духовно. И нельзя допустить, чтобы он остался здесь, поддавшись уговорам и угрозам, что его отъезд убьет меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Джой не могла произнести ни слова.
Ее щеки коснулось горячее дыхание Берты, схватившей ее руку своей влажной рукой.
— Умоляю, скажите, что вы не сердитесь! Всю ночь я не могла глаз сомкнуть, так расстроилась.
Берта была бледна, глаза у нее были распухшие и красные.
— Вы не поверите, как я расстроена, — говорила она, спускаясь рядом с Джой по лестнице. — Знаю, я поступила нехорошо, но я так волновалась за Энн, как будто она моя дочка.
Джой уже открыла было рот, чтобы резко ответить ей. Но зеркало на повороте лестницы отразило их лица, и Джой, уловив злой огонек в глазах Берты, почувствовала, как мурашки пробежали по ее спине.
— Ну, ничего, — выдавила она из себя, стараясь освободить свою руку. — Все мы совершаем ошибки.
— О, благодарю вас, благодарю, дорогая Джой. — И, входя в столовую, Берта обняла ее и театрально расцеловала.
— Gut! Gut! — отозвался отец со своего председательского места, наблюдая за этой сценой с явным одобрением, и Джой поняла, что представление было подготовлено с целью доставить ему удовольствие.
Берта поторопилась занять свое место и о чем-то оживленно заговорила с отцом. Затем, обернувшись к Джой, сказала с сияющим видом:
— Отец говорит: слава богу, что мир в нашей маленькой семье восстановлен и Энн поправилась, он желал бы опять видеть ее за общим столом, если вы того хотите.
Джой буквально подавилась, не успев сделать первого глотка кофе, и почти машинально сказала: «Gut! Gut!»
Из-под опущенных ресниц она взглянула на Стивена и Ганса. Оба они священнодействовали, очищая скорлупу с вареных яиц.
Берта болтала без умолку, расточая любезности — по-немецки для отца, по-английски для Джой, — и, не ожидая ответа, словно священник, отвечала за всех сама.
А в промежутках между каждой фразой отец вставлял нечестивое «аминь» своих «Gut» и «Ja!».
Мать, сидевшая за секретером, подняла голову, когда Джой, приоткрыв утром дверь, спросила:
— Как вы себя чувствуете, мама?
— Очень хорошо. Я весь день вчера пролежала в постели и собралась с силами.
Когда Стивен нагнулся, чтобы поцеловать ее, она прижалась щекой к его щеке.
— Мы не помешаем?
— Ничуть. Мне нужно было бы написать кузине, я пишу ей раз в неделю, и я очень рада, что у меня есть предлог отложить письмо. А как чувствует себя моя маленькая Анна?
— Вполне хорошо. Она в саду с Гансом.
Наступило молчание, за которым скрывалось много невысказанных мыслей.
Мать переводила взгляд с Джой на Стивена.
— И это все, что вы хотели мне сказать?
Джой посмотрела на Стивена, но он молчал. И Джой сказала скороговоркой:
— Мама, мы уезжаем.
— Да? Я этого ожидала. — Она вопросительно посмотрела на Стивена. — И ты, конечно, поедешь, дорогой мой?
Стивен, не отвечая, сидел в кресле, опершись подбородком на руку.
Джой взглянула на мать, перевела взгляд на Стивена, ожидая, что он заговорит. Но Стивен молчал. Тогда она одним духом выкрикнула:
— Мама, мы просим вас поехать с нами.
— Меня?
Не веря себе, она приложила к груди свою хрупкую руку.
— Да, вас! Стивен и думать не хочет, чтобы вы остались одна с этими… с этими… ну, в этом окружении; и я согласна с ним. Я очень хочу, чтобы вы поехали с нами. Наш дом не такой, как ваш особняк, но я уверена, что с нами вы будете чувствовать себя счастливой. Прошлой ночью мне пришло в голову сделать к дому пристройку, чтобы дети не беспокоили вас. Я даже набросала план (и она протянула ей листок бумаги), чтобы папа мог приступить к строительству; к нашему приезду все будет готово. Пожалуйста, поедемте с нами!
Мать, не проронив ни слова, с нежностью смотрела на чертеж. Затем, поднявшись с кресла, она села рядом с Джой, слегка коснулась губами ее щеки. Когда она заговорила, голос ее дрожал.
— Милая Джой, вы доставили мне радость, какой я не испытывала уже многие, многие годы. Не могу слов найти, чтобы сказать, как мне дорого ваше предложение. У моего сына любящая жена, и она желает взять под свой кров его старую, больную мать; это так прекрасно!
— Я делаю это не ради Стивена. Я полюбила вас и хочу, чтобы вы жили с нами.
— Это еще ценнее.
— Значит, вы поедете с нами?
Мать медленно покачала головой.
— Увы, моя дорогая, это невозможно.
— Но почему же?
— Разве Стивен не сказал вам, что это невозможно?
— Стивен просто несносен! — почти выкрикнула Джой. — Он не желает говорить со мной на эти темы. Обо всем я должна думать сама. Он все заботы возлагает на меня.
— Не надо на него сердиться. Мы слишком наседали на него, старались повлиять на его решение больше, чем вы думаете.
— Но не ты, мама, — возразил Стивен.
— Я более, чем кто-либо, уже тем, что существую. Мною пользовались, чтобы их нечистая игра оказала на тебя свое действие. Не думайте, Джой, что если я молчу и держусь в стороне от их козней, я нахожусь в неведении того, что творится вокруг меня. Мой муж принимает мое молчание как нечто должное, он считает, что его мысли — мои мысли, поэтому все обсуждается в моем присутствии, хотя я представляю собой в его глазах всего лишь неодушевленный предмет.
Джой негодующе вскрикнула, пододвинувшись к ней.
— Не думайте, что он меня не любит. Он все еще любит меня. Если вы спросите, он скажет вам, что я идеальная жена. Еще бы, ведь я никогда не возражала ему. Я отнюдь не горжусь этим, и если вы скажете, что это малодушие, я соглашусь с вами. Часто, лежа без сна, я думаю, почему в том или ином случае, когда нужно было протестовать, я не протестовала? Ведь я не была настолько наивной, чтобы не понимать, что творится вокруг меня. Еще задолго до прихода Гитлера отец открыл мне глаза. Я часто слышала, как спорил по этому поводу мой отец с Эрнестом. Я знала, что прав отец. Если бы я решилась тогда сказать свое слово, возможно, Карл был бы жив, а Хорст и Берта не были бы для меня потеряны. Вы только подумайте, что переживает мать, когда ее детей разоблачают как преступников, поправших законы божеские и человеческие! И знать, что они вновь готовятся их попрать! Вся моя жизнь, внешне такая благополучная, пошла прахом. Единственно, что мне удалось спасти — это Штефана и Ганса.
Я знаю, на что они рассчитывали, сказав тебе, что твой отъезд убьет меня. О, я уверена, они этим не ограничились! Они сказали тебе, что ты будешь виновен в моей смерти.
Стивен закрыл лицо руками.
— Мы не должны бояться говорить о смерти. Смерть не так уж страшна, когда вы стары и немного устали от жизни. Мысль о смерти меня не тревожит, если я буду знать, что завершу свою жизнь победоносно.
— Победоносно, — эхом отозвалась Джой.
— Да, победоносно. Послевоенные годы прошли для меня терпимо, потому что Штефану удалось спастись и физически и духовно. И нельзя допустить, чтобы он остался здесь, поддавшись уговорам и угрозам, что его отъезд убьет меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72