Там же мой отец осваивал профессию, которую он позже применил на практике в Норвегии. Вот в этой картотеке с надписью: «Инструктивные и культурные фильмы» — имеются фотоснимки зверств в Лидице и репрессий, которым были подвергнуты норвежские крестьяне в отместку за смерть моего отца от руки партизан. Хотите посмотреть? Не хотите? Не хотите взглянуть и на дядюшку Хорста в деревушке Орадур? Не хотите?
Вот это, можно сказать, библия матери: «Эсэсовские войска в боях». Сейчас это бестселлер. Когда я болел, она, бывало, читала мне вслух. Вот ее любимый отрывок: «Война — великолепное приключение. Разрушение и зрелище разрушения доставляют наслаждение… Война — вид спорта. Чтобы убивать, нужна отточенная техника, и применять ее нужно спокойно и невозмутимо».
Захлопнув книгу, он поставил ее обратно на полку.
— Теперь я угощу вас отборнейшим номером программы. — Он открыл магнитофон и поставил пленку. — Это речь фюрера, записанная на пленку в сорок третьем году, в которой он излагает своим верным приверженцам план завоевания Европы. Эта запись весьма популярна среди нацистских организаций. Мне приходилось слышать эту речь так часто, что я знаю ее наизусть.
Пронзительный голос, усиленный громкоговорителем, резал слух напыщенной, истерической декламацией.
— Говорят, когда он взвинчивал себя, то начинал плеваться. — Рот Ганса искривился в брезгливой гримасе. — Если вы думаете, что эта галиматья может интересовать только идиотов, вы ошибаетесь. Доложу вам, что я видел генералов и министров, когда они слушали эту запись. Они стояли как зачарованные, теребя свои «Ордена крови», свои Ritterkreuze. Они слушали и, слушая, пожирали глазами карту мира… и мечтали.
Жаль, что вы не можете понять вот эту запись. Она начинается так: «Я держу мои соединения „Мертвая голова“ в готовности к безжалостному уничтожению мужчин, женщин, детей польского происхождения…»
Он перевел на Джой свой взгляд, в котором она прочла отвращение. Его тихий голос вонзался, как скальпель, в оцепеневшие клетки ее мозга. — Дядя Карл добросовестно выполнил этот приказ. За свои труды по уничтожению жителей Львова он получил орден. Он был заместителем командира батальона «Нахтигаль», который прошел всю Украину, убивая, грабя и насилуя. Фотографии всего этого, снятые дядей Карлом, хранятся у нас.
Эта запись очень популярна. Впрочем, не так, как другая, известная под названием «До Москвы осталось всего сто километров». К сожалению, нет такой записи, чтобы напомнить нам о том, насколько дальше пришлось нам шагать назад от Москвы!
Поставив пленки на место, он добавил:
— Возможно, вам будет легче, если я скажу, что в лице моей матери Стивен приобрел врага на всю жизнь в первую же неделю по приезде, назвав все это патологическим бредом и наотрез отказавшись переступить порог этой комнаты.
Ганс загасил лампочки одну за другой. Остался лишь трепетный огонек лампадки, запах туберозы, лампадного масла и еще чего-то, что Джой запомнила на всю жизнь.
Глава XVII
Услышав шаги Стивена на лестнице, Джой постаралась как можно дольше задержаться в комнате Энн. Наконец все мелкие дела, какие только она могла придумать, были сделаны. Но все же она медлила. Глядя на ребенка при слабом свете ночника, поставленного здесь, когда Энн была больна, Джой почувствовала, что к ней возвращается способность ощутить боль, как это бывает, когда наркоз начинает терять силу. Беззащитность этого существа ее пронзила: сомкнутые веки, розовые щечки, маленькая, зажатая в кулачок ручонка; Энн казалась совсем младенцем. Сердце защемило при мысли, что там, далеко, за десять тысяч миль, сейчас просыпается Патриция, смуглокожая Пат, веселая девчушка, так не похожая на Энн, и все же похожая. Как могла она расстаться с ней?
Энн и Патриция — вот все, что осталось от ее мира, который сегодня разбился вдребезги. Ее дочери… в их жилах течет кровь этой семьи… Нет, нет! Стивен не может быть похож на свою семью. Стивен другой. Он страстно любит своих детей, он страдает, когда страдают они.
И вдруг ей послышался голос Брунгильды, как если бы ска стояла рядом с ней: «Гесс очень любил жену и детей».
Это было свыше ее сил. Она выключила ночник и неторопливо пошла к двери. Взявшись за дверную ручку, она помедлила. Сердце так колотилось, словно вот-вот оно разобьется. Джой показалось, что прошло бесконечно долгое время, прежде чем она решилась. Открыв наконец дверь, она тихонько прошла в комнату.
Стивен стоял у окна. Он не обернулся, когда она вошла. Он стоял, опершись на подоконник, как бы боясь упасть. На нем была рубашка и брюки, и Джой поразилась, только теперь заметив, как он похудел после отъезда из Австралии.
Он стоял, опустив плечи, прислонившись головой к оконной раме, и у него был такой беспомощный вид, что на мгновенье волна нежности вновь нахлынула на нее, как только что у постельки Энн, такой юной, такой беззащитной. Но нежность тут же была сметена отвращением.
Стивен не был ни юн, ни беззащитен. Он был мужчиной. Мужчиной, достаточно коварным, чтобы уметь защитить себя ложью, он создал из лжи целую систему, служившую ему защитой целых десять лет.
У нее задрожали руки, и, скинув платье, она почувствовала, что дрожит всем телом. С каждой вещью, которую она сбрасывала с себя — платье, комбинация, лиф, — ей казалось, что она расстается с жизнью. Завязав пояс халата, она подумала: «Вот так же и с нашим браком. Я раскрыла правду, и десять лет жизни больше уже ничего не значат, потому что они были построены на лжи». И при мысли обо всей этой лжи, которую она без колебания приняла за правду, о всей любви и жалости, которую она излила на него, чтобы вознаградить его за то, что в те дни считала его прошлым, в ней начал закипать гнев. Она обернулась и голосом, который сама не узнала, позвала: «Стивен!»
Он резко повернулся, как от удара, и, словно защищаясь, поднес руку к лицу. Но тут же опустил ее. Они стояли по обе стороны широкой двухспальной кровати и глядели друг другу в лицо.
— Ты лжец! — выкрикнула она с перекошенным ртом. Волна гнева увлекала ее. Ей хотелось растоптать этого человека, как он растоптал их брак; растоптать и покончить на этом! Увезти с собой Энн туда, где позор его семьи и его самого не ляжет пятном на ее детей.
— Как ты смел так поступить со мной?! — высоким и резким голосом крикнула она.
Он не отвечал.
— Как смел ты просить меня, чтобы я стала твоей женой? — Он заговорил, но она не слушала его. — Я знаю. Ты такой же, как все они. Ты покупал безопасность, покупал свободу!
— Нет!
Он говорил, как пьяный, но она знала, что в этот вечер Стивен почти ничего не пил.
— Зачем ты женился на мне? Ты был молод, красив и достаточно обаятелен, чтобы подцепить любую девчонку, такую же дурочку, как я, готовую спать с тобой, не выходя замуж?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Вот это, можно сказать, библия матери: «Эсэсовские войска в боях». Сейчас это бестселлер. Когда я болел, она, бывало, читала мне вслух. Вот ее любимый отрывок: «Война — великолепное приключение. Разрушение и зрелище разрушения доставляют наслаждение… Война — вид спорта. Чтобы убивать, нужна отточенная техника, и применять ее нужно спокойно и невозмутимо».
Захлопнув книгу, он поставил ее обратно на полку.
— Теперь я угощу вас отборнейшим номером программы. — Он открыл магнитофон и поставил пленку. — Это речь фюрера, записанная на пленку в сорок третьем году, в которой он излагает своим верным приверженцам план завоевания Европы. Эта запись весьма популярна среди нацистских организаций. Мне приходилось слышать эту речь так часто, что я знаю ее наизусть.
Пронзительный голос, усиленный громкоговорителем, резал слух напыщенной, истерической декламацией.
— Говорят, когда он взвинчивал себя, то начинал плеваться. — Рот Ганса искривился в брезгливой гримасе. — Если вы думаете, что эта галиматья может интересовать только идиотов, вы ошибаетесь. Доложу вам, что я видел генералов и министров, когда они слушали эту запись. Они стояли как зачарованные, теребя свои «Ордена крови», свои Ritterkreuze. Они слушали и, слушая, пожирали глазами карту мира… и мечтали.
Жаль, что вы не можете понять вот эту запись. Она начинается так: «Я держу мои соединения „Мертвая голова“ в готовности к безжалостному уничтожению мужчин, женщин, детей польского происхождения…»
Он перевел на Джой свой взгляд, в котором она прочла отвращение. Его тихий голос вонзался, как скальпель, в оцепеневшие клетки ее мозга. — Дядя Карл добросовестно выполнил этот приказ. За свои труды по уничтожению жителей Львова он получил орден. Он был заместителем командира батальона «Нахтигаль», который прошел всю Украину, убивая, грабя и насилуя. Фотографии всего этого, снятые дядей Карлом, хранятся у нас.
Эта запись очень популярна. Впрочем, не так, как другая, известная под названием «До Москвы осталось всего сто километров». К сожалению, нет такой записи, чтобы напомнить нам о том, насколько дальше пришлось нам шагать назад от Москвы!
Поставив пленки на место, он добавил:
— Возможно, вам будет легче, если я скажу, что в лице моей матери Стивен приобрел врага на всю жизнь в первую же неделю по приезде, назвав все это патологическим бредом и наотрез отказавшись переступить порог этой комнаты.
Ганс загасил лампочки одну за другой. Остался лишь трепетный огонек лампадки, запах туберозы, лампадного масла и еще чего-то, что Джой запомнила на всю жизнь.
Глава XVII
Услышав шаги Стивена на лестнице, Джой постаралась как можно дольше задержаться в комнате Энн. Наконец все мелкие дела, какие только она могла придумать, были сделаны. Но все же она медлила. Глядя на ребенка при слабом свете ночника, поставленного здесь, когда Энн была больна, Джой почувствовала, что к ней возвращается способность ощутить боль, как это бывает, когда наркоз начинает терять силу. Беззащитность этого существа ее пронзила: сомкнутые веки, розовые щечки, маленькая, зажатая в кулачок ручонка; Энн казалась совсем младенцем. Сердце защемило при мысли, что там, далеко, за десять тысяч миль, сейчас просыпается Патриция, смуглокожая Пат, веселая девчушка, так не похожая на Энн, и все же похожая. Как могла она расстаться с ней?
Энн и Патриция — вот все, что осталось от ее мира, который сегодня разбился вдребезги. Ее дочери… в их жилах течет кровь этой семьи… Нет, нет! Стивен не может быть похож на свою семью. Стивен другой. Он страстно любит своих детей, он страдает, когда страдают они.
И вдруг ей послышался голос Брунгильды, как если бы ска стояла рядом с ней: «Гесс очень любил жену и детей».
Это было свыше ее сил. Она выключила ночник и неторопливо пошла к двери. Взявшись за дверную ручку, она помедлила. Сердце так колотилось, словно вот-вот оно разобьется. Джой показалось, что прошло бесконечно долгое время, прежде чем она решилась. Открыв наконец дверь, она тихонько прошла в комнату.
Стивен стоял у окна. Он не обернулся, когда она вошла. Он стоял, опершись на подоконник, как бы боясь упасть. На нем была рубашка и брюки, и Джой поразилась, только теперь заметив, как он похудел после отъезда из Австралии.
Он стоял, опустив плечи, прислонившись головой к оконной раме, и у него был такой беспомощный вид, что на мгновенье волна нежности вновь нахлынула на нее, как только что у постельки Энн, такой юной, такой беззащитной. Но нежность тут же была сметена отвращением.
Стивен не был ни юн, ни беззащитен. Он был мужчиной. Мужчиной, достаточно коварным, чтобы уметь защитить себя ложью, он создал из лжи целую систему, служившую ему защитой целых десять лет.
У нее задрожали руки, и, скинув платье, она почувствовала, что дрожит всем телом. С каждой вещью, которую она сбрасывала с себя — платье, комбинация, лиф, — ей казалось, что она расстается с жизнью. Завязав пояс халата, она подумала: «Вот так же и с нашим браком. Я раскрыла правду, и десять лет жизни больше уже ничего не значат, потому что они были построены на лжи». И при мысли обо всей этой лжи, которую она без колебания приняла за правду, о всей любви и жалости, которую она излила на него, чтобы вознаградить его за то, что в те дни считала его прошлым, в ней начал закипать гнев. Она обернулась и голосом, который сама не узнала, позвала: «Стивен!»
Он резко повернулся, как от удара, и, словно защищаясь, поднес руку к лицу. Но тут же опустил ее. Они стояли по обе стороны широкой двухспальной кровати и глядели друг другу в лицо.
— Ты лжец! — выкрикнула она с перекошенным ртом. Волна гнева увлекала ее. Ей хотелось растоптать этого человека, как он растоптал их брак; растоптать и покончить на этом! Увезти с собой Энн туда, где позор его семьи и его самого не ляжет пятном на ее детей.
— Как ты смел так поступить со мной?! — высоким и резким голосом крикнула она.
Он не отвечал.
— Как смел ты просить меня, чтобы я стала твоей женой? — Он заговорил, но она не слушала его. — Я знаю. Ты такой же, как все они. Ты покупал безопасность, покупал свободу!
— Нет!
Он говорил, как пьяный, но она знала, что в этот вечер Стивен почти ничего не пил.
— Зачем ты женился на мне? Ты был молод, красив и достаточно обаятелен, чтобы подцепить любую девчонку, такую же дурочку, как я, готовую спать с тобой, не выходя замуж?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72