Но в моем положении выбирать не приходилось.
Я сняла с седла сумку с едой. Это его вдохновило. Для начала он осушил две фляги воды. Потом прикончил половину лепешки, кусок сыра и три яблока и не особенно протестовал, когда я отдала ему свою долю.
– Человек, который готовил засаду, – шериф. Он знал о тебе.
Кейрон потер шею и расправил плечи.
– Я был уверен, что ушел от них… безжалостных… не прощающих.
– Все хорошо. Ты в безопасности. Все позади.
Мы не стали возвращаться на главную дорогу, а поехали в Монтевиаль более длинным и безлюдным путем. По дороге я рассказала Кейрону историю Танаджера, а он поведал мне свою.
– Я отправился в Ксерем нанять стражников для охраны раскопок. Это была баснословная находка, возрастом не менее семисот лет, глубоко в земле, спрятанная от осквернителей могил, правда, теперь все это снова потеряно. Я уже возвращался обратно на раскоп, когда снова началось землетрясение. Хотя я использовал все мои таланты, чтобы отыскать Ринальдо и Дамона, мне почти сразу пришлось отказаться от поиска – я не ощущал присутствия их жизней и не мог даже надеяться откопать завал.
Но уехать оттуда, не пытаясь помочь, я не мог. В отличие от гор под завалами в городе образовывались пустоты, в которых люди могли жить некоторое время. Всего, что я мог, было недостаточно. Каждые несколько часов мне приходилось копать голыми руками, и я все время слышал крики и стоны людей. Но мне каким-то образом удавалось сделать больше, чем я мог в обычное время. Так же как и другим.
На фоне его жуткого рассказа красота раннего утра казалась нелепой. Соколы взмывали в небо, зависая над полями. Кейрон смотрел перед собой на заросшую травой тропу, потеряв нить рассказа.
– Приблизительно через неделю под камнями не осталось живых, ни одного, кто не пересек бы Черту, и я решил, что могу отправиться домой. Но я познакомился с костоправом по имени Коннор. Мы несколько раз работали вместе на завалах, и он догадался, что происходит нечто странное. Он спросил, учился ли я на лекаря, я ответил, что учился, хотя несколько иначе, чем он. Он сказал, если я продолжу работать с ним, он не станет задавать вопросов.
Кейрон посмотрел на меня с такой тоской, что мое сердце едва не разорвалось.
– Он был удивителен, Сейри. Ни разу я не встречал никого подобного ему. Целыми днями он работал без сна, спасая всех, кого мы приносили ему: дворян, нищих, крестьян и солдат. Ни разу он не вышел из себя, не потерял терпения и не выказал ничего, кроме доброты и уважения, словно каждый его пациент был самой важной в мире персоной. И он был лучше любого лекаря или костоправа, которых я когда-либо видел. Я помогал ему всем, чем мог, и когда он сталкивался с чем-нибудь, чего не мог исправить, он спрашивал меня, могу ли я сделать больше, чем он. Если я видел, что могу, он находил для меня укромное место и следил, чтобы меня не тревожили…
– Ты говоришь о нем в прошедшем времени.
Он кивнул.
– Маленькая девочка. Всего лет пяти. Красивый ребенок. Мы нашли ее слишком поздно. Со всеми талантами Коннора и моими мы не смогли сделать ничего, чтобы исправить случившееся. – Он говорил так, словно ужасная сцена стояла у него перед глазами. – Отец девочки сошел с ума. Его жена и еще пятеро детей тоже погибли при землетрясении, и эта девочка была всем, что у него осталось. Когда Коннор сказал ему, что она умерла, тот выхватил нож и всадил ему в сердце. Все произошло так быстро, – лицо Кейрона стало воплощением горя, – и, как в случае с Автором и его дочкой, это произошло тогда, когда у меня ничего не осталось для него. Умирая, он успел прошептать, что надеется наконец своими глазами увидеть, что я делаю. Ах, Сейри, если бы я мог его спасти. Я с большим трудом заставил себя вспомнить о собственных принципах.
– Потому что он был необычным человеком и другом в трудные времена.
– Больше того. Убийцей был тот человек, которого я оживил.
Мы долго ехали в молчании. Разве обычными словами можно облегчить такое горе? Но Кейрон снова вернулся к этой истории, мотнув головой, словно отбрасывая прочь мысли.
– Это было около двух недель назад. Я понимал, что не смогу и дальше работать не узнанным. Кто-нибудь увидит или догадается, я очень устал, заболел и стал опасен тем людям, которых должен был спасать, у меня двоилось в глазах и мерещились несуществующие вещи. И без Коннора мне было гораздо сложнее. Через пару Дней после того, как я похоронил его, мне начало казаться, что за мной следят. И с тех пор я бегу. Мне все время казалось, что меня выследили, что вот-вот появится шериф. Наконец я узнал об этой повозке, едущей в сторону Лейрана, и решил, что смогу добраться до Тредингхолла. Буду там в безопасности. Но я понимал, что дальше без помощи не смогу…
– …и ты позвал меня.
– Непростительная глупость. Я должен был понимать, что они снова выследят меня. Но силы мои были на исходе, а мысли – полны тобой. Едва ли я смог бы говорить с кем-нибудь еще с такого расстояния. После этого я уже был не в силах и травинку сорвать. И все еще не в силах. Вчера меня вела вперед только уверенность в том, что ты будешь ждать. Но вторгаться в твой разум, захватывать твои мысли – это нарушает все мои принципы…
– А если я скажу, что так и следовало поступить? Если я позволю тебе в любой момент обращаться ко мне подобным способом? – Эта мысль не покидала меня с того мига, когда я услышала его в библиотеке. – Прошлым вечером мне было необходимо предупредить тебя. Я хотела, чтобы ты услышал. Ты знаешь, я доверяю тебе и с радостью допущу до самых сокровенных уголков моей души. Я не боюсь…
– Боги, Сейри…
До дома мы добрались без происшествий, так и не получив подтверждений, что преследователи Кейрона смогли установить его личность. Он был уверен, что его лица никто не разглядел. Он беспокоился, что узнают меня, но я считала, там было достаточно темно, а мое лицо скрывала тень от шляпы. На всякий случай я сожгла одежду, в которой мы были.
Я не сказала Кейрону, что, защищая его, убила человека. Нежелание сказать правду лишь усугубляло мою вину, но я поклялась себе, что все расскажу, как только переживания несколько улягутся. Может быть, к тому времени и Кейрон поймет, что Путь дж'эттаннов не годится для этого мира.
Недомогание Кейрона быстро прошло благодаря сну и хорошей пище, но я еще ни разу не наблюдала у него такого упадка духа. С момента возвращения прошло несколько недель, а он лишь однажды вышел из дома – навестить семьи двоих погибших помощников, выразить соболезнования и оказать посильную помощь. Хотя Кейрон не просил меня, он явно был рад, что я не пускала в дом визитеров. Чтобы поддерживать беседу, ему требовались титанические усилия, четверть часа в чьем-либо обществе, и он слабел и бледнел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
Я сняла с седла сумку с едой. Это его вдохновило. Для начала он осушил две фляги воды. Потом прикончил половину лепешки, кусок сыра и три яблока и не особенно протестовал, когда я отдала ему свою долю.
– Человек, который готовил засаду, – шериф. Он знал о тебе.
Кейрон потер шею и расправил плечи.
– Я был уверен, что ушел от них… безжалостных… не прощающих.
– Все хорошо. Ты в безопасности. Все позади.
Мы не стали возвращаться на главную дорогу, а поехали в Монтевиаль более длинным и безлюдным путем. По дороге я рассказала Кейрону историю Танаджера, а он поведал мне свою.
– Я отправился в Ксерем нанять стражников для охраны раскопок. Это была баснословная находка, возрастом не менее семисот лет, глубоко в земле, спрятанная от осквернителей могил, правда, теперь все это снова потеряно. Я уже возвращался обратно на раскоп, когда снова началось землетрясение. Хотя я использовал все мои таланты, чтобы отыскать Ринальдо и Дамона, мне почти сразу пришлось отказаться от поиска – я не ощущал присутствия их жизней и не мог даже надеяться откопать завал.
Но уехать оттуда, не пытаясь помочь, я не мог. В отличие от гор под завалами в городе образовывались пустоты, в которых люди могли жить некоторое время. Всего, что я мог, было недостаточно. Каждые несколько часов мне приходилось копать голыми руками, и я все время слышал крики и стоны людей. Но мне каким-то образом удавалось сделать больше, чем я мог в обычное время. Так же как и другим.
На фоне его жуткого рассказа красота раннего утра казалась нелепой. Соколы взмывали в небо, зависая над полями. Кейрон смотрел перед собой на заросшую травой тропу, потеряв нить рассказа.
– Приблизительно через неделю под камнями не осталось живых, ни одного, кто не пересек бы Черту, и я решил, что могу отправиться домой. Но я познакомился с костоправом по имени Коннор. Мы несколько раз работали вместе на завалах, и он догадался, что происходит нечто странное. Он спросил, учился ли я на лекаря, я ответил, что учился, хотя несколько иначе, чем он. Он сказал, если я продолжу работать с ним, он не станет задавать вопросов.
Кейрон посмотрел на меня с такой тоской, что мое сердце едва не разорвалось.
– Он был удивителен, Сейри. Ни разу я не встречал никого подобного ему. Целыми днями он работал без сна, спасая всех, кого мы приносили ему: дворян, нищих, крестьян и солдат. Ни разу он не вышел из себя, не потерял терпения и не выказал ничего, кроме доброты и уважения, словно каждый его пациент был самой важной в мире персоной. И он был лучше любого лекаря или костоправа, которых я когда-либо видел. Я помогал ему всем, чем мог, и когда он сталкивался с чем-нибудь, чего не мог исправить, он спрашивал меня, могу ли я сделать больше, чем он. Если я видел, что могу, он находил для меня укромное место и следил, чтобы меня не тревожили…
– Ты говоришь о нем в прошедшем времени.
Он кивнул.
– Маленькая девочка. Всего лет пяти. Красивый ребенок. Мы нашли ее слишком поздно. Со всеми талантами Коннора и моими мы не смогли сделать ничего, чтобы исправить случившееся. – Он говорил так, словно ужасная сцена стояла у него перед глазами. – Отец девочки сошел с ума. Его жена и еще пятеро детей тоже погибли при землетрясении, и эта девочка была всем, что у него осталось. Когда Коннор сказал ему, что она умерла, тот выхватил нож и всадил ему в сердце. Все произошло так быстро, – лицо Кейрона стало воплощением горя, – и, как в случае с Автором и его дочкой, это произошло тогда, когда у меня ничего не осталось для него. Умирая, он успел прошептать, что надеется наконец своими глазами увидеть, что я делаю. Ах, Сейри, если бы я мог его спасти. Я с большим трудом заставил себя вспомнить о собственных принципах.
– Потому что он был необычным человеком и другом в трудные времена.
– Больше того. Убийцей был тот человек, которого я оживил.
Мы долго ехали в молчании. Разве обычными словами можно облегчить такое горе? Но Кейрон снова вернулся к этой истории, мотнув головой, словно отбрасывая прочь мысли.
– Это было около двух недель назад. Я понимал, что не смогу и дальше работать не узнанным. Кто-нибудь увидит или догадается, я очень устал, заболел и стал опасен тем людям, которых должен был спасать, у меня двоилось в глазах и мерещились несуществующие вещи. И без Коннора мне было гораздо сложнее. Через пару Дней после того, как я похоронил его, мне начало казаться, что за мной следят. И с тех пор я бегу. Мне все время казалось, что меня выследили, что вот-вот появится шериф. Наконец я узнал об этой повозке, едущей в сторону Лейрана, и решил, что смогу добраться до Тредингхолла. Буду там в безопасности. Но я понимал, что дальше без помощи не смогу…
– …и ты позвал меня.
– Непростительная глупость. Я должен был понимать, что они снова выследят меня. Но силы мои были на исходе, а мысли – полны тобой. Едва ли я смог бы говорить с кем-нибудь еще с такого расстояния. После этого я уже был не в силах и травинку сорвать. И все еще не в силах. Вчера меня вела вперед только уверенность в том, что ты будешь ждать. Но вторгаться в твой разум, захватывать твои мысли – это нарушает все мои принципы…
– А если я скажу, что так и следовало поступить? Если я позволю тебе в любой момент обращаться ко мне подобным способом? – Эта мысль не покидала меня с того мига, когда я услышала его в библиотеке. – Прошлым вечером мне было необходимо предупредить тебя. Я хотела, чтобы ты услышал. Ты знаешь, я доверяю тебе и с радостью допущу до самых сокровенных уголков моей души. Я не боюсь…
– Боги, Сейри…
До дома мы добрались без происшествий, так и не получив подтверждений, что преследователи Кейрона смогли установить его личность. Он был уверен, что его лица никто не разглядел. Он беспокоился, что узнают меня, но я считала, там было достаточно темно, а мое лицо скрывала тень от шляпы. На всякий случай я сожгла одежду, в которой мы были.
Я не сказала Кейрону, что, защищая его, убила человека. Нежелание сказать правду лишь усугубляло мою вину, но я поклялась себе, что все расскажу, как только переживания несколько улягутся. Может быть, к тому времени и Кейрон поймет, что Путь дж'эттаннов не годится для этого мира.
Недомогание Кейрона быстро прошло благодаря сну и хорошей пище, но я еще ни разу не наблюдала у него такого упадка духа. С момента возвращения прошло несколько недель, а он лишь однажды вышел из дома – навестить семьи двоих погибших помощников, выразить соболезнования и оказать посильную помощь. Хотя Кейрон не просил меня, он явно был рад, что я не пускала в дом визитеров. Чтобы поддерживать беседу, ему требовались титанические усилия, четверть часа в чьем-либо обществе, и он слабел и бледнел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137