Мы с самого начала это знали, так что будем работать дальше. Он ведь был журналистом. Мог в самом деле что-нибудь расследовать. Может быть, он работал над проблемой трансвеститов?
Сент-Джеймс покачал головой:
– Он не писал о трансвеститах. Он был трансвеститом. Во всяком случае, об этом говорит его квартира. Мебель. Одежда. Ему это не понадобилось бы, если бы он собирал информацию о трансвеститах. Кроме того, была история в редакции, когда Гарри Кэмбри нашел трусики у него в столе. Они ведь поскандалили.
– Гарри знает?
– По-видимому, догадался.
Леди Хелен крутила в руках обертку от «Талисмана», словно желая отыскать еще что-нибудь и успокоить Линли.
– И все-таки Гарри настаивал на журналистском расследовании?
– А почему бы и нет? Мы до сих пор не знаем, что там с «Айлингтон-Лондон».
– Мик не мог расследовать какую-нибудь историю, связанную с новыми лекарствами? – спросила Дебора. – Еще не выпущенными на рынок?
Леди Хелен тотчас уцепилась за ее мысль:
– Скажем, лекарство с побочными эффектами, но уже доступное врачам? Такое вполне может быть.
Линли вернулся к обеденному столу. Все переглядывались, пораженные новым поворотом. Да, жадность одолевает людей, предвидящих быстрый доход. Так уж повелось.
– Что, если, работая над какой-то темой, Мик наткнулся на нечто подозрительное? – предположил Сент-Джеймс. – Он стал копать в этом направлении. Интервьюировал сотрудников «Айлингтон-Лондон». Это могло стать причиной убийства.
Несмотря на все усилия друзей, Линли не мог им поверить.
– А кастрация? – Он сел на диван и стал тереть лоб. – Что бы мы ни затронули, это не объясняет все.
Словно проводя черту под его словами, зазвонил телефон. Дебора пошла к нему. И Сент-Джеймс встал из-за стола, едва она заговорила:
– Питер! Черт, где ты?.. Что?.. Яне понимаю… Питер, пожалуйста… Откуда ты звонишь?.. Подожди, он тут.
Линли выхватил у нее трубку:
– Проклятье, где ты был? Ты знаешь, что Брук… Замолчи и послушай меня хотя бы раз в жизни. Питер, Брук мертв. И Мик тоже… Плевать мне, что ты не можешь… Что? – Линли помрачнел. Напрягся. – Ты уверен? – спросил он, взяв себя в руки. – Послушай, Питер, соберись с силами… Я понимаю, но ты не должен ни к чему прикасаться. Питер, ты понимаешь меня? Ничего не трогай. Пусть лежит… Дай мне свой адрес… Хорошо. Да. Я запомнил. Сейчас буду.
Он положил трубку. Казалось, прошла вечность, прежде чем он обернулся к остальным:
– Что-то случилось с Сашей.
***
– Что-то там произошло серьезное, – сказал Линли.
Это объясняет, подумал Сент-Джеймс, почему Линли настоял, чтобы Хелен и Дебора не ехали с ними. Ему не хотелось, чтобы они увидели брата в тех обстоятельствах, в каких он теперь оказался. Особенно Дебора.
– Что?
– Не знаю. Он кричал, что она на кровати и не двигается. Как будто он думает, что она умерла.
– Ты не сказал, чтобы он вызвал «скорую»?
– Да, господи, ему могло почудиться. Он кричал так, словно у него белая горячка. Черт бы побрал эти пробки!
– Где он, Томми?
– Уайтчепел.
Им потребовался почти час, чтобы добраться туда, проложив путь в немыслимом скоплении легковушек, грузовиков, автобусов, такси. Хорошо еще, что Линли знал город как свои пять пальцев и вовремя сворачивал в переулки, избегая большую часть пробок. Тем не менее они то и дело застревали, и где-то на полпути к Оксфорд-стрит Линли заговорил снова:
– Это я виноват. Все старался его вылечить, а надо было попросту покупать ему наркотики.
– Не глупи.
– Я хотел, чтобы у него было все самое лучшее. Никогда не требовал от него самостоятельности. И что в результате получилось? Сент-Джеймс, это я виноват. Во мне его настоящая болезнь.
Сент-Джеймс смотрел в окошко и подбирал подходящий ответ. Он думал о том, сколько сил уходит у людей на то, чтобы не смотреть правде в глаза. Наполняя свою жизнь всякими увертками, они вдруг обнаруживают, что бегство им на самом деле не удалось. Сколько времени Линли старался быть в стороне? Сколько времени он сам делает то же? Для них обоих это стало привычкой. Они так долго избегали откровенного разговора друг с другом, что научились молча обходить все важное, что было в их жизни.
– Томми, ты не можешь быть виноват во всем.
– Недавно мама сказала то же самое.
– И она права. Ты наказываешь себя за то, в чем виноват не один ты. Хватит тебе.
Линли бросил на него быстрый взгляд:
– Несчастный случай. И это тоже, да? Все эти годы ты старательно освобождал меня от груза ответственности, но у тебя все равно не выйдет, во всяком случае не до конца. Я сидел за рулем. Не важно, что там облегчает мою вину, Сент-Джеймс, ведь факт остается фактом. За рулем тогда был я. Когда же свершилось то, что свершилось, я ушел. А ты остался.
– Разве я когда-нибудь обвинял тебя?
– Зачем тебе? Я сам себя обвинял. – Машина свернула с Нью-Оксфорд-стрит, и они вновь запетляли по улочкам и переулкам, неуклонно приближаясь к Сити, а там и к Уайтчепел. – Сейчас ясно: мне нельзя больше казнить себя из-за Питера, если я не хочу сойти с ума. Самое лучшее в данный момент – не принимать на себя ответственность за то, что случилось сейчас. Клянусь, что бы там ни случилось, ответственность будет нести Питер.
Нужный дом они отыскали на узенькой улочке рядом с Брик-лейн. Перед ним ребятишки, пакистанцы на вид, гоняли спущенный футбольный мяч. Воротами служили четыре пластиковых мешка; один мешок разорвался, и из него высыпалась всякая всячина, уже растоптанная ребячьими ногами.
Появление «Бентли» прервало игру, и не успели Сент-Джеймс с Линли выйти из машины, как ее облепили малыши с любопытными мордашками. Тотчас в воздухе возникло напряжение, обычное там, где все друг друга знают и не любят чужаков. В воздухе стояла густая вонь от несвежего кофе, гнилых овощей и фруктов. Детская обувь, на которую налипли разного рода отбросы, тоже издавала неприятный запах.
– Чего там? – спросил один из ребят.
– Машина, не видишь, что ли? – ответил другой.
Третий, посмышленее остальных, выступил вперед и предложил постеречь машину. Линли в ответ поднял руку, что мальчишка расценил как согласие, потому что приставил одну руку к шапке, другой уперся в бок, а ногу поставил на бампер.
«Бентли» остановился прямо перед длинным шестиэтажным кирпичным домом Питера. Когда-то его покрасили в белый цвет, но со временем, из-за дождя, ветра и отсутствия заинтересованности он стал пугающе серым. Десятками лет никто не прикасался к оконным рамам, которые наверняка когда-то неплохо смотрелись на белом фоне, однако теперь от синей краски остались редкие пятна, напоминавшие возрастные пятна на старческой коже. То, что на четвертом этаже кто-то попытался украсить дом фрезиями в ящиках, ничего не меняло в общем впечатлении нищеты и разрушения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Сент-Джеймс покачал головой:
– Он не писал о трансвеститах. Он был трансвеститом. Во всяком случае, об этом говорит его квартира. Мебель. Одежда. Ему это не понадобилось бы, если бы он собирал информацию о трансвеститах. Кроме того, была история в редакции, когда Гарри Кэмбри нашел трусики у него в столе. Они ведь поскандалили.
– Гарри знает?
– По-видимому, догадался.
Леди Хелен крутила в руках обертку от «Талисмана», словно желая отыскать еще что-нибудь и успокоить Линли.
– И все-таки Гарри настаивал на журналистском расследовании?
– А почему бы и нет? Мы до сих пор не знаем, что там с «Айлингтон-Лондон».
– Мик не мог расследовать какую-нибудь историю, связанную с новыми лекарствами? – спросила Дебора. – Еще не выпущенными на рынок?
Леди Хелен тотчас уцепилась за ее мысль:
– Скажем, лекарство с побочными эффектами, но уже доступное врачам? Такое вполне может быть.
Линли вернулся к обеденному столу. Все переглядывались, пораженные новым поворотом. Да, жадность одолевает людей, предвидящих быстрый доход. Так уж повелось.
– Что, если, работая над какой-то темой, Мик наткнулся на нечто подозрительное? – предположил Сент-Джеймс. – Он стал копать в этом направлении. Интервьюировал сотрудников «Айлингтон-Лондон». Это могло стать причиной убийства.
Несмотря на все усилия друзей, Линли не мог им поверить.
– А кастрация? – Он сел на диван и стал тереть лоб. – Что бы мы ни затронули, это не объясняет все.
Словно проводя черту под его словами, зазвонил телефон. Дебора пошла к нему. И Сент-Джеймс встал из-за стола, едва она заговорила:
– Питер! Черт, где ты?.. Что?.. Яне понимаю… Питер, пожалуйста… Откуда ты звонишь?.. Подожди, он тут.
Линли выхватил у нее трубку:
– Проклятье, где ты был? Ты знаешь, что Брук… Замолчи и послушай меня хотя бы раз в жизни. Питер, Брук мертв. И Мик тоже… Плевать мне, что ты не можешь… Что? – Линли помрачнел. Напрягся. – Ты уверен? – спросил он, взяв себя в руки. – Послушай, Питер, соберись с силами… Я понимаю, но ты не должен ни к чему прикасаться. Питер, ты понимаешь меня? Ничего не трогай. Пусть лежит… Дай мне свой адрес… Хорошо. Да. Я запомнил. Сейчас буду.
Он положил трубку. Казалось, прошла вечность, прежде чем он обернулся к остальным:
– Что-то случилось с Сашей.
***
– Что-то там произошло серьезное, – сказал Линли.
Это объясняет, подумал Сент-Джеймс, почему Линли настоял, чтобы Хелен и Дебора не ехали с ними. Ему не хотелось, чтобы они увидели брата в тех обстоятельствах, в каких он теперь оказался. Особенно Дебора.
– Что?
– Не знаю. Он кричал, что она на кровати и не двигается. Как будто он думает, что она умерла.
– Ты не сказал, чтобы он вызвал «скорую»?
– Да, господи, ему могло почудиться. Он кричал так, словно у него белая горячка. Черт бы побрал эти пробки!
– Где он, Томми?
– Уайтчепел.
Им потребовался почти час, чтобы добраться туда, проложив путь в немыслимом скоплении легковушек, грузовиков, автобусов, такси. Хорошо еще, что Линли знал город как свои пять пальцев и вовремя сворачивал в переулки, избегая большую часть пробок. Тем не менее они то и дело застревали, и где-то на полпути к Оксфорд-стрит Линли заговорил снова:
– Это я виноват. Все старался его вылечить, а надо было попросту покупать ему наркотики.
– Не глупи.
– Я хотел, чтобы у него было все самое лучшее. Никогда не требовал от него самостоятельности. И что в результате получилось? Сент-Джеймс, это я виноват. Во мне его настоящая болезнь.
Сент-Джеймс смотрел в окошко и подбирал подходящий ответ. Он думал о том, сколько сил уходит у людей на то, чтобы не смотреть правде в глаза. Наполняя свою жизнь всякими увертками, они вдруг обнаруживают, что бегство им на самом деле не удалось. Сколько времени Линли старался быть в стороне? Сколько времени он сам делает то же? Для них обоих это стало привычкой. Они так долго избегали откровенного разговора друг с другом, что научились молча обходить все важное, что было в их жизни.
– Томми, ты не можешь быть виноват во всем.
– Недавно мама сказала то же самое.
– И она права. Ты наказываешь себя за то, в чем виноват не один ты. Хватит тебе.
Линли бросил на него быстрый взгляд:
– Несчастный случай. И это тоже, да? Все эти годы ты старательно освобождал меня от груза ответственности, но у тебя все равно не выйдет, во всяком случае не до конца. Я сидел за рулем. Не важно, что там облегчает мою вину, Сент-Джеймс, ведь факт остается фактом. За рулем тогда был я. Когда же свершилось то, что свершилось, я ушел. А ты остался.
– Разве я когда-нибудь обвинял тебя?
– Зачем тебе? Я сам себя обвинял. – Машина свернула с Нью-Оксфорд-стрит, и они вновь запетляли по улочкам и переулкам, неуклонно приближаясь к Сити, а там и к Уайтчепел. – Сейчас ясно: мне нельзя больше казнить себя из-за Питера, если я не хочу сойти с ума. Самое лучшее в данный момент – не принимать на себя ответственность за то, что случилось сейчас. Клянусь, что бы там ни случилось, ответственность будет нести Питер.
Нужный дом они отыскали на узенькой улочке рядом с Брик-лейн. Перед ним ребятишки, пакистанцы на вид, гоняли спущенный футбольный мяч. Воротами служили четыре пластиковых мешка; один мешок разорвался, и из него высыпалась всякая всячина, уже растоптанная ребячьими ногами.
Появление «Бентли» прервало игру, и не успели Сент-Джеймс с Линли выйти из машины, как ее облепили малыши с любопытными мордашками. Тотчас в воздухе возникло напряжение, обычное там, где все друг друга знают и не любят чужаков. В воздухе стояла густая вонь от несвежего кофе, гнилых овощей и фруктов. Детская обувь, на которую налипли разного рода отбросы, тоже издавала неприятный запах.
– Чего там? – спросил один из ребят.
– Машина, не видишь, что ли? – ответил другой.
Третий, посмышленее остальных, выступил вперед и предложил постеречь машину. Линли в ответ поднял руку, что мальчишка расценил как согласие, потому что приставил одну руку к шапке, другой уперся в бок, а ногу поставил на бампер.
«Бентли» остановился прямо перед длинным шестиэтажным кирпичным домом Питера. Когда-то его покрасили в белый цвет, но со временем, из-за дождя, ветра и отсутствия заинтересованности он стал пугающе серым. Десятками лет никто не прикасался к оконным рамам, которые наверняка когда-то неплохо смотрелись на белом фоне, однако теперь от синей краски остались редкие пятна, напоминавшие возрастные пятна на старческой коже. То, что на четвертом этаже кто-то попытался украсить дом фрезиями в ящиках, ничего не меняло в общем впечатлении нищеты и разрушения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104