Возможно, в этой работе и впрямь имелось что-то волнующее. Возможно, его наградят медалью, и он прикрепит пурпурную ленточку на свой калькулятор. Не «возможно», а так и будет!
* * *
Время шло своим чередом. Дни сделались почти невыносимо однообразными. Сплошная рутина. Утренняя пробежка, физические упражнения, завтрак и разговоры. В общем и целом, все это очень мало отличалось от тех занятий, которые были у Доминика в Академии ФБР или Брайана — в высшем училище Корпуса. Именно это сходство и вызывало у морского пехотинца не до конца осознаваемую тревогу. Подготовка в морской пехоте была направлена на убийство людей и разрушение изделий их рук. Здесь они изучали то же самое.
Доминик легче осваивал технику и тактику слежки, поскольку в Академии ФБР этот предмет преподавали по книге, которой у морских пехотинцев не имелось. Энцо был также довольно хорош в обращении с пистолетом, но Альдо все равно предпочитал свою «беретту» «смит-вессону» брата. Да, его брат уложил плохого парня из «смита», ну, а Брайан делал своё дело при помощи винтовки «М16А2», со вполне приличного расстояния в пятьдесят метров — достаточно близко, чтобы можно было разглядеть, как меняется лицо врага после попадания пули, но притом достаточно далеко, чтобы не видеть ответного взгляда и не испытывать потом угрызений. Его многоопытный ганни не раз упрекал его за то, что он не спешит упасть носом в грязь, увидев обращённые в свою сторону стволы «Калашниковых», зато Брайан усвоил ряд важных уроков и обрёл свой собственный стиль поведения в бою. Он обнаружил, что в этот момент его сознание и инстинкты переходят в сверхскоростной режим, окружающий мир, казалось, замедляется, а его мысли обретают необычайную чёткость. Задним числом он всерьёз удивлялся тому, что не видел пуль в полёте — настолько молниеносно работало его сознание. Вообще-то, в магазинах «АК-47» пять последних патронов обычно были трассирующими, и он видел, как летели эти вестники смерти — всегда куда угодно, но только не прямо в него. Он часто возвращался мыслями к пяти-шести минутам, на которые приходился разгар каждого боя, и укорял себя за то, что сделал то или другое не лучшим образом, обещая себе, что никогда больше не повторит этих ошибок, невзирая даже на то, что ганнери-сержант Салливэн во время разбора операции на базе держал себя с капитаном Карузо с ненаигранной почтительностью.
— Ну, что, друзья, как прошла пробежка? — спросил Пит Александер.
— Изумительно! — фыркнул Доминик. — Может быть, нам уже пора бегать с пятидесятифунтовыми рюкзаками?
— Если хотите, могу устроить, — серьёзно ответил Александер.
— Эй, Пит, мы это уже проходили в войсковой разведке. Это нисколько не смешно, — поспешно возразил Брайан. — Поверь, братишка, чувство юмора исчезнет уже через сто метров, — добавил он, повернувшись к Доминику.
— Зато сразу станет ясно, в какой вы находитесь форме, — заметил Пит. В конце концов, ему-то было вовсе необязательно участвовать в пробежках. — Так как же наши дела?
— Пит, мне по-прежнему хочется узнать хоть немного побольше о цели нашего пребывания здесь, — сказал Брайан, взглянув на инструктора поверх чашки с кофе.
— Получается, что вы не самый терпеливый парень в мире, так, что ли? — спокойно отозвался тот.
— Послушайте, в морской пехоте мы тренируемся каждый день, но даже когда цель занятия не ясна до конца, мы все равно отчётливо понимаем, что мы морские пехотинцы, и нас не пошлют торговать герлскаутским печеньем у входа в «Вал-Март».
— А что вы думаете сами?
— Вы хотите, чтобы мы уничтожали людей без предупреждения, без соблюдения военных правил — во всяком случае, таких, какие мне знакомы. Это больше всего похоже на убийство. — «Вот и прекрасно, — добавил про себя Брайан, — наконец-то я это высказал. Что будет дальше? Скорее всего, отправят обратно в Кемп-Лежён, и можно будет снова работать в „Зелёной машине“. Могло бы быть и хуже».
— Ладно. Пожалуй... В общем, я думаю, что уже можно и поговорить, — ответил Александер. — Что, если вы получите приказ лишить кого-нибудь жизни?
— Если приказ полностью законный, я выполню его, но ведь у меня есть официальное право выяснять законность распоряжений.
— Так, перейдём к гипотетическим случаям. Допустим, вам приказали уничтожить человека, который, как сообщают неопровержимые данные, является террористом. Как вы отреагируете? — спросил Пит.
— Ну, здесь всё ясно. Прихлопнуть, и все тут, — без раздумий ответил Брайан.
— Почему?
— Террористы — это преступники, но их не всегда можно арестовать. Эти люди развязали войну против моей страны, и если мне приказывают ответить ударом на удар — что ж, прекрасно. Пит, ведь именно в этом и заключаются мои основные служебные обязанности.
— Система не всегда позволяет так поступать, — вставил Доминик.
— Но система позволяет нам уничтожать преступников на месте, in flagrante delicto. Братец, ты ведь сам так поступил, и я что-то не припомню, чтобы ты хоть сколько-нибудь сожалел об этом.
— И не дождёшься. К тебе это относится в точно такой же степени. Если президент приказывает тебе замочить кого-нибудь, а ты носишь форму, то... Он ведь твой главнокомандующий, Альдо. У тебя есть законное право... чёрт возьми, ты просто обязан убить любого, на кого он тебе укажет.
— Разве не то же самое говорил кое-кто из немцев в 1946 году в Нюрнберге? — спросил Брайан.
— Это меня сейчас тревожит меньше всего. Для того чтобы мне пришлось оправдываться таким образом, мы должны, самое меньшее, проиграть войну. По-моему, в обозримом будущем такого не предвидится.
— Энцо, неужели ты говоришь серьёзно? Получается, что если бы немцы выиграли Вторую мировую, то можно было бы наплевать на шесть миллионов убитых евреев. Ты это хочешь сказать?
— Люди, люди! — поспешил вмешаться Александер. — Здесь не семинар по теоретической юриспруденции.
— Юрист у нас Энцо, — напомнил Брайан.
Доминик с ходу заглотнул наживку.
— Если президент нарушает закон, то Палата представителей проводит процедуру импичмента, Сенат выдвигает против него обвинение, его выкидывают на улицу, и после этого ему выносят приговор и определяют наказание.
— Пусть так. Но как же насчёт тех парней, которые выполняют его распоряжения? — настаивал Брайан.
— В этом всё дело, — сказал Пит, посмотрев на обоих. — Если покинувший свой пост президент дал им официальные президентские помилования, то ни о какой их ответственности не может быть и речи. Или вы не согласны?
Доминик резко вскинул голову.
— Конечно, согласен. Президент, по Конституции, обладает властью давать прощение — точно так же, как в старину — короли. Теоретически, президент мог бы объявить помилование и самому себе, но это повлечёт за собой целую кучу юридических проблем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
* * *
Время шло своим чередом. Дни сделались почти невыносимо однообразными. Сплошная рутина. Утренняя пробежка, физические упражнения, завтрак и разговоры. В общем и целом, все это очень мало отличалось от тех занятий, которые были у Доминика в Академии ФБР или Брайана — в высшем училище Корпуса. Именно это сходство и вызывало у морского пехотинца не до конца осознаваемую тревогу. Подготовка в морской пехоте была направлена на убийство людей и разрушение изделий их рук. Здесь они изучали то же самое.
Доминик легче осваивал технику и тактику слежки, поскольку в Академии ФБР этот предмет преподавали по книге, которой у морских пехотинцев не имелось. Энцо был также довольно хорош в обращении с пистолетом, но Альдо все равно предпочитал свою «беретту» «смит-вессону» брата. Да, его брат уложил плохого парня из «смита», ну, а Брайан делал своё дело при помощи винтовки «М16А2», со вполне приличного расстояния в пятьдесят метров — достаточно близко, чтобы можно было разглядеть, как меняется лицо врага после попадания пули, но притом достаточно далеко, чтобы не видеть ответного взгляда и не испытывать потом угрызений. Его многоопытный ганни не раз упрекал его за то, что он не спешит упасть носом в грязь, увидев обращённые в свою сторону стволы «Калашниковых», зато Брайан усвоил ряд важных уроков и обрёл свой собственный стиль поведения в бою. Он обнаружил, что в этот момент его сознание и инстинкты переходят в сверхскоростной режим, окружающий мир, казалось, замедляется, а его мысли обретают необычайную чёткость. Задним числом он всерьёз удивлялся тому, что не видел пуль в полёте — настолько молниеносно работало его сознание. Вообще-то, в магазинах «АК-47» пять последних патронов обычно были трассирующими, и он видел, как летели эти вестники смерти — всегда куда угодно, но только не прямо в него. Он часто возвращался мыслями к пяти-шести минутам, на которые приходился разгар каждого боя, и укорял себя за то, что сделал то или другое не лучшим образом, обещая себе, что никогда больше не повторит этих ошибок, невзирая даже на то, что ганнери-сержант Салливэн во время разбора операции на базе держал себя с капитаном Карузо с ненаигранной почтительностью.
— Ну, что, друзья, как прошла пробежка? — спросил Пит Александер.
— Изумительно! — фыркнул Доминик. — Может быть, нам уже пора бегать с пятидесятифунтовыми рюкзаками?
— Если хотите, могу устроить, — серьёзно ответил Александер.
— Эй, Пит, мы это уже проходили в войсковой разведке. Это нисколько не смешно, — поспешно возразил Брайан. — Поверь, братишка, чувство юмора исчезнет уже через сто метров, — добавил он, повернувшись к Доминику.
— Зато сразу станет ясно, в какой вы находитесь форме, — заметил Пит. В конце концов, ему-то было вовсе необязательно участвовать в пробежках. — Так как же наши дела?
— Пит, мне по-прежнему хочется узнать хоть немного побольше о цели нашего пребывания здесь, — сказал Брайан, взглянув на инструктора поверх чашки с кофе.
— Получается, что вы не самый терпеливый парень в мире, так, что ли? — спокойно отозвался тот.
— Послушайте, в морской пехоте мы тренируемся каждый день, но даже когда цель занятия не ясна до конца, мы все равно отчётливо понимаем, что мы морские пехотинцы, и нас не пошлют торговать герлскаутским печеньем у входа в «Вал-Март».
— А что вы думаете сами?
— Вы хотите, чтобы мы уничтожали людей без предупреждения, без соблюдения военных правил — во всяком случае, таких, какие мне знакомы. Это больше всего похоже на убийство. — «Вот и прекрасно, — добавил про себя Брайан, — наконец-то я это высказал. Что будет дальше? Скорее всего, отправят обратно в Кемп-Лежён, и можно будет снова работать в „Зелёной машине“. Могло бы быть и хуже».
— Ладно. Пожалуй... В общем, я думаю, что уже можно и поговорить, — ответил Александер. — Что, если вы получите приказ лишить кого-нибудь жизни?
— Если приказ полностью законный, я выполню его, но ведь у меня есть официальное право выяснять законность распоряжений.
— Так, перейдём к гипотетическим случаям. Допустим, вам приказали уничтожить человека, который, как сообщают неопровержимые данные, является террористом. Как вы отреагируете? — спросил Пит.
— Ну, здесь всё ясно. Прихлопнуть, и все тут, — без раздумий ответил Брайан.
— Почему?
— Террористы — это преступники, но их не всегда можно арестовать. Эти люди развязали войну против моей страны, и если мне приказывают ответить ударом на удар — что ж, прекрасно. Пит, ведь именно в этом и заключаются мои основные служебные обязанности.
— Система не всегда позволяет так поступать, — вставил Доминик.
— Но система позволяет нам уничтожать преступников на месте, in flagrante delicto. Братец, ты ведь сам так поступил, и я что-то не припомню, чтобы ты хоть сколько-нибудь сожалел об этом.
— И не дождёшься. К тебе это относится в точно такой же степени. Если президент приказывает тебе замочить кого-нибудь, а ты носишь форму, то... Он ведь твой главнокомандующий, Альдо. У тебя есть законное право... чёрт возьми, ты просто обязан убить любого, на кого он тебе укажет.
— Разве не то же самое говорил кое-кто из немцев в 1946 году в Нюрнберге? — спросил Брайан.
— Это меня сейчас тревожит меньше всего. Для того чтобы мне пришлось оправдываться таким образом, мы должны, самое меньшее, проиграть войну. По-моему, в обозримом будущем такого не предвидится.
— Энцо, неужели ты говоришь серьёзно? Получается, что если бы немцы выиграли Вторую мировую, то можно было бы наплевать на шесть миллионов убитых евреев. Ты это хочешь сказать?
— Люди, люди! — поспешил вмешаться Александер. — Здесь не семинар по теоретической юриспруденции.
— Юрист у нас Энцо, — напомнил Брайан.
Доминик с ходу заглотнул наживку.
— Если президент нарушает закон, то Палата представителей проводит процедуру импичмента, Сенат выдвигает против него обвинение, его выкидывают на улицу, и после этого ему выносят приговор и определяют наказание.
— Пусть так. Но как же насчёт тех парней, которые выполняют его распоряжения? — настаивал Брайан.
— В этом всё дело, — сказал Пит, посмотрев на обоих. — Если покинувший свой пост президент дал им официальные президентские помилования, то ни о какой их ответственности не может быть и речи. Или вы не согласны?
Доминик резко вскинул голову.
— Конечно, согласен. Президент, по Конституции, обладает властью давать прощение — точно так же, как в старину — короли. Теоретически, президент мог бы объявить помилование и самому себе, но это повлечёт за собой целую кучу юридических проблем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155