Больничная палата была похожа на номер в вашингтонском отеле, где он встретился с Чарли Брэвермэном и Он Сеонгом — кажется, с тех пор прошло сто лет. Но это был не отель, а клиника, принадлежащая «Ричланд-холдингз», несколько сообщающихся шале в долине к северу от Нью-Йорк-Сити. Летом здесь все покрывалось зеленью. Но сейчас, в марте, бледные почки на деревьях были едва различимы, а землю в лесу устилал хрустящий под ногами ковер серых прошлогодних веток.
Уинфилд моргнула от неожиданности, услышав ярость в отцовском голосе. На протяжении всей своей жизни Чарли не позволял себе обнаружить свой гнев в присутствии дочерей:
— До этого любой мог додуматься, — сказала она, удивленная тем, что ей пришлось отстаивать свой образ действий. — Любой мог разместить там подслушивающие устройства!
— Идиотизм. — Чарли в изнеможении откинулся на подушки, утонул в них. Нянечки научили его управляться с электрическими приспособлениями, менявшими форму кровати. Но Чарли был все еще слишком потрясен, чтобы суметь воспользоваться инструкциями любого рода. — Ты предала собственную семью, — произнес он, возвращаясь к знакомому ледяному тону, которым обычно скрывал бешенство. За окном мартовский ветер беспощадно трепал белоствольную березу. Чарли остановил на ней свой взгляд, расстроенный, со смятенным умом. — Ты... — Он моргнул, обнаружив, что потерял мысль. Потом его бледно-голубые глаза скользнули по лицу дочери — почти случайно, словно следя за мелькнувшей в аквариуме рыбкой. Он никогда раньше не смотрел на нее таким взглядом. Это все последствия похищения.
— Ты заставил меня пожалеть, — так же холодно произнесла Уинфилд, — что я когда-то доверяла тебе. В первый раз в жизни.
— Я тоже жалею, что ты рассказала мне, — выдохнул Чарли.
Его выздоровление шло не очень гладко. Шла уже вторая неделя его пребывания в клинике, но каждую ночь кошмары заставляли его кричать во сне, желудок почти не принимал пищу. Он потерял способность к концентрации, не мог отключится от мыслей об угрозе для его жизни. На осунувшемся лице глаза казались больше. Он потерял всего десять фунтов веса — мелочь для мужчины его комплекции, — но то была плоть преуспевающего торговца, самоуверенного, удачливого бизнесмена. Теперь, когда он смотрел в зеркало, то видел там аскетичное, погасшее лицо — лицо Эль Профессоре.
— Ты ставишь меня перед дилеммой — предупредить Чио Итало или стать таким же предателем, как ты, — сказал он.
— Вот что тебя рассердило, — уточнила его дочь самым прохладным тоном. — Тебе до голубого света Винс со всеми его неприятностями. Но ты не желаешь обременять себя личной ответственностью. Знаешь, ты хочешь, чтобы тебя не считали одним из Риччи. Но должна сказать, ты сицилиец до мозга костей. Семья превыше всего.
— Совершенно верно, — согласился Чарли. — А что, не так?
— Ты придаешь этой истории слишком большое значение, — продолжала Уинфилд. — Винс — большой мальчик. У него уже были неприятности, и он знает, как с ними справляться, со всеми своими купленными судьями, и конгрессменами, и просто наемными убийцами. Знаешь, при его бизнесе это минимальный профессиональный риск.
Чарли прикрыл глаза, мечтая, чтобы она оставила его в покое.
— Мне нечего было делать всю последнюю неделю — просто валялся в кровати и читал газеты. Что стряслось с Нью-Йорком? Взрывы, сведение счетов между бандами, вопли и стоны, призывы покончить с преступностью... Нельзя выбрать худшего времени для нападения на Винса. Ему устроят показательный процесс двадцатого века.
— Ну и отлично.
— Это твой кузен!
— Все равно отлично, — отрезала Уинфилд. — Если вспомнить об источнике его доходов, он еще легко отделается.
Лицо Чарли исказила болезненная гримаса.
— Уинфилд, в тебе нет ничего человеческого. — Его усталый голос трудно было расслышать. — Ни родственной привязанности, — простонал он, — ни чувства клана... — Чарли опустошенно махнул рукой, словно выпуская на свободу маленькую птичку, потом закрыл глаза и замолчал.
Уинфилд долго сидела рядом, потом встала и подошла к окну. Она посмотрела на стоянку около больницы. Гарнет осталась ждать ее в машине, сгорбившись на переднем сиденье, уставившись в ветровое стекло. Доктора разрешили Чарли не более одного посетителя в палате одновременно.
Уинфилд подняла руку и помахала. Треугольное личико Гарнет под разметавшимися белыми волосами пробудилось к жизни. Она помахала в ответ. И без того меланхолический визит, подумала Уинфилд, в который она внесла дополнительную грустную ноту.
Вообще-то они и предполагали найти Чарли в таком состоянии. Гарнет предупредила ее еще утром, по дороге сюда, какую реакцию вызовут ее новости.
— В глубине души он до сих пор не может поверить, что за патологические личности его родственники, — сказала Гарнет.
— Это из-за транквилизаторов, которыми его пичкают, — буркнула Уинфилд. — Они оттягивают выздоровление.
— Что за транквилизаторы? В каком количестве?
— Слишком сильные, слишком много. Он совсем другой человек сейчас. Совершенной одурманенный.
Гарнет задумалась.
— Это происки Итало, — сказала она наконец.
— Чьи же еще?..
— Значит, мы должны увезти Чарли.
— Вы охрану видели? Вчера я насчитала двенадцать человек.
Гарнет довольно долго сидела молча.
— И тем не менее... — задумчиво произнесла она. Ее лицо воинственно заострилось, словно корабельный киль. Сейчас, ожидая встречи с Чарли, она все больше напоминала арктический ледокол, набирающий пар перед тем, как ринуться вперед на максимальной скорости.
Уинфилд отвернулась от окна.
— Сейчас я уйду и освобожу дорогу Гарнет. Она, слава Богу, не предавала всю великую расу Риччи.
Уинфилд подумала, что оказалась не готова к такой вспышке ярости со стороны Чарли. Могла ли она потребовать понимания от человека, подвергнувшегося долгим издевательствам, изоляции, угрозам? Могла ли даже она, его собственная дочь, предвидеть такой взрыв? Она постояла, ожидая хотя бы слова, которое бы разрядило напряжение между ними. Что за примитивные узы связывают Риччи, дающих сплоченный отпор любому наскоку со стороны? Неужели это смертельный грех — послать повестку в суд такому человеку, как ее кузен-убийца, сеющий смерть по всей Америке?
— Угу. Ты лучше иди, — пробормотал надтреснутым голосом Чарли. — Я сейчас не в лучшей форме для таких новостей. Мне бы поменьше всего этого...
Он открыл глаза и посмотрел на нее. При свете, льющемся из окна, цвет его глаз казался еще бледнее.
— Поменьше? Поменьше чего? — спросила Уинфилд.
— Необходимости сопротивляться. Давай, детка. Задай им жару. Положи на лопатки в следующем раунде.
Он болезненно улыбнулся. Уинфилд наклонилась, чмокнула его в лоб и пошла к двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Уинфилд моргнула от неожиданности, услышав ярость в отцовском голосе. На протяжении всей своей жизни Чарли не позволял себе обнаружить свой гнев в присутствии дочерей:
— До этого любой мог додуматься, — сказала она, удивленная тем, что ей пришлось отстаивать свой образ действий. — Любой мог разместить там подслушивающие устройства!
— Идиотизм. — Чарли в изнеможении откинулся на подушки, утонул в них. Нянечки научили его управляться с электрическими приспособлениями, менявшими форму кровати. Но Чарли был все еще слишком потрясен, чтобы суметь воспользоваться инструкциями любого рода. — Ты предала собственную семью, — произнес он, возвращаясь к знакомому ледяному тону, которым обычно скрывал бешенство. За окном мартовский ветер беспощадно трепал белоствольную березу. Чарли остановил на ней свой взгляд, расстроенный, со смятенным умом. — Ты... — Он моргнул, обнаружив, что потерял мысль. Потом его бледно-голубые глаза скользнули по лицу дочери — почти случайно, словно следя за мелькнувшей в аквариуме рыбкой. Он никогда раньше не смотрел на нее таким взглядом. Это все последствия похищения.
— Ты заставил меня пожалеть, — так же холодно произнесла Уинфилд, — что я когда-то доверяла тебе. В первый раз в жизни.
— Я тоже жалею, что ты рассказала мне, — выдохнул Чарли.
Его выздоровление шло не очень гладко. Шла уже вторая неделя его пребывания в клинике, но каждую ночь кошмары заставляли его кричать во сне, желудок почти не принимал пищу. Он потерял способность к концентрации, не мог отключится от мыслей об угрозе для его жизни. На осунувшемся лице глаза казались больше. Он потерял всего десять фунтов веса — мелочь для мужчины его комплекции, — но то была плоть преуспевающего торговца, самоуверенного, удачливого бизнесмена. Теперь, когда он смотрел в зеркало, то видел там аскетичное, погасшее лицо — лицо Эль Профессоре.
— Ты ставишь меня перед дилеммой — предупредить Чио Итало или стать таким же предателем, как ты, — сказал он.
— Вот что тебя рассердило, — уточнила его дочь самым прохладным тоном. — Тебе до голубого света Винс со всеми его неприятностями. Но ты не желаешь обременять себя личной ответственностью. Знаешь, ты хочешь, чтобы тебя не считали одним из Риччи. Но должна сказать, ты сицилиец до мозга костей. Семья превыше всего.
— Совершенно верно, — согласился Чарли. — А что, не так?
— Ты придаешь этой истории слишком большое значение, — продолжала Уинфилд. — Винс — большой мальчик. У него уже были неприятности, и он знает, как с ними справляться, со всеми своими купленными судьями, и конгрессменами, и просто наемными убийцами. Знаешь, при его бизнесе это минимальный профессиональный риск.
Чарли прикрыл глаза, мечтая, чтобы она оставила его в покое.
— Мне нечего было делать всю последнюю неделю — просто валялся в кровати и читал газеты. Что стряслось с Нью-Йорком? Взрывы, сведение счетов между бандами, вопли и стоны, призывы покончить с преступностью... Нельзя выбрать худшего времени для нападения на Винса. Ему устроят показательный процесс двадцатого века.
— Ну и отлично.
— Это твой кузен!
— Все равно отлично, — отрезала Уинфилд. — Если вспомнить об источнике его доходов, он еще легко отделается.
Лицо Чарли исказила болезненная гримаса.
— Уинфилд, в тебе нет ничего человеческого. — Его усталый голос трудно было расслышать. — Ни родственной привязанности, — простонал он, — ни чувства клана... — Чарли опустошенно махнул рукой, словно выпуская на свободу маленькую птичку, потом закрыл глаза и замолчал.
Уинфилд долго сидела рядом, потом встала и подошла к окну. Она посмотрела на стоянку около больницы. Гарнет осталась ждать ее в машине, сгорбившись на переднем сиденье, уставившись в ветровое стекло. Доктора разрешили Чарли не более одного посетителя в палате одновременно.
Уинфилд подняла руку и помахала. Треугольное личико Гарнет под разметавшимися белыми волосами пробудилось к жизни. Она помахала в ответ. И без того меланхолический визит, подумала Уинфилд, в который она внесла дополнительную грустную ноту.
Вообще-то они и предполагали найти Чарли в таком состоянии. Гарнет предупредила ее еще утром, по дороге сюда, какую реакцию вызовут ее новости.
— В глубине души он до сих пор не может поверить, что за патологические личности его родственники, — сказала Гарнет.
— Это из-за транквилизаторов, которыми его пичкают, — буркнула Уинфилд. — Они оттягивают выздоровление.
— Что за транквилизаторы? В каком количестве?
— Слишком сильные, слишком много. Он совсем другой человек сейчас. Совершенной одурманенный.
Гарнет задумалась.
— Это происки Итало, — сказала она наконец.
— Чьи же еще?..
— Значит, мы должны увезти Чарли.
— Вы охрану видели? Вчера я насчитала двенадцать человек.
Гарнет довольно долго сидела молча.
— И тем не менее... — задумчиво произнесла она. Ее лицо воинственно заострилось, словно корабельный киль. Сейчас, ожидая встречи с Чарли, она все больше напоминала арктический ледокол, набирающий пар перед тем, как ринуться вперед на максимальной скорости.
Уинфилд отвернулась от окна.
— Сейчас я уйду и освобожу дорогу Гарнет. Она, слава Богу, не предавала всю великую расу Риччи.
Уинфилд подумала, что оказалась не готова к такой вспышке ярости со стороны Чарли. Могла ли она потребовать понимания от человека, подвергнувшегося долгим издевательствам, изоляции, угрозам? Могла ли даже она, его собственная дочь, предвидеть такой взрыв? Она постояла, ожидая хотя бы слова, которое бы разрядило напряжение между ними. Что за примитивные узы связывают Риччи, дающих сплоченный отпор любому наскоку со стороны? Неужели это смертельный грех — послать повестку в суд такому человеку, как ее кузен-убийца, сеющий смерть по всей Америке?
— Угу. Ты лучше иди, — пробормотал надтреснутым голосом Чарли. — Я сейчас не в лучшей форме для таких новостей. Мне бы поменьше всего этого...
Он открыл глаза и посмотрел на нее. При свете, льющемся из окна, цвет его глаз казался еще бледнее.
— Поменьше? Поменьше чего? — спросила Уинфилд.
— Необходимости сопротивляться. Давай, детка. Задай им жару. Положи на лопатки в следующем раунде.
Он болезненно улыбнулся. Уинфилд наклонилась, чмокнула его в лоб и пошла к двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140