Альберт Иванович слушал с удовольствием. Его большое лицо покраснело: король изо всех сил старался не рассмеяться. Маленькие, глубоко посаженные карие глазки блестели, а ноздри большого, картошкой, носа раздувались. Он то и дело поправлял корону, наползавшую то на узкий лоб, то на квадратный, морщинистый, словно у шарпея, затылок.
– Дай поцелую! – просил Самсон свою нестандартную супругу.
– Отстань, – лениво отвечала разморенная Кваква.
– Ну один раз дай… – продолжал настаивать рыжий вор, стараясь придать голосу просительную интонацию.
– Отстань, сказала – не дам! – Кваква перепрыгнула подальше от надоевшего мужа, но Самсон рванулся следом за ней.
– Ну пожалуйста…
– Не дам! Не дам!!! Никогда не дам!!! – Огромная лягушка начала сердиться.
– Я только в щечку, а? – заискивающе выпрашивал разрешение рыжий вор.
– Да ты меня всю уже зацеловал! От бородавок на макушке до перепонок на лапах вся и зацелована! А толку-то?!
– А может быть, именно сегодня и получится? Представь только – поцелую тебя, а ты сразу принцессой станешь. Или королевной? – В голосе мужа Квакве послышались слезные нотки, но она не смягчилась.
– Велика честь! – ответила Самсону невозмутимая супруга. – Хотя, надо признать, принцесса воров – звучит гордо. Ха!
– Я – цыган, – ответил Самсон и обиженно отвернулся от лягушки.
– Еще лучше – королевна десяти цыганских кибиток, – ответила Кваква и перепрыгнула в другую лужу.
Королева Марта тщательно следила за чистотой двора. Лягушке очень нравилось нежиться в лужах дождевой воды на влажных, прогретых солнцем плитах. Она вдыхала теплый от испарений воздух и лениво переругивалась с супругом.
Гигантская лягушка и сама позабыла о том, кем она была раньше, и, если бы не это болтливое существо, по прихоти судьбы ставшее ее мужем, она бы и говорить перестала. Вот и сейчас ей захотелось раздуть пузырь под горлом и громко, с удовольствием квакнуть. Лягушачья шкурка давно стала привычной и уютной, комаров вокруг – вдоволь. А это суетливое беспокойное существо пристает с расспросами.
Лягушка с трудом ответила по-человечески:
– Мне и лягушкой неплохо, вот только цыганской женой быть очень хлопотно.
– Я цыган только наполовину, – ответил Самсон.
– Зато вор весь целиком, – возразила Кваква. – Зачем у Амината перстень украл? Между прочим, только в этом году двенадцатый раз уже!
– Из спортивного интереса, – буркнул вор.
Он и сам не смог бы объяснить, почему с таким болезненным постоянством ворует этот злосчастный перстенек с зеленым камешком. Самсон убеждал себя, что делает это для того, чтобы отомстить отшельнику, который когда-то повесил его на столбе вверх ногами, заколдовав веревки. Но после каждой кражи он снова оказывался на столбе, и появлялся новый повод для мести. И так без конца! Если бы Самсон догадался поговорить разок с пострадавшим – отшельником Аминатом, тот бы многое объяснил незадачливому вору. Он бы рассказал, что перстень волшебный и принадлежать может только одному хозяину – ему, волшебнику Аминату. И не только Самсон, любой, кто бы ни украл эту вещицу, окажется на столбе привязанным вверх ногами. И он – отшельник Аминат – тут ни при чем. Перстенек такой! Но Самсон не спрашивал, а Аминат не лез с объяснениями, хотя глупости вора старик удивлялся постоянно и за полетами на столб в Последнем Приюте наблюдал с долей злорадства.
– Спортивный интерес, может быть, и у тебя, но бегать на длинные дистанции приходится мне. А я, между прочим, в марафонцы не записывалась. В этот раз не пойду в Последний Приют. Болтайся на столбе, если ты без него жить не можешь.
– Ну и не надо, – проворчал Самсон, отгоняя любопытного эльфа.
Малыш засмеялся и полетел прочь, быстро махая радужными крылышками. Последнее время они что-то очень расплодились, рыжему верзиле подумалось, что теперь без свидетелей с собственной женой невозможно поругаться. Каждый их с Кваквой скандал моментально становился достоянием общественности. До Самсона дошли слухи, что даже заключают пари – расколдуется Кваква в следующий раз или нет. Он оглянулся – никого рядом не было. Самсон порадовался, что друзья не слышали, иначе неделя насмешек была бы обеспечена.
За прошедшие пять лет Самсон не изменился, разве что одежду сменил. Теперь он щеголял в белоснежной рубахе, синих штанах и таком же синем жилете. Давно не стриженные рыжие кудри буйной волной падали на широкие плечи. Лицо у Самсона было такое, какие бывают у простодушных и глуповатых людей. Глядя на его веснушчатую физиономию, заподозрить этого простоватого человека в том, что он может украсть или обмануть, было невозможно. Большой курносый нос с вывернутыми ноздрями, разноцветные глаза – один зеленый, другой карий, толстые, всегда улыбающиеся губы – такова была внешность деревенского простофили. Из-за голенища сапога выглядывала ручка цыганского кнута, а в ухо Самсон продел такую же серьгу, как у отца. Только эти детали указывали на то, что он принадлежит к цыганам по праву рождения.
Сам Барон в данное время отсутствовал. После того как Иномирье соединилось с Забытыми Землями, старого Цыгана невозможно было удержать на одном месте. Кочуя по стране, он передавал сыну весточки и подарки невестке то с попутным ковром-самолетом, то с эльфами. Подарков у Кваквы накопилось с телегу, но воспользоваться ими она не могла: не приспособлены цыганские украшения для болотной жабы.
Самсон вздохнул. Он бы сам с удовольствием отправился с табором, но куда денешь эту обузу? В разноцветных глазах плескались бы радость и довольство собой, если б не жена-лягушка.
Самсон снова вздохнул – супруга все еще ворчала.
– Акробат несчастный, гимнаст на столбе, – не унималась лягушка, для нее колечко с зеленым камешком на пальце мужа было все равно что красная тряпка для быка. – На этот раз оставлю тебя там, не поскачу!
– Ну и не надо, я уже привык, – огрызнулся вор.
– Где ж тебе не привыкнуть? Да по тебе уже в Последнем Приюте календарь сверяют! Даже если на всю жизнь лягушкой останусь – не поскачу за тобой!
– Ну зачем же на всю-то, Кваквочка? Ладно, мучайся сама, если нравится, но мне-то зачем жизнь портишь?! – взвыл Самсон. – Давай еще раз попробуем, а? Ну, может, вот сейчас поцелую и…
– И снова обсохатишься, в натуре, – услышал Рыжий.
Он поднял глаза – из открытого окна за семейной сценой с удовольствием наблюдали король Полухайкин и Гуча. По хитрым физиономиям было заметно, что они не пропустили ни слова из прозвучавшего диалога. Самсон с досады выругался, но друзья и не подумали сделать вид, что не подслушивали.
– Самсонушка, а может, ты ее не так целуешь? – ласковым голоском, полным самой едкой издевки, пропел Гуча.
– Да ну вас, – отмахнулся было Самсон, но так как любая информация по больному для него вопросу живо интересовала Рыжего, он все же рискнул спросить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
– Дай поцелую! – просил Самсон свою нестандартную супругу.
– Отстань, – лениво отвечала разморенная Кваква.
– Ну один раз дай… – продолжал настаивать рыжий вор, стараясь придать голосу просительную интонацию.
– Отстань, сказала – не дам! – Кваква перепрыгнула подальше от надоевшего мужа, но Самсон рванулся следом за ней.
– Ну пожалуйста…
– Не дам! Не дам!!! Никогда не дам!!! – Огромная лягушка начала сердиться.
– Я только в щечку, а? – заискивающе выпрашивал разрешение рыжий вор.
– Да ты меня всю уже зацеловал! От бородавок на макушке до перепонок на лапах вся и зацелована! А толку-то?!
– А может быть, именно сегодня и получится? Представь только – поцелую тебя, а ты сразу принцессой станешь. Или королевной? – В голосе мужа Квакве послышались слезные нотки, но она не смягчилась.
– Велика честь! – ответила Самсону невозмутимая супруга. – Хотя, надо признать, принцесса воров – звучит гордо. Ха!
– Я – цыган, – ответил Самсон и обиженно отвернулся от лягушки.
– Еще лучше – королевна десяти цыганских кибиток, – ответила Кваква и перепрыгнула в другую лужу.
Королева Марта тщательно следила за чистотой двора. Лягушке очень нравилось нежиться в лужах дождевой воды на влажных, прогретых солнцем плитах. Она вдыхала теплый от испарений воздух и лениво переругивалась с супругом.
Гигантская лягушка и сама позабыла о том, кем она была раньше, и, если бы не это болтливое существо, по прихоти судьбы ставшее ее мужем, она бы и говорить перестала. Вот и сейчас ей захотелось раздуть пузырь под горлом и громко, с удовольствием квакнуть. Лягушачья шкурка давно стала привычной и уютной, комаров вокруг – вдоволь. А это суетливое беспокойное существо пристает с расспросами.
Лягушка с трудом ответила по-человечески:
– Мне и лягушкой неплохо, вот только цыганской женой быть очень хлопотно.
– Я цыган только наполовину, – ответил Самсон.
– Зато вор весь целиком, – возразила Кваква. – Зачем у Амината перстень украл? Между прочим, только в этом году двенадцатый раз уже!
– Из спортивного интереса, – буркнул вор.
Он и сам не смог бы объяснить, почему с таким болезненным постоянством ворует этот злосчастный перстенек с зеленым камешком. Самсон убеждал себя, что делает это для того, чтобы отомстить отшельнику, который когда-то повесил его на столбе вверх ногами, заколдовав веревки. Но после каждой кражи он снова оказывался на столбе, и появлялся новый повод для мести. И так без конца! Если бы Самсон догадался поговорить разок с пострадавшим – отшельником Аминатом, тот бы многое объяснил незадачливому вору. Он бы рассказал, что перстень волшебный и принадлежать может только одному хозяину – ему, волшебнику Аминату. И не только Самсон, любой, кто бы ни украл эту вещицу, окажется на столбе привязанным вверх ногами. И он – отшельник Аминат – тут ни при чем. Перстенек такой! Но Самсон не спрашивал, а Аминат не лез с объяснениями, хотя глупости вора старик удивлялся постоянно и за полетами на столб в Последнем Приюте наблюдал с долей злорадства.
– Спортивный интерес, может быть, и у тебя, но бегать на длинные дистанции приходится мне. А я, между прочим, в марафонцы не записывалась. В этот раз не пойду в Последний Приют. Болтайся на столбе, если ты без него жить не можешь.
– Ну и не надо, – проворчал Самсон, отгоняя любопытного эльфа.
Малыш засмеялся и полетел прочь, быстро махая радужными крылышками. Последнее время они что-то очень расплодились, рыжему верзиле подумалось, что теперь без свидетелей с собственной женой невозможно поругаться. Каждый их с Кваквой скандал моментально становился достоянием общественности. До Самсона дошли слухи, что даже заключают пари – расколдуется Кваква в следующий раз или нет. Он оглянулся – никого рядом не было. Самсон порадовался, что друзья не слышали, иначе неделя насмешек была бы обеспечена.
За прошедшие пять лет Самсон не изменился, разве что одежду сменил. Теперь он щеголял в белоснежной рубахе, синих штанах и таком же синем жилете. Давно не стриженные рыжие кудри буйной волной падали на широкие плечи. Лицо у Самсона было такое, какие бывают у простодушных и глуповатых людей. Глядя на его веснушчатую физиономию, заподозрить этого простоватого человека в том, что он может украсть или обмануть, было невозможно. Большой курносый нос с вывернутыми ноздрями, разноцветные глаза – один зеленый, другой карий, толстые, всегда улыбающиеся губы – такова была внешность деревенского простофили. Из-за голенища сапога выглядывала ручка цыганского кнута, а в ухо Самсон продел такую же серьгу, как у отца. Только эти детали указывали на то, что он принадлежит к цыганам по праву рождения.
Сам Барон в данное время отсутствовал. После того как Иномирье соединилось с Забытыми Землями, старого Цыгана невозможно было удержать на одном месте. Кочуя по стране, он передавал сыну весточки и подарки невестке то с попутным ковром-самолетом, то с эльфами. Подарков у Кваквы накопилось с телегу, но воспользоваться ими она не могла: не приспособлены цыганские украшения для болотной жабы.
Самсон вздохнул. Он бы сам с удовольствием отправился с табором, но куда денешь эту обузу? В разноцветных глазах плескались бы радость и довольство собой, если б не жена-лягушка.
Самсон снова вздохнул – супруга все еще ворчала.
– Акробат несчастный, гимнаст на столбе, – не унималась лягушка, для нее колечко с зеленым камешком на пальце мужа было все равно что красная тряпка для быка. – На этот раз оставлю тебя там, не поскачу!
– Ну и не надо, я уже привык, – огрызнулся вор.
– Где ж тебе не привыкнуть? Да по тебе уже в Последнем Приюте календарь сверяют! Даже если на всю жизнь лягушкой останусь – не поскачу за тобой!
– Ну зачем же на всю-то, Кваквочка? Ладно, мучайся сама, если нравится, но мне-то зачем жизнь портишь?! – взвыл Самсон. – Давай еще раз попробуем, а? Ну, может, вот сейчас поцелую и…
– И снова обсохатишься, в натуре, – услышал Рыжий.
Он поднял глаза – из открытого окна за семейной сценой с удовольствием наблюдали король Полухайкин и Гуча. По хитрым физиономиям было заметно, что они не пропустили ни слова из прозвучавшего диалога. Самсон с досады выругался, но друзья и не подумали сделать вид, что не подслушивали.
– Самсонушка, а может, ты ее не так целуешь? – ласковым голоском, полным самой едкой издевки, пропел Гуча.
– Да ну вас, – отмахнулся было Самсон, но так как любая информация по больному для него вопросу живо интересовала Рыжего, он все же рискнул спросить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74