Или он был немножко растерян из-за открывшихся вчера же перспектив? Чабан Абдулло указал на соплеменников:
— Вот, офисер, это наши бригадиры. Они ехали волка загонять. Могут подвезти к шоссе. А ты, офисер, их в войско запишешь? Потом сюда вернешься? Когда нам за ружья браться? У меня пулемет «Максим» есть и патронов ящик…
Уже ящик? Вчера было «мало-мало». Растет благосостояние братского туркменского народа! Не по дням, а по часам!
Соплеменники чабана Абдулло стали выходить во двор из душного домика, недоуменно пожимая плечами, что-то бурча по— туркменски.
Хлюдов обнял чабана Абдулло за плечи, уверенно пообещал:
— Не переживай, Абдулло! Жди! Мы скоро вернемся. На днях поднимем «зеленое знамя ислама» над отрогами Копетдага, и наши скакуны пересекут пустыню Каракумы до Волги и далее. Я и начальник штаба повстанцев. По весне вернемся с отрядом! Формируй добровольцев, составляй списки, назначай командиров отрядов. Только без лишнего шума. Конспирация!
Во дворе стоял бортовой «уазик». Бригадир и шофер стояли у кабины, а женщины — в кузове, держась за передний борт. Аксакалы расселись под навесом у стены, попивая зеленый чай. Верно, старые басмачи, заслуженные — уж больно живо они обсуждали пьяный бред Хлюдова.
— Стр-р-роиться! — вдруг рыкнул Хлюдов. — Р-р-равняйсь! Смир-р-рно! Здр-р-равствуйте, бойцы!
— Салам, здра… — ответили мужчины вразнобой.
Хлюдов прошелся вдоль строя. О чем говорить? И как? Язык с перепоя еле ворочался. А говорить нужно убедительно, эмоционально, с душой. И чтоб выглядело правдоподобно. Не то грохнут за насмешки над собою, и поминай, как звали. Пустыня большая…
Но не зря же ученые толкуют, что в экстремальных ситуациях человек способен превзойти себя на два, а то и на три порядка.
Хлюдов толкнул проникновенную и пламенную речь. Каждому — землю, волю, отару баранов и легализацию многоженства… В подробностях передавать — лейтенант Ромашкин пас. Вредный бред!
…И «уазик» понесся по пыльной грунтовой дороге между зарослей камышей вдоль арыков. Шофер гнал как можно быстрее — командиры-офисеры должны успеть на тайное совещание повстанческих сил перед решающим освобождением от ига «Белого царя». Командиры-офисеры в кузове тряслись в такт попадания колес в ямы и на кочки Недоосвобожденные женщины красного Востока, устроительницы социализма в Средней Азии, со смехом заваливались на них при резких поворотах.
Через час бешеной гонки машина резко затормозила у развилки. Никита, пытаясь удержаться на ногах, навалился на одну из молодок, плотно прижавшись к ее груди, чем вызвал дикий визг и веселый писк аборигенок.
— Пардон! Виноват! Извиняйте!
Из кабины высунулась хмурая рожа бригадира:
— Эй, офисер! Нам туда, а вам туда! Мало-мало пешком и дойдешь. Там дорога! Асфальт. Педжен совсем будет рядом! Километров десять. Возвращайся скорее, будем ждать!
Едва они спрыгнули на пыльную обочину, как машина резко сорвалась с места и умчалась к хлопковым полям.
— Ну, как тебе эта девица, к которой ты прижался? — съехидничал Хлюдов. — Хороша?
— А черт ее знает! Все одно, будто ватное одеяло пощупал. На ней штуки три стеганых халатов надето.
— О! Даже халаты успел пересчитать! Ручонки шаловливые!
— Пошел ты к черту, Вовка! Вверг меня в авантюру с мятежом. А если они в милицию или в районное КГБ сообщат?!
— Да, брось! Чего по пьянке не бывает. Я бы мог себя наследником Хромого Тимура объявить или Чингисхана. А тебя — очередным пророком Магометом, если б еще пару бутылок выпили! Не терзайся, не переживай. Экзотическое путешествие. Сафари! Кэмел — трофи!
— Но ты призывал их к мятежу! А вдруг они всерьез воспримут?!
— Не дрейфь. Банда басмачей у ворот КПП не появится. Наш легендарный Федор Сухов вместе с Буденнымтут такого страху навели, что еще лет сто никто не взбунтуется.. Ладно, давай отсюда выбираться. Какое направление абориген рукой показал? А? Вспоминай!..
— Вовка! Опять заплутаем! Ты ведь только сейчас сказал туркмену, мол, дальше дорогу знаю!
— Ну… мы ж предводители повстанцев, полководцы! Заблудиться, по определению, не можем! Каким бы я перед ним олухом выглядел?! Ну, чего ты переживаешь? Пойдем вдоль арыка, найдем, в конце концов, асфальт. Где асфальт, там машины. Тормознем кого-нибудь, подвезут. Только давай вспоминай, в какую сторону туркмен рукой махнул!
— Ох, Вовка! Не помню… Кажется, сюда, вправо…
— Кажется? Или точно?
— Кажется, точно…
— Эх, ты! Одни хлопоты с тобой!
— Со мно-ой?!
— Ладно-ладно! Пойдем навстречу солнцу! — скомандовал Хлюдов и потопал по тропинке к дальним деревьям. Или миражам…
Тропинка оказалась нескончаемой. Она то шла мимо арыков, то вилась вдоль канала, то петляла между полей засеянных хлопком, то исчезала на солончаках. Пыль, нещадное солнце. Черт! А ведь это декабрь! Позавчера, когда выезжали из Ашхабада, было прохладно, не более десяти градусов, а сегодня под тридцать. Шинели и фуражки они несли в руках, кители распахнули, от галстуков освободились, пуговицы рубашек расстегнули. Пот струился по лицу, по телу и противно стекал по позвоночнику мимо копчика и далее…
— Сволочи аборигены! — взвыл Хлюдов. — Куда-то завезли не туда. По моим прикидкам, давно должен быть асфальт! Я устал уже!
— Предлагаешь сесть и ждать попутку?
— Какую тут, на хрен, попутку дождешься. Если только арба проедет, и то через неделю. С голода умрем! Только вперед! Еще поищем!
Кто ищет, тот всегда найдет. Когда силы окончательно иссякли, на горизонте блеснула лента дороги. Шоссе!
— Ура!!!
А что «ура»?! Ну, на горизонте. Если не очередной мираж. До него еще идти и идти. А он, паразит, является, как известно, воображаемой линией, отодвигающейся все дальше и дальше по мере приближения к нему!
Но нет. Все-таки добрели — асфальт. Теперь-то ура? Ну, относительное ура. От раскаленного асфальта, как такового, проку мало. Идти по нему, допустим, легче — ноги не проваливаются в пыль и песок, не бьются о камни. Но шоссе-то — в обе стороны. И?
— Вовка! Нам на север?
— Всенепременно! Даже если мимо Педжена промахнемся, в Россию уйдем, а не в исламский Иран! Только на север!
— А где он, север?
— Там, слева от восхода Солнца!
— Это сколько тысяч верст нужно прошагать до Волги, как ты давеча предлагал басмачам? — горько усмехнулся Никита.
— До Родины-то? Полторы или две тысячи — по прямой. Если петлять по барханам, то больше. А там, на Родине, замечательное «Жигулевское», без добавок стирального порошка!
— Тогда лучше в Педжен, к местному вонючему пиву! К нему то мы точно дойдем живыми! Если повезет…
Повезло! Грузовичок! Притормозил, посадил, подкинул — до искомой развилки.
— Вот эти места я, кажется, уже знаю! -повеселел Хлюдов.
— Кажется? Или точно? — съязвил Никита, «возвращая должок».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
— Вот, офисер, это наши бригадиры. Они ехали волка загонять. Могут подвезти к шоссе. А ты, офисер, их в войско запишешь? Потом сюда вернешься? Когда нам за ружья браться? У меня пулемет «Максим» есть и патронов ящик…
Уже ящик? Вчера было «мало-мало». Растет благосостояние братского туркменского народа! Не по дням, а по часам!
Соплеменники чабана Абдулло стали выходить во двор из душного домика, недоуменно пожимая плечами, что-то бурча по— туркменски.
Хлюдов обнял чабана Абдулло за плечи, уверенно пообещал:
— Не переживай, Абдулло! Жди! Мы скоро вернемся. На днях поднимем «зеленое знамя ислама» над отрогами Копетдага, и наши скакуны пересекут пустыню Каракумы до Волги и далее. Я и начальник штаба повстанцев. По весне вернемся с отрядом! Формируй добровольцев, составляй списки, назначай командиров отрядов. Только без лишнего шума. Конспирация!
Во дворе стоял бортовой «уазик». Бригадир и шофер стояли у кабины, а женщины — в кузове, держась за передний борт. Аксакалы расселись под навесом у стены, попивая зеленый чай. Верно, старые басмачи, заслуженные — уж больно живо они обсуждали пьяный бред Хлюдова.
— Стр-р-роиться! — вдруг рыкнул Хлюдов. — Р-р-равняйсь! Смир-р-рно! Здр-р-равствуйте, бойцы!
— Салам, здра… — ответили мужчины вразнобой.
Хлюдов прошелся вдоль строя. О чем говорить? И как? Язык с перепоя еле ворочался. А говорить нужно убедительно, эмоционально, с душой. И чтоб выглядело правдоподобно. Не то грохнут за насмешки над собою, и поминай, как звали. Пустыня большая…
Но не зря же ученые толкуют, что в экстремальных ситуациях человек способен превзойти себя на два, а то и на три порядка.
Хлюдов толкнул проникновенную и пламенную речь. Каждому — землю, волю, отару баранов и легализацию многоженства… В подробностях передавать — лейтенант Ромашкин пас. Вредный бред!
…И «уазик» понесся по пыльной грунтовой дороге между зарослей камышей вдоль арыков. Шофер гнал как можно быстрее — командиры-офисеры должны успеть на тайное совещание повстанческих сил перед решающим освобождением от ига «Белого царя». Командиры-офисеры в кузове тряслись в такт попадания колес в ямы и на кочки Недоосвобожденные женщины красного Востока, устроительницы социализма в Средней Азии, со смехом заваливались на них при резких поворотах.
Через час бешеной гонки машина резко затормозила у развилки. Никита, пытаясь удержаться на ногах, навалился на одну из молодок, плотно прижавшись к ее груди, чем вызвал дикий визг и веселый писк аборигенок.
— Пардон! Виноват! Извиняйте!
Из кабины высунулась хмурая рожа бригадира:
— Эй, офисер! Нам туда, а вам туда! Мало-мало пешком и дойдешь. Там дорога! Асфальт. Педжен совсем будет рядом! Километров десять. Возвращайся скорее, будем ждать!
Едва они спрыгнули на пыльную обочину, как машина резко сорвалась с места и умчалась к хлопковым полям.
— Ну, как тебе эта девица, к которой ты прижался? — съехидничал Хлюдов. — Хороша?
— А черт ее знает! Все одно, будто ватное одеяло пощупал. На ней штуки три стеганых халатов надето.
— О! Даже халаты успел пересчитать! Ручонки шаловливые!
— Пошел ты к черту, Вовка! Вверг меня в авантюру с мятежом. А если они в милицию или в районное КГБ сообщат?!
— Да, брось! Чего по пьянке не бывает. Я бы мог себя наследником Хромого Тимура объявить или Чингисхана. А тебя — очередным пророком Магометом, если б еще пару бутылок выпили! Не терзайся, не переживай. Экзотическое путешествие. Сафари! Кэмел — трофи!
— Но ты призывал их к мятежу! А вдруг они всерьез воспримут?!
— Не дрейфь. Банда басмачей у ворот КПП не появится. Наш легендарный Федор Сухов вместе с Буденнымтут такого страху навели, что еще лет сто никто не взбунтуется.. Ладно, давай отсюда выбираться. Какое направление абориген рукой показал? А? Вспоминай!..
— Вовка! Опять заплутаем! Ты ведь только сейчас сказал туркмену, мол, дальше дорогу знаю!
— Ну… мы ж предводители повстанцев, полководцы! Заблудиться, по определению, не можем! Каким бы я перед ним олухом выглядел?! Ну, чего ты переживаешь? Пойдем вдоль арыка, найдем, в конце концов, асфальт. Где асфальт, там машины. Тормознем кого-нибудь, подвезут. Только давай вспоминай, в какую сторону туркмен рукой махнул!
— Ох, Вовка! Не помню… Кажется, сюда, вправо…
— Кажется? Или точно?
— Кажется, точно…
— Эх, ты! Одни хлопоты с тобой!
— Со мно-ой?!
— Ладно-ладно! Пойдем навстречу солнцу! — скомандовал Хлюдов и потопал по тропинке к дальним деревьям. Или миражам…
Тропинка оказалась нескончаемой. Она то шла мимо арыков, то вилась вдоль канала, то петляла между полей засеянных хлопком, то исчезала на солончаках. Пыль, нещадное солнце. Черт! А ведь это декабрь! Позавчера, когда выезжали из Ашхабада, было прохладно, не более десяти градусов, а сегодня под тридцать. Шинели и фуражки они несли в руках, кители распахнули, от галстуков освободились, пуговицы рубашек расстегнули. Пот струился по лицу, по телу и противно стекал по позвоночнику мимо копчика и далее…
— Сволочи аборигены! — взвыл Хлюдов. — Куда-то завезли не туда. По моим прикидкам, давно должен быть асфальт! Я устал уже!
— Предлагаешь сесть и ждать попутку?
— Какую тут, на хрен, попутку дождешься. Если только арба проедет, и то через неделю. С голода умрем! Только вперед! Еще поищем!
Кто ищет, тот всегда найдет. Когда силы окончательно иссякли, на горизонте блеснула лента дороги. Шоссе!
— Ура!!!
А что «ура»?! Ну, на горизонте. Если не очередной мираж. До него еще идти и идти. А он, паразит, является, как известно, воображаемой линией, отодвигающейся все дальше и дальше по мере приближения к нему!
Но нет. Все-таки добрели — асфальт. Теперь-то ура? Ну, относительное ура. От раскаленного асфальта, как такового, проку мало. Идти по нему, допустим, легче — ноги не проваливаются в пыль и песок, не бьются о камни. Но шоссе-то — в обе стороны. И?
— Вовка! Нам на север?
— Всенепременно! Даже если мимо Педжена промахнемся, в Россию уйдем, а не в исламский Иран! Только на север!
— А где он, север?
— Там, слева от восхода Солнца!
— Это сколько тысяч верст нужно прошагать до Волги, как ты давеча предлагал басмачам? — горько усмехнулся Никита.
— До Родины-то? Полторы или две тысячи — по прямой. Если петлять по барханам, то больше. А там, на Родине, замечательное «Жигулевское», без добавок стирального порошка!
— Тогда лучше в Педжен, к местному вонючему пиву! К нему то мы точно дойдем живыми! Если повезет…
Повезло! Грузовичок! Притормозил, посадил, подкинул — до искомой развилки.
— Вот эти места я, кажется, уже знаю! -повеселел Хлюдов.
— Кажется? Или точно? — съязвил Никита, «возвращая должок».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70