Пусть сам с ней личные проблемы решает. А мы с Иркой — вольные пташки. Байрам нас с Иркой для этого капитана взял. Капитан какой-то странный. Байрам ему говорит, мол, развлекись с девочками, а тот грустит и беспрестанно курит. Мы в «Фирюзе» с утра шампанским баловались все вместе, ну а потом: «А поехали? А поехали!» Байрам говорит, если капитан будет сачковать, он нас всех сам обслужит. Охота была!.. А тут — вы! Как удачно!
Удачно, м-да.
Колчаков наконец вынырнул, отфыркался моржом. Надо понимать у него не только фырканье моржовое. Они с рыженькой Ириной о чем-то коротко переговорили и… поплыли судорожным брассом во мрак, к тому самому камню. Ну, понятно о чем таком они коротко переговорили. Спустя минуту из мрака донеслись громкие стоны, мужской и женский. Отнюдь не потому, что оба ударились об валун в темноте.
Никита, глядя за спину блонде Нате, в направлении валуна, неловко ворохнулся в воде, подавшись чуть вперед: что это там у них? нет, просто на всякий случай! вдруг случилось что-нибудь?
Случилось-случилось, робкий ты наш! У них уже случилось. А мы что ж стоим, робкий ты наш? Взгляд блондинки Наты стал пристальней некуда, она провела язычком по губам.
Подавшись чуть вперед, Никита непроизвольно ткнулся ей в бедро… э-э-э… своей восставшей плотью.
— О, извини! Я случайно! Не хотел.
Врешь, братец! И желал и хотел! Блонда Натэла, быстро сунув руку под воду, крепко схватила Никиту за…
— Ой, что это тут! — и не отпускала.
Колчаков со своей русалкой уже возвращались из-за камня — в направлении террасы, по диагонали. Мы славно поработали и славно отдохнем! Никита и Ната были вне их траверза.
— Наша очередь! — блонда Ната еще раз провела язычком по губам. Сплаваем за пределы лагуны? Хочешь узнать глубину моей лагуны?
Да в конце концов! Он живой человек! И… «на привязи».
— Сплаваем! Хочу!
— Очень?
— Ну, очень. Очень!
Да-а, настолько очень-очень, что даже слишком… слишком быстро. Слишком быстро всё кончилось. Только началось и тут же кончилось. Даже слишком. У кого случался большой перерыв в общении с женским полом, тот поймет.
— Может еще разок? — предложил Никита явно разочарованной блонде.
— Слабаки вы, мужики, — вздохнула она, скользнув губами от шеи Никиты до его груди, затем к животу…
От террасы зычно позвали:
— Эй, водоплавающие! К столу! Второй раз приглашать не будем! Утонете голодными!
К столу, так к столу. Восстановить силы не помешает. А там, глядишь, еще разок сплавать…
На берегу Никита стряхнул ладонями с тела воду, подергал руками и ногами, разбрасывая брызги, как дворняга после купания. Полотенца-то забыли взять! Ну вот, теперь можно и присоединяться к компании. Только трусы он все-таки натянет — у любой непринужденности должны быть свои границы.
На верхней террасе, оказывается, имелся столик. Металлическая столешница была вмонтирована в каменную глыбу, а сиденьями служили две вытесанные в скале лавки, гладкие и широкие.
Толстяк Байрам развалясь возлежал на одной из них.
На второй — Чекушкин между двумя мокрыми полуголыми (уже таки полуголыми, а не голыми) девицами.
Офицер в шинели понуро сидел с бутылкой пива в сторонке. Где-то Никита его раньше видел! Присмотрелся вблизи и понял, что где-то определенно видел!
Брюнетка Ксана притулилась в ногах толстяка Байрама и массировала его ступни, а он тем временем лениво жевывал шашлычок на косточке, запивая водкой прямо из горлышка бутылки.
Вадик Колчаков «павлинил», щедро разливал шампанское по кружкам и произносил тост за тостом, один смешнее другого. Судя по трем уже пустым бутылкам, вот-вот придется идти наверх.
Никите протянули кружку, и он машинально выпил шампанское. Была б кружка водки, хлопнул бы и ее, взбудораженный организм требовал покоя, вернее расслабления. Несколько раз он исподтишка бросал быстрые взгляды на капитана. Тот подстелил под задницу шинель, китель повесил на каменный выступ, снял сапоги, остался в рубашке и брюках. Где же Никита его все-таки видел?
Капитан, почувствовав чужой взгляд, отвернулся. Ага! В профиль! Вот в профиль — да! Теперь узнал! Это ж капитан… м-м… фамилию все равно не припомнить… начальник финансовой службы из медицинского батальона! Никита вместе со Шмером однажды на вокзале в пивнушке сидели, а этот капитан к ним тогда присоединился. Сидел строго в профиль. Как зовут, тоже не вспомнить. Саша? Сережа? Ну да ладно!
— Привет, Серега! — подсел к нему Никита. — Не признаешь своих, педженских?
— А-а-а! Да-да! — рассеянно взглянул капитан. — Припоминаю. Вместе в поезде ехали на сборы в Ашхабад…
— Нет, ошибся, братишка, в вокзальном кабаке пиво пили. Мишка Шмер нас знакомил.
— Точно! — начфин хлопнул себя ладонью по лбу. — То-то гляжу, рожа знакомая! Только я не Сергей, а Сергеич. Александр Сергеич! Как Пушкин.
— Извини дружище.
— Да ничего… м-м… Костя.
— Никита я. Ромашкин.
— Ну, извини.
— Квиты, Саша.
— Квиты, Никита. «Жигулевское» будешь?
— Буду, — Никита взял одну из стоящих в длинном ряду пивных бутылок. — Ничего, что мы ваших курочек-цыпочек немножко… потискали?
— Ерунда. Они же общие, пользуйтесь. Я сегодня не в настроении. Вернее, не в форме. Пятый день пью, и хмель не берет. А девок Байрам набрал — специально черненькую, светленькую и рыженькую. Для разнообразия. Ему палитра цветов, а мне палитра — поллитра! О, каламбурчик!
— Неплохо! И девчата неплохие, шустрые. Главное, чтоб после них не страдать, посещая туалет. Контингент проверенный? Лечиться не придется?
— Вами и проверены. Только что. Результаты узнаем через несколько дней. «Любовь сладка — болезнь горька». Если что — заходи ко мне в медсанбат. Посодействую в конфиденциальном лечении.
У Никиты засосало под ложечкой, но он не подал виду, браво отмахнувшись:
— Чепуха! Это ж как насморк для настоящего офицера!
— Ну-ну! Досморкаешься. Не пожалеть бы в старости. Это я тебе как медик авторитетно говорю. Пусть я и финансист, но у медиков служу. Беречь орудие производства надо смолоду! И лелеять!
— А чего ж сам этих телок приволок целый табун? Гладить? Поить? Смотреть?
— Не знаю. Наверное, для того, чтоб полнее ощущать свободу. Пиво, водка, девчатки, воля! Всего этого я был лишен целых три месяца!
— Болел?
— Сидел! В тюрьме сидел. Давил спиною нары.
— На гауптвахте, что ли? Так долго? Три месяца? Столько обычно не сидят. Что, начальник гауптвахты издевался и срок прибавлял?
— Я же тебе русским языком говорю: сидел в тюрьме! Не на «губе», а в вонючей городской тюрьме. В Ашхабаде! С уголовниками! — капитана передернуло от воспоминаний, и он залпом выпил полстакана водки. Протяжно занюхал кулаком.
— На, заешь! — Никита протянул шампур с мясом.
— Не надо. Я организм уже отучил от лишней пищи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Удачно, м-да.
Колчаков наконец вынырнул, отфыркался моржом. Надо понимать у него не только фырканье моржовое. Они с рыженькой Ириной о чем-то коротко переговорили и… поплыли судорожным брассом во мрак, к тому самому камню. Ну, понятно о чем таком они коротко переговорили. Спустя минуту из мрака донеслись громкие стоны, мужской и женский. Отнюдь не потому, что оба ударились об валун в темноте.
Никита, глядя за спину блонде Нате, в направлении валуна, неловко ворохнулся в воде, подавшись чуть вперед: что это там у них? нет, просто на всякий случай! вдруг случилось что-нибудь?
Случилось-случилось, робкий ты наш! У них уже случилось. А мы что ж стоим, робкий ты наш? Взгляд блондинки Наты стал пристальней некуда, она провела язычком по губам.
Подавшись чуть вперед, Никита непроизвольно ткнулся ей в бедро… э-э-э… своей восставшей плотью.
— О, извини! Я случайно! Не хотел.
Врешь, братец! И желал и хотел! Блонда Натэла, быстро сунув руку под воду, крепко схватила Никиту за…
— Ой, что это тут! — и не отпускала.
Колчаков со своей русалкой уже возвращались из-за камня — в направлении террасы, по диагонали. Мы славно поработали и славно отдохнем! Никита и Ната были вне их траверза.
— Наша очередь! — блонда Ната еще раз провела язычком по губам. Сплаваем за пределы лагуны? Хочешь узнать глубину моей лагуны?
Да в конце концов! Он живой человек! И… «на привязи».
— Сплаваем! Хочу!
— Очень?
— Ну, очень. Очень!
Да-а, настолько очень-очень, что даже слишком… слишком быстро. Слишком быстро всё кончилось. Только началось и тут же кончилось. Даже слишком. У кого случался большой перерыв в общении с женским полом, тот поймет.
— Может еще разок? — предложил Никита явно разочарованной блонде.
— Слабаки вы, мужики, — вздохнула она, скользнув губами от шеи Никиты до его груди, затем к животу…
От террасы зычно позвали:
— Эй, водоплавающие! К столу! Второй раз приглашать не будем! Утонете голодными!
К столу, так к столу. Восстановить силы не помешает. А там, глядишь, еще разок сплавать…
На берегу Никита стряхнул ладонями с тела воду, подергал руками и ногами, разбрасывая брызги, как дворняга после купания. Полотенца-то забыли взять! Ну вот, теперь можно и присоединяться к компании. Только трусы он все-таки натянет — у любой непринужденности должны быть свои границы.
На верхней террасе, оказывается, имелся столик. Металлическая столешница была вмонтирована в каменную глыбу, а сиденьями служили две вытесанные в скале лавки, гладкие и широкие.
Толстяк Байрам развалясь возлежал на одной из них.
На второй — Чекушкин между двумя мокрыми полуголыми (уже таки полуголыми, а не голыми) девицами.
Офицер в шинели понуро сидел с бутылкой пива в сторонке. Где-то Никита его раньше видел! Присмотрелся вблизи и понял, что где-то определенно видел!
Брюнетка Ксана притулилась в ногах толстяка Байрама и массировала его ступни, а он тем временем лениво жевывал шашлычок на косточке, запивая водкой прямо из горлышка бутылки.
Вадик Колчаков «павлинил», щедро разливал шампанское по кружкам и произносил тост за тостом, один смешнее другого. Судя по трем уже пустым бутылкам, вот-вот придется идти наверх.
Никите протянули кружку, и он машинально выпил шампанское. Была б кружка водки, хлопнул бы и ее, взбудораженный организм требовал покоя, вернее расслабления. Несколько раз он исподтишка бросал быстрые взгляды на капитана. Тот подстелил под задницу шинель, китель повесил на каменный выступ, снял сапоги, остался в рубашке и брюках. Где же Никита его все-таки видел?
Капитан, почувствовав чужой взгляд, отвернулся. Ага! В профиль! Вот в профиль — да! Теперь узнал! Это ж капитан… м-м… фамилию все равно не припомнить… начальник финансовой службы из медицинского батальона! Никита вместе со Шмером однажды на вокзале в пивнушке сидели, а этот капитан к ним тогда присоединился. Сидел строго в профиль. Как зовут, тоже не вспомнить. Саша? Сережа? Ну да ладно!
— Привет, Серега! — подсел к нему Никита. — Не признаешь своих, педженских?
— А-а-а! Да-да! — рассеянно взглянул капитан. — Припоминаю. Вместе в поезде ехали на сборы в Ашхабад…
— Нет, ошибся, братишка, в вокзальном кабаке пиво пили. Мишка Шмер нас знакомил.
— Точно! — начфин хлопнул себя ладонью по лбу. — То-то гляжу, рожа знакомая! Только я не Сергей, а Сергеич. Александр Сергеич! Как Пушкин.
— Извини дружище.
— Да ничего… м-м… Костя.
— Никита я. Ромашкин.
— Ну, извини.
— Квиты, Саша.
— Квиты, Никита. «Жигулевское» будешь?
— Буду, — Никита взял одну из стоящих в длинном ряду пивных бутылок. — Ничего, что мы ваших курочек-цыпочек немножко… потискали?
— Ерунда. Они же общие, пользуйтесь. Я сегодня не в настроении. Вернее, не в форме. Пятый день пью, и хмель не берет. А девок Байрам набрал — специально черненькую, светленькую и рыженькую. Для разнообразия. Ему палитра цветов, а мне палитра — поллитра! О, каламбурчик!
— Неплохо! И девчата неплохие, шустрые. Главное, чтоб после них не страдать, посещая туалет. Контингент проверенный? Лечиться не придется?
— Вами и проверены. Только что. Результаты узнаем через несколько дней. «Любовь сладка — болезнь горька». Если что — заходи ко мне в медсанбат. Посодействую в конфиденциальном лечении.
У Никиты засосало под ложечкой, но он не подал виду, браво отмахнувшись:
— Чепуха! Это ж как насморк для настоящего офицера!
— Ну-ну! Досморкаешься. Не пожалеть бы в старости. Это я тебе как медик авторитетно говорю. Пусть я и финансист, но у медиков служу. Беречь орудие производства надо смолоду! И лелеять!
— А чего ж сам этих телок приволок целый табун? Гладить? Поить? Смотреть?
— Не знаю. Наверное, для того, чтоб полнее ощущать свободу. Пиво, водка, девчатки, воля! Всего этого я был лишен целых три месяца!
— Болел?
— Сидел! В тюрьме сидел. Давил спиною нары.
— На гауптвахте, что ли? Так долго? Три месяца? Столько обычно не сидят. Что, начальник гауптвахты издевался и срок прибавлял?
— Я же тебе русским языком говорю: сидел в тюрьме! Не на «губе», а в вонючей городской тюрьме. В Ашхабаде! С уголовниками! — капитана передернуло от воспоминаний, и он залпом выпил полстакана водки. Протяжно занюхал кулаком.
— На, заешь! — Никита протянул шампур с мясом.
— Не надо. Я организм уже отучил от лишней пищи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70