О событиях, которые произошли после этого в Мюнхене, Ференци узнал в меньших подробностях. «У меня случился такой же приступ тревожности за столом, как тогда… в Бремене; я хотел встать и на какой-то миг почувствовал себя дурно». Фрейд винил во всем бессонную ночь в поезде.
В действительности все оказалось гораздо интереснее. За обедом возник небольшой спор. По одной версии, он касался египетского фараона, который как будто стер имя своего отца с памятников. Снова смерть, как и в Бремене. По другой версии, Фрейд был расстроен тем, что его имя пропустили в какой-то швейцарской работе по психоанализу. Очень может быть, что имело место и то и другое. Фрейд неожиданно обмяк и упал со стула. Джонс видел, как Юнг поднял его и отнес на диван. Придя в себя, тот пробормотал: «Как приятно, должно быть, умирать». Юнг писал в своих мемуарах: «Он смотрел на меня, как будто я был его отцом».
Фрейд не смог справиться либо со своими эмоциями, либо с проблемами пищеварения. Он боялся, что из-за этого обморока, как он сказал Джонсу, потерял «часть авторитета», но на протяжении одного-двух дней все говорило об обратном. Следом за ним в Вену пришло покаянное письмо от Юнга, где тот признает, что его ошибки непростительны, и заверяет Фрейда, что их «личные отношения» продолжатся, а также выражает надежду, что поездка домой не слишком его утомила.
В ответ Фрейд благодарит его и просит забыть об инциденте в гостинице как о «небольшом неврозе, которым мне действительно стоит заняться». Он добавляет, что «Трансформации» Юнга «принесли нам великое откровение, хотя и не то, которое вы планировали», и делает замечание о мистицизме, звучащее несколько пренебрежительно.
3 декабря Юнг спрашивает, как Фрейд может понимать его работу, в то же время недооценивая ее; что же касается «небольшого невроза», Фрейду следует отнестись к нему серьезно. 5 декабря Фрейд советует каждому из них обращать внимание на собственные неврозы, а не на неврозы соседа. Приблизительно 11 декабря в кратком письме, где Юнг отгораживается от Адлера, он хотел написать, что «даже дружки Адлера не считают меня своим», но вместо этого написал «вашим». 16 декабря Фрейд в письме подчеркивает эту описку и осведомляется, не мог бы Юнг отнестись к этому «без злобы».
Но Юнг не смог. 18 декабря он наконец потерял контроль над собой. Не нужно было, — гневно написал он, — Фрейду относиться к своим ученикам как к пациентам, получая либо рабски повинующихся сыновей, либо «дерзких щенков» вроде «Адлера, Штекеля и всей этой наглой шайки, теперь шатающейся по Вене». Обвинение следовало за обвинением. Юнг, чувствовавший такую же неуверенность по поводу своих новых идей, как когда-то Фрейд по поводу своих, возможно, считал, что эта грубость возымеет терапевтическое действие.
Я достаточно объективен, чтобы понимать вашу хитрость. Вы вынюхиваете все симптоматические поступки у людей вокруг вас, и все они опускаются до уровня сыновей и дочерей, которые смущенно сознаются в своих пороках. А вы остаетесь наверху, как отец, — ловко устроились…
Видите ли, мой дорогой профессор, пока вы этим занимаетесь, меня абсолютно не трогают мои симптоматические поступки. Они ничто по сравнению с солидным бревном в чужом глазу — глазу Фрейда. Я отнюдь не страдаю неврозом — постучим по дереву! Я подвергся анализу, и тем лучше для меня. Вы, конечно, знаете, до чего пациент может дойти с помощью самоанализа и не спастись от невроза — совсем как вы. Я буду по-прежнему поддерживать вас публично, не отказываясь от собственных взглядов, но в частных письмах начну говорить вам то, что думаю о вас на самом деле.
Фрейд Юнгу, 3 января 1913 года: «Предлагаю полностью прекратить наши личные отношения».
Юнг Фрейду, 6 января: «Я согласен с вашим желанием отказаться от личных отношений, потому что я никому не навязываю своей дружбы. Вы сами — лучший судья того, что этот момент для вас означает 'Остальное — тишина'».
Аналитики Центральной Европы и Джонс не изменили своих убеждений. Фрейд обсудил с ними Юнга в презрительном тоне. «Пусть бросается в свое озеро», — писал он Ференци. Он рассказал Джонсу о том, как Юнг похвалялся, что в отличие от Фрейда подвергался психоанализу. «С этой Мольцер [Мэри Мольцер, медсестра и предполагаемая любовница Юнга], я полагаю? Можете себе представить, в чем заключалось лечение».
Психоаналитическое сообщество, расколовшееся в прошлом году в связи с уходом Адлера, снова подверглось разделению, на этот раз и по идеологическим, и по национальным причинам. Но Юнг, после разрыва переживший длительный личный кризис, полный снов и видений, не был в состоянии основать школу и найти учеников, даже если и намеревался сделать это. «Трансформации», бессвязный текст новой психологии Юнга, были плохим замещением ясного письма Фрейда. Не было у него и круга друзей-аналитиков, как у Фрейда, многие из которых были с ним связаны либо эмоционально, либо в силу того, что он посылал к ним пациентов.
Ференци полагался на Фрейда как на отца и учителя, бомбардируя его снами и признаниями, беспрестанно рассказывая о неразрешимой проблеме матери и дочери, Гизеллы и Эльмы, описывая посещения проституток, беспокоясь, что заразился сифилисом, и тем, что действительно хочет заболеть сифилисом, чтобы предстать перед Гизеллой презираемым всеми сифилитиком и найти утешение в ее любви.
Джонсу было необходимо покровительство более терпимого человека, чем медицинские клики Лондона и Торонто. Какую бы информацию он ни утаивал от Фрейда, без сомнения, часть ее попадала к нему через Лоу Канн, которую Фрейд подвергал анализу. Пока проходил анализ, Джонс в последний раз побывал в Канаде. Фрейд написал Ференци о том, как мило вела себя Лоу (Джонс снова попал в переделку, на этот раз потому, что спал с ее компаньонкой, Линой). «Теперь я совершенно доволен своими приемными детьми», — сиял Фрейд.
Как Ференци, они были частью организации Фрейда. Это можно сказать и про весь тайный комитет. Даже Сабина Шпильрейн, которая сама теперь собиралась заняться психоанализом, избрала идеи Фрейда, а не Юнга. Его сыновья и дочери, возможно, были людьми более мелкого калибра, чем Юнг, но Фрейду этого было достаточно. В отличие от Юнга, который переживал разрыв годами, Фрейд пожал плечами и двинулся дальше.
Глава 24. Сказки
Когда Фрейд и Юнг в 1910 году все еще были друзьями и коллегами, Фрейд будто бы просил Юнга пообещать, что тот никогда не откажется от сексуальной теории, потому что она «нерушимый вал» на пути «прилива черной грязи оккультизма». Тяга Юнга к сверхъестественному была всем известна. Когда дело дошло до второй части очерка «Трансформации» с его видениями и таинственной психической энергией, намерения Юнга стали еще яснее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146