Весь день вокруг меня было слишком много пространства. А я выросла среди прекрасных видов на море и невысоких калифорнийских холмов и совсем не привыкла чувствовать себя ничтожной букашкой, заброшенной во вселенную.
Когда минут через двадцать я вылезла из-под пальто, все вокруг стало гораздо приятнее. Солнце уже начало спускаться к горизонту, по краям которого распространялись его яркие лучи, освещавшие землю, наверное, миль на сто вокруг. Все трое постарались сделать вид, что моего пробуждения не заметили. Они словно вовсе и не смотрели в мою сторону, продолжая свой унылый разговор о бейсболе.
– Единственное, что я могу сказать – я очень рада, что никому из вас не жена, – сказала я весело. – До чего же вы примитивны, просто ужас! Больше ни одного слова про бейсбол я слышать не желаю, ясно?
Они так обрадовались, что окончательно перепились, благо пива у нас было много.
– Сидеть в машине с ревущей бабой, – все равно как с шестнадцатью кобрами, которые ползают, где хотят, – произнес Винфильд. – Теперь я понимаю, почему я столько раз сбегал из дому.
А дальше, не успела я опомниться, как они заставили меня сесть за руль. Джо ужасно напился и принялся важно разглагольствовать, повторяя каждую свою высокопарную фразу по два, а то и по три раза. Но я все терпела. Приступ злости у меня прошел. И мне даже было интересно вести этот розовый «кадиллак» и наблюдать за закатом. К тому времени, когда солнце совсем скрылось за горизонтом, а небо стало темнеть, мы уже добрались до окраины Эль-Пасо.
– Вот и Техас. Колыбель моей юности, да и Винфильда тоже, – сказал Эльмо.
Теперь, когда мы спокойно объехали Мексику стороной, не оставалось ничего другого, как поехать именно туда. Я уже собралась было направить «кадиллак» на пограничный мост, как Джо вовремя вспомнил, что в багажнике у нас лежит украденный фильм. Мы все про него совсем позабыли. Немножко поспорив, мы припарковали «кадиллак» и пошли через мост пешком. В реке почти не было воды, только уйма рыжего песка, по которому тянулась серебряная ленточка. Эльмо взобрался на мост и сделал вид, что собирается с него спрыгнуть, чтобы свести счеты с жизнью, хотя до воды было не больше десяти метров. За Эльмо безо всякого интереса следили несколько мексиканских караульных.
– В этой части страны нет должного уважения к человеческой жизни, – заявил Эльмо, – когда мы заставили его спуститься. Он был абсолютно пьян.
– Ух, дьявол! – сказал он. – Эти проклятые караульные не пошевелились бы, если бы я и впрямь прыгнул. Последний раз, когда я попробовал броситься с моста в Тибр, не меньше пяти десятков итальянцев принялись молиться всем святым.
Небо над нашими головами стало темно-багровым. Наконец мы оказались на территории Мексики. Асфальт на улице, по которой мы шли, был весь изрыт выбоинами, как будто кто-то обстрелял его из огромного бумажного дырокола.
Мы нашли какой-то ресторан. Я старалась не пить, потому что было очевидно, что вести машину придется мне. А друзья мои заглатывали крепчайшие мексиканские коктейли, будто содовую с сиропом. Эльмо заявил, что надо обязательно отведать куропаток. И не успела я и слова сказать, как нам подали огромное деревянное блюдо с куропатками. Эльмо заказал аж две дюжины, словно это были крошечные устрицы. Куропатки оказались необычайно вкусными. Но у меня перед глазами все время стояли маленькие птички, весело кружащие по пустыне.
За обедом я твердо решила, что возвращаться в Голливуд не буду. В любом случае мне там больше доверять не станут. Может быть, займусь рисованием, как того хочет Джо. А может быть, уеду в Европу. Если меня туда что-то и влекло, то только одно. Мой второй муж, которого звали Карл, теперь стал продюсером. У него ко мне, по крайней мере, не было никакой ненависти. Он снова женился, и его новая жена была даже моложе меня. И если у него теперь все в полном порядке, он может проявить ко мне щедрость в память о нашей давней дружбе, и дать мне работу в каком-нибудь своем фильме, не важно какую, просто, чтобы я могла прожить. Мне захотелось услышать итальянские голоса – испанская речь официантов пробудила во мне ностальгию по Италии. А может быть, мне удастся поселиться в каком-нибудь доме, окрашенном темной умброй, и я смогу сидеть у себя в комнате и делать наброски с разной одежды, висящей на бельевых веревках, и с серых базарных площадей, и с облаченных в черное старух со сложенными руками.
Конечно, эта наша кража фильма была просто идиотской затеей. И фильм этот можно спокойно вернуть назад, даже если я сама возвращаться не хочу. Уничтожить его до конца Шерри не удалось, так же как и мне не удалось сделать из него шедевр. Если этот фильм выйдет на экраны, то отличную работу Анны и Зека, да и некоторых других, смогут оценить зрители, а их восхищение поможет актерам получить другие роли. И в этом-то и было самое главное. Анне было просто необходимо играть, не останавливаясь, иначе она непременно растолстеет или выйдет замуж за какого-нибудь ужасного идиота. И Зеку тоже было очень важно все время работать, а то он будет болтаться без дела и глотать наркотики.
Мы съели все двадцать четыре куропатки. Эльмо и Винфильд отчалили в поисках ближайшего борделя, а мы с Джо остались в ресторане и начали пререкаться. Почему мы с ним все время пререкаемся, я и сама не знала. Похоже, ничем другим мы теперь заниматься не могли. Возможно, мы слишком уж долго друг друга идеализировали, не знаю. А теперь идеалы разрушены, и потому-то мы и пререкаемся. Джо пил бренди и становился все пьянее. Наконец вернулись Эльмо с Винфильдом. Вид у них был виноватый, хотя я сомневаюсь, чтобы они и впрямь провели время у проституток. Я пошла вперед на мост, а они втроем поплелись за мной.
Эльмо довольно долго не хотел спать и поводил меня по Эль-Пасо. А потом я села за руль машины, в которой спали трое сильно выпивших мужчин, а впереди лежала длинная дорога. Меня позабавила мысль о том, что можно было бы вылезти возле какого-нибудь аэропорта и улететь куда глаза глядят. Но как только мои спутники заснули и перестали подогревать мое раздражение, мне останавливаться расхотелось. Ни разу в жизни я не правила такой мощной машиной, и ощущение скорости и силы просто кружило голову. Вся дорога освещалась красными огоньками от задних фонарей машин, по большей части грузовых. А на небе сверкали миллионы белых звезд. Шоссе было четырехрядным, так что не было никаких проблем с транспортом.
До того места, где, по словам Эльмо, мне надо было повернуть на Остин, было сто двадцать миль. И потому я выбрала быстрый ряд и пустила огромную машину в полет. По сравнению со мной проезжавшие мимо грузовики казались медлительными динозаврами. Один за одним они все оставались позади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Когда минут через двадцать я вылезла из-под пальто, все вокруг стало гораздо приятнее. Солнце уже начало спускаться к горизонту, по краям которого распространялись его яркие лучи, освещавшие землю, наверное, миль на сто вокруг. Все трое постарались сделать вид, что моего пробуждения не заметили. Они словно вовсе и не смотрели в мою сторону, продолжая свой унылый разговор о бейсболе.
– Единственное, что я могу сказать – я очень рада, что никому из вас не жена, – сказала я весело. – До чего же вы примитивны, просто ужас! Больше ни одного слова про бейсбол я слышать не желаю, ясно?
Они так обрадовались, что окончательно перепились, благо пива у нас было много.
– Сидеть в машине с ревущей бабой, – все равно как с шестнадцатью кобрами, которые ползают, где хотят, – произнес Винфильд. – Теперь я понимаю, почему я столько раз сбегал из дому.
А дальше, не успела я опомниться, как они заставили меня сесть за руль. Джо ужасно напился и принялся важно разглагольствовать, повторяя каждую свою высокопарную фразу по два, а то и по три раза. Но я все терпела. Приступ злости у меня прошел. И мне даже было интересно вести этот розовый «кадиллак» и наблюдать за закатом. К тому времени, когда солнце совсем скрылось за горизонтом, а небо стало темнеть, мы уже добрались до окраины Эль-Пасо.
– Вот и Техас. Колыбель моей юности, да и Винфильда тоже, – сказал Эльмо.
Теперь, когда мы спокойно объехали Мексику стороной, не оставалось ничего другого, как поехать именно туда. Я уже собралась было направить «кадиллак» на пограничный мост, как Джо вовремя вспомнил, что в багажнике у нас лежит украденный фильм. Мы все про него совсем позабыли. Немножко поспорив, мы припарковали «кадиллак» и пошли через мост пешком. В реке почти не было воды, только уйма рыжего песка, по которому тянулась серебряная ленточка. Эльмо взобрался на мост и сделал вид, что собирается с него спрыгнуть, чтобы свести счеты с жизнью, хотя до воды было не больше десяти метров. За Эльмо безо всякого интереса следили несколько мексиканских караульных.
– В этой части страны нет должного уважения к человеческой жизни, – заявил Эльмо, – когда мы заставили его спуститься. Он был абсолютно пьян.
– Ух, дьявол! – сказал он. – Эти проклятые караульные не пошевелились бы, если бы я и впрямь прыгнул. Последний раз, когда я попробовал броситься с моста в Тибр, не меньше пяти десятков итальянцев принялись молиться всем святым.
Небо над нашими головами стало темно-багровым. Наконец мы оказались на территории Мексики. Асфальт на улице, по которой мы шли, был весь изрыт выбоинами, как будто кто-то обстрелял его из огромного бумажного дырокола.
Мы нашли какой-то ресторан. Я старалась не пить, потому что было очевидно, что вести машину придется мне. А друзья мои заглатывали крепчайшие мексиканские коктейли, будто содовую с сиропом. Эльмо заявил, что надо обязательно отведать куропаток. И не успела я и слова сказать, как нам подали огромное деревянное блюдо с куропатками. Эльмо заказал аж две дюжины, словно это были крошечные устрицы. Куропатки оказались необычайно вкусными. Но у меня перед глазами все время стояли маленькие птички, весело кружащие по пустыне.
За обедом я твердо решила, что возвращаться в Голливуд не буду. В любом случае мне там больше доверять не станут. Может быть, займусь рисованием, как того хочет Джо. А может быть, уеду в Европу. Если меня туда что-то и влекло, то только одно. Мой второй муж, которого звали Карл, теперь стал продюсером. У него ко мне, по крайней мере, не было никакой ненависти. Он снова женился, и его новая жена была даже моложе меня. И если у него теперь все в полном порядке, он может проявить ко мне щедрость в память о нашей давней дружбе, и дать мне работу в каком-нибудь своем фильме, не важно какую, просто, чтобы я могла прожить. Мне захотелось услышать итальянские голоса – испанская речь официантов пробудила во мне ностальгию по Италии. А может быть, мне удастся поселиться в каком-нибудь доме, окрашенном темной умброй, и я смогу сидеть у себя в комнате и делать наброски с разной одежды, висящей на бельевых веревках, и с серых базарных площадей, и с облаченных в черное старух со сложенными руками.
Конечно, эта наша кража фильма была просто идиотской затеей. И фильм этот можно спокойно вернуть назад, даже если я сама возвращаться не хочу. Уничтожить его до конца Шерри не удалось, так же как и мне не удалось сделать из него шедевр. Если этот фильм выйдет на экраны, то отличную работу Анны и Зека, да и некоторых других, смогут оценить зрители, а их восхищение поможет актерам получить другие роли. И в этом-то и было самое главное. Анне было просто необходимо играть, не останавливаясь, иначе она непременно растолстеет или выйдет замуж за какого-нибудь ужасного идиота. И Зеку тоже было очень важно все время работать, а то он будет болтаться без дела и глотать наркотики.
Мы съели все двадцать четыре куропатки. Эльмо и Винфильд отчалили в поисках ближайшего борделя, а мы с Джо остались в ресторане и начали пререкаться. Почему мы с ним все время пререкаемся, я и сама не знала. Похоже, ничем другим мы теперь заниматься не могли. Возможно, мы слишком уж долго друг друга идеализировали, не знаю. А теперь идеалы разрушены, и потому-то мы и пререкаемся. Джо пил бренди и становился все пьянее. Наконец вернулись Эльмо с Винфильдом. Вид у них был виноватый, хотя я сомневаюсь, чтобы они и впрямь провели время у проституток. Я пошла вперед на мост, а они втроем поплелись за мной.
Эльмо довольно долго не хотел спать и поводил меня по Эль-Пасо. А потом я села за руль машины, в которой спали трое сильно выпивших мужчин, а впереди лежала длинная дорога. Меня позабавила мысль о том, что можно было бы вылезти возле какого-нибудь аэропорта и улететь куда глаза глядят. Но как только мои спутники заснули и перестали подогревать мое раздражение, мне останавливаться расхотелось. Ни разу в жизни я не правила такой мощной машиной, и ощущение скорости и силы просто кружило голову. Вся дорога освещалась красными огоньками от задних фонарей машин, по большей части грузовых. А на небе сверкали миллионы белых звезд. Шоссе было четырехрядным, так что не было никаких проблем с транспортом.
До того места, где, по словам Эльмо, мне надо было повернуть на Остин, было сто двадцать миль. И потому я выбрала быстрый ряд и пустила огромную машину в полет. По сравнению со мной проезжавшие мимо грузовики казались медлительными динозаврами. Один за одним они все оставались позади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113