Те двое ребят из университетского колледжа Лос-Анджелеса, которые собрались было снимать документальный фильм, должны были приехать только во второй половине дня. И потому мне действительно нечего было делать, кроме как, разинув рот, таращиться на все, что происходило вокруг. Мы решили, что наш небольшой документальный фильм будет называться «Изъятые кадры». Декорация представляла собой такое занимательное зрелище, что я впервые почувствовал себя по-настоящему спокойным за то, что буду принимать участие в этом проекте. Возможно, наша документальная лента об этом «Падении Рима» окажется интереснее, чем сам этот грандиозный фильм. И тогда студенты, изучающие кино во всех странах мира, толпами бросятся смотреть ее. Может быть, я даже сколочу на ней немножко денег.
Устав от своих бесцельных блужданий по студии, я стал крутиться возле ребят с переносной рацией, пока не появилась какая-то машина, ехавшая в Рим. В этой машине везли мало известного актера по имени Эллис Малки. Ему на ногу наступил верблюд, и он испытывал ужасную боль. Эллис был своего рода «шестеркой» и уже не очень молодой. Он играл роль какого-то чиновника или еще что-то похожее. Всю дорогу до Рима он делал страшные усилия, чтобы не кричать от боли. Желая продемонстрировать свое сострадание, Тони Маури сейчас отправил с Эллисом в Рим своего личного водителя, чтобы тот как можно быстрее домчался до больницы.
– А они ведь еще и кусаются, – сказал водитель, имея в виду верблюдов. – Когда мой кузен работал на студии «Уорнерз», верблюд откусил ему ухо.
То, что Эллис Малки корчился от боли, никак не отражалось на уличном движении Рима. Нас швыряло из стороны в сторону как какой-нибудь черный военный корабль в бурном море. Со всех сторон нас окружали «хонды» и «фиаты». Лицо Эллиса становилось все зеленее и зеленее; я уже порядком устал слушать, как он судорожно заглатывает воздух.
Позже, когда я потягивал какое-то вино, позвонил Бо Бриммер. Там, откуда звонил Бо, должно быть, уже пробило три часа утра, но голос в трубке звучал бодро, будто Бо был свежее маргаритки.
– Ну, как первое впечатление? – спросил Бо.
– Проект идиотский, – честно сказал я.
– Это уж вне всяких сомнений, – сказал Бо. – Хотя, разумеется, идиотский и неприбыльный – отнюдь не синонимы. А что делает Тони?
– Стоит на холме и нудит, что ему нужен еще один слон, – сказал я.
– Сделайте мне тогда хороший документальный фильм, – сказал Бо. – Чем вульгарнее, тем лучше; по-итальянски – «мондо биззаро» – если вы понимаете, что я хочу сказать. Пусть будут кадры, в которых Винфильд и Гохаген писают или еще что-нибудь в этом роде. Пусть вам и ребятам поможет Джилл, если она сама захочет.
– Никаких шансов на это нет, – сказал я. – Она даже считает, что нам этот документальный фильм вообще делать не надо.
– Я знаю, – сказал Бо. – Она считает, что мы хотим высмеять старика Тони. А мы, конечно же, этого и хотим. В данном случае нам остается только на это и надеяться.
– Хотя, – добавил Бо, – Джилл, возможно, и права. Может быть, на самом деле не в наших интересах представить эту профессию вот в таком ее грязном обличье, таким нечистоплотным бизнесом, каким она на самом-то деле и является. Тем не менее, мне нравится, как звучит название вашего фильма «Изъятые кадры». Это одна из моих лучших идей.
Ребятки, которых мне послал Бо – их называли моими интернами, – прибыли как раз тогда, когда я допивал очередной стаканчик. Это были двое киноотпрысков с пышными шевелюрами. Совершенно очевидно, что всю свою жизнь они занимались только тем, что поигрывали с кинокамерой. Оба были так взволнованы, будто прибыли прямо на небеса.
На следующий день я снарядил их и отправил прямо в Бомарцо, предоставив им полную свободу действий. Мне даже не пришлось им ничего объяснять. На протяжении трех последовавших за этим недель они трудились как гончие собаки в прерии. Джилл доработалась до ступора. Она была занята фильмом, до которого официально ей никакого дела вообще не было. Она вошла в комнату настолько без сил, что даже не могла со мной поболтать. Поскольку нас мало что отвлекало, Бакл и Гохаген вместе со мной без конца играли в покер. Они знали каких-то типов с Ривьеры, которые были не очень-то сильны в покере. И скоро я стал загребать в среднем по три, а то и по четыре тысячи долларов в неделю. И если бы воздух в Риме не был так сильно пропитан оливковым маслом, жизнь тут была бы просто отличной.
ГЛАВА 6
Тони Маури насмерть задохнулся во время банкета по случаю завершения съемок его фильма. А задохнулся он, подавившись кусочком жареной рыбы, возможно потому, что во время еды с его лица не сходила обычная улыбочка. Все вокруг Тони либо перепились, либо были очень злы, либо слишком устали, и потому ничего не заметили. Тони вышел во внутренний дворик гостиницы «Хилтон», сел за куст, и лицо его почернело. Его нашел Эльмо Бакл и закричал во весь голос. Крик был настолько громким, что невысокий итальянец-полицейский, решив, что совершено ограбление, по ошибке выстрелил в ногу капитану, руководившему группой срочно вызванных стражей порядка.
С Джилл случился шок. Она целых четыре недели бок о бок проработала с этим старым пердуном, потому что никогда не была в состоянии отказаться от работы. Естественно, Джилл убедила себя, что Тони Маури – личность, достойная восхищения. Когда Тони увозили, лицо его все еще было черным. Чтобы помочь Джилл прийти в себя, мне пришлось час или два кататься с ней по городу, а потом уложить в постель.
– Я знаю, ты считаешь этот фильм ужасным, но в нем есть немало хороших мест, – твердила Джилл. – Тони знал, как снимать живое действие, он это здорово умел. В конце концов, он не зря получил своих четырех «Оскаров».
Я не мешал ей болтать. Лично у меня никакой особой симпатии к этому старому козлу не было. Тони был твердым, как гвозди, и эгоистичным, как младенец. Теперь, когда он больше не будет стоять у нас на пути, продать его фильм – и мой тоже – будет гораздо легче.
Двое моих помощников сумели отснять довольно много кадров, где Тони запечатлен в его любимых костюмах цвета хаки, с крохотным шарфиком на шее. На этих кадрах Тони с любовью созерцал своего нового слона. Наш небольшой документальный фильм можно было бы даже считать своего рода элегией Тони Маури – одной из легенд Голливуда. Большая часть отснятой пленки была как раз то, о чем просил Бо – «мондо биззаро». Кроме того, там были кадры с Бак-лом и Гохагеном в окружении их девок, настолько впечатляющие, что, как только наш фильм выйдет на экраны, в каньон Туджунга, возможно, бросится целая армия феминисток, чтобы кастрировать их обоих.
Посреди ночи до Джилл вдруг дошло, что я не очень-то подавлен случившимся с Тони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Устав от своих бесцельных блужданий по студии, я стал крутиться возле ребят с переносной рацией, пока не появилась какая-то машина, ехавшая в Рим. В этой машине везли мало известного актера по имени Эллис Малки. Ему на ногу наступил верблюд, и он испытывал ужасную боль. Эллис был своего рода «шестеркой» и уже не очень молодой. Он играл роль какого-то чиновника или еще что-то похожее. Всю дорогу до Рима он делал страшные усилия, чтобы не кричать от боли. Желая продемонстрировать свое сострадание, Тони Маури сейчас отправил с Эллисом в Рим своего личного водителя, чтобы тот как можно быстрее домчался до больницы.
– А они ведь еще и кусаются, – сказал водитель, имея в виду верблюдов. – Когда мой кузен работал на студии «Уорнерз», верблюд откусил ему ухо.
То, что Эллис Малки корчился от боли, никак не отражалось на уличном движении Рима. Нас швыряло из стороны в сторону как какой-нибудь черный военный корабль в бурном море. Со всех сторон нас окружали «хонды» и «фиаты». Лицо Эллиса становилось все зеленее и зеленее; я уже порядком устал слушать, как он судорожно заглатывает воздух.
Позже, когда я потягивал какое-то вино, позвонил Бо Бриммер. Там, откуда звонил Бо, должно быть, уже пробило три часа утра, но голос в трубке звучал бодро, будто Бо был свежее маргаритки.
– Ну, как первое впечатление? – спросил Бо.
– Проект идиотский, – честно сказал я.
– Это уж вне всяких сомнений, – сказал Бо. – Хотя, разумеется, идиотский и неприбыльный – отнюдь не синонимы. А что делает Тони?
– Стоит на холме и нудит, что ему нужен еще один слон, – сказал я.
– Сделайте мне тогда хороший документальный фильм, – сказал Бо. – Чем вульгарнее, тем лучше; по-итальянски – «мондо биззаро» – если вы понимаете, что я хочу сказать. Пусть будут кадры, в которых Винфильд и Гохаген писают или еще что-нибудь в этом роде. Пусть вам и ребятам поможет Джилл, если она сама захочет.
– Никаких шансов на это нет, – сказал я. – Она даже считает, что нам этот документальный фильм вообще делать не надо.
– Я знаю, – сказал Бо. – Она считает, что мы хотим высмеять старика Тони. А мы, конечно же, этого и хотим. В данном случае нам остается только на это и надеяться.
– Хотя, – добавил Бо, – Джилл, возможно, и права. Может быть, на самом деле не в наших интересах представить эту профессию вот в таком ее грязном обличье, таким нечистоплотным бизнесом, каким она на самом-то деле и является. Тем не менее, мне нравится, как звучит название вашего фильма «Изъятые кадры». Это одна из моих лучших идей.
Ребятки, которых мне послал Бо – их называли моими интернами, – прибыли как раз тогда, когда я допивал очередной стаканчик. Это были двое киноотпрысков с пышными шевелюрами. Совершенно очевидно, что всю свою жизнь они занимались только тем, что поигрывали с кинокамерой. Оба были так взволнованы, будто прибыли прямо на небеса.
На следующий день я снарядил их и отправил прямо в Бомарцо, предоставив им полную свободу действий. Мне даже не пришлось им ничего объяснять. На протяжении трех последовавших за этим недель они трудились как гончие собаки в прерии. Джилл доработалась до ступора. Она была занята фильмом, до которого официально ей никакого дела вообще не было. Она вошла в комнату настолько без сил, что даже не могла со мной поболтать. Поскольку нас мало что отвлекало, Бакл и Гохаген вместе со мной без конца играли в покер. Они знали каких-то типов с Ривьеры, которые были не очень-то сильны в покере. И скоро я стал загребать в среднем по три, а то и по четыре тысячи долларов в неделю. И если бы воздух в Риме не был так сильно пропитан оливковым маслом, жизнь тут была бы просто отличной.
ГЛАВА 6
Тони Маури насмерть задохнулся во время банкета по случаю завершения съемок его фильма. А задохнулся он, подавившись кусочком жареной рыбы, возможно потому, что во время еды с его лица не сходила обычная улыбочка. Все вокруг Тони либо перепились, либо были очень злы, либо слишком устали, и потому ничего не заметили. Тони вышел во внутренний дворик гостиницы «Хилтон», сел за куст, и лицо его почернело. Его нашел Эльмо Бакл и закричал во весь голос. Крик был настолько громким, что невысокий итальянец-полицейский, решив, что совершено ограбление, по ошибке выстрелил в ногу капитану, руководившему группой срочно вызванных стражей порядка.
С Джилл случился шок. Она целых четыре недели бок о бок проработала с этим старым пердуном, потому что никогда не была в состоянии отказаться от работы. Естественно, Джилл убедила себя, что Тони Маури – личность, достойная восхищения. Когда Тони увозили, лицо его все еще было черным. Чтобы помочь Джилл прийти в себя, мне пришлось час или два кататься с ней по городу, а потом уложить в постель.
– Я знаю, ты считаешь этот фильм ужасным, но в нем есть немало хороших мест, – твердила Джилл. – Тони знал, как снимать живое действие, он это здорово умел. В конце концов, он не зря получил своих четырех «Оскаров».
Я не мешал ей болтать. Лично у меня никакой особой симпатии к этому старому козлу не было. Тони был твердым, как гвозди, и эгоистичным, как младенец. Теперь, когда он больше не будет стоять у нас на пути, продать его фильм – и мой тоже – будет гораздо легче.
Двое моих помощников сумели отснять довольно много кадров, где Тони запечатлен в его любимых костюмах цвета хаки, с крохотным шарфиком на шее. На этих кадрах Тони с любовью созерцал своего нового слона. Наш небольшой документальный фильм можно было бы даже считать своего рода элегией Тони Маури – одной из легенд Голливуда. Большая часть отснятой пленки была как раз то, о чем просил Бо – «мондо биззаро». Кроме того, там были кадры с Бак-лом и Гохагеном в окружении их девок, настолько впечатляющие, что, как только наш фильм выйдет на экраны, в каньон Туджунга, возможно, бросится целая армия феминисток, чтобы кастрировать их обоих.
Посреди ночи до Джилл вдруг дошло, что я не очень-то подавлен случившимся с Тони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113