У Сэмми были вьющиеся седые волосы и веснушки. И все это было такое древнее, что придавало лицу Сэмми особое достоинство. Мне ужасно хотелось ввести его в какую-нибудь сценку, но Сэмми был слишком застенчив.
– Моей женушке это не понравится, – сказал он. – Ведь тогда все женщины в мире про меня узнают. А ей, видите ли, нравится думать, что знает это лишь она одна.
– Понимаю, беби, – сказала я. – И нисколько ее за то не виню.
Анна плюхнулась на сундук и похлопала Винкина по спине, но мальчик от нее отодвинулся.
– О, Винкин, почему же мне нельзя тебя погладить? – спросила она.
Винкин хранил полное молчание, словно никто к нему и не обращался.
А тем временем Джерри и не думал уходить. Когда он оказывался возле меня, его лицо приобретало сходство с луковицей. Вошел один из статистов, который искал Джерри. Но ни тот, ни другой от нас не ушли. Очень скоро здесь соберется вся съемочная группа. Я подумала, что все они стараются быть поближе ко мне. Как бы смешно это ни выглядело, но именно я, в их глазах, гарантировала им некую надежность, уж не знаю, каким образом. А я тем временем не имела даже секунды, чтобы обдумать то, что я узнала про Шерри и Оуэна. Это лежало тяжким камнем у меня в груди.
Я подумала, что, может, хоть на пару минут мне удастся отвлечься от этих тяжких мыслей, если мы с Сэмми пройдем в монтажную и просмотрим уже отснятые кадры. Мы уже собрались уходить, как за нами увязался Винкин, будто имел на то законное право. А что мне оставалось? Если в этот момент его мамаша действительно трахалась с моим собственным дружком, я просто не могла вот так взять и отослать к ней ее несчастного сынишку. Нянька его, которой платили огромные деньги, куда-то исчезла. Сэмми чувствовал, что со мной что-то происходит, но он не из тех, кто умеет хорошо говорить. С ним можно только вместе дурачиться, с ним можно флиртовать, его можно поддразнить. Так или иначе, но нам не удалось даже добраться до машины, не говоря уже о монтажной. Дождь все моросил, а потом вдруг тучи исчезли, и оказалось, что можно начать съемки. Я пошла к звукооператорам, чтобы разобраться с проблемой, которая возникла там вчера. Почему-то меня об этом никто не уведомил, хотя Оуэну об этом сказали, но он мне ни словом ни о чем не обмолвился, разумеется потому, что на уме у него было совсем другое.
Справившись с проблемой у звукооператоров, я зашла в монтажную. А потом наступило прекрасное время послеобеденных съемок. И единственное, что меня беспокоило, – как угомонить Анну, которая все время немножко переигрывала. Половина всего рабочего времени ушла на то, чтобы заставить ее играть просто, без нажима. Нас спасла лишь необычайная забывчивость, присущая ей. В конце концов она забыла, что ей надо всячески поддерживать свой новый имидж всемирно известной кинозвезды, и как бы снизошла до своей роли в нашем фильме.
Я ни на минутку не оставалась одна; весь день возле меня толпились люди. Целых два часа у меня под боком крутился Винкин. Затем все-таки появилась его нянька и увела его. А Шерри так и не возникла. И Оуэн тоже. Я увидела его лишь к вечеру, да и то издалека, когда он спорил с каким-то мужчиной.
Весь этот день с меня не спускали глаз Джерри и Голдин. Их лица выражали любовь. Мне казалось, что вокруг меня нет никакого воздушного пространства, ни малейшего, невзирая на то, что мы находились в центре одной из самых больших в мире равнин. У меня не было времени для личных переживаний; я просто не могла себе этого позволить. Думаю, люди вокруг меня видели, что я настроена весьма сурово. Но я всегда настроена сурово, когда работаю, и потому сейчас это обстоятельство меня не пугало.
Что же до ощущения боли, притаившегося у меня в груди как шарик от гольфа, то избавиться от него я не могла никак. Но я находилась в толпе, и каждые двадцать секунд надо было принимать какое-то решение. Я была безмерно благодарна судьбе, что у меня есть эта работа, благодарна этой толпе, окружавшей меня. Несколько раз у меня возникала надежда, что снова появятся тучи и снова пойдет дождь. Тогда я бы смогла сесть на лошадь и умчаться хоть ненадолго подальше от всей этой суматохи, от съемочных тележек и трейлеров, от юпитеров, проводов, кабелей, от работы, от любви. Да и сама любовь тоже напоминала огромный узел проводов и кабелей. И ни один из них больше не включался.
Но солнце, разумеется, сияло до самого вечера. И мы все вкалывали как сумасшедшие, пока не дошли до полного изнеможения.
Я сконцентрировала все свое внимание на съемках; я это делаю всегда, и для меня это просто необходимо, если вообще такие съемки чего-то стоят. Но несмотря на всю свою занятость, я чувствовала, что атмосфера вокруг меня несколько изменилась. В первый раз с начала работы над фильмом, настоящую доброту ко мне стал проявлять Терокс Викес, оператор, или как ему нравилось себя называть – главный оператор. Этот Терокс на самом-то деле был просто дерьмом. Невысокого роста, напыщенный, наполовину француз, наполовину американец, он был протеже Джилли Легендре. Терокса я не уважала ни как человека, ни как специалиста. Тем не менее, Джилли его постоянно поощрял, и в результате сумел даже выжать из него довольно много – фильм «Горящая палуба» был сделан вполне компетентно. Но мне Терокс не нравился. И я пригласила его только потому, что все другие операторы, которых я бы предпочла ему, оказались занятыми. Мы запустили свой фильм настолько быстро, что никакой надежды на создание идеальной съемочной группы у нас просто и быть не могло. Всему виною была частая смена настроений, свойственная Шерри: мистер Монд хотел, чтобы камеры крутились как можно быстрее, пока Шерри еще не передумала и не отказалась сниматься вообще.
Весь этот день люди были со мной чрезвычайно милы. Я это замечала во всем, что бы мы ни делали. В съемочных группах нередко можно услышать бессвязные, но резкие реплики типа – «пошли вы куда подальше», «и он (она) будет меня учить», и так далее. От таких замечаний работа не очень-то спорится. Вокруг меня было сборище мальчиков-переростков, привыкших играть на публику, а на самом деле – мягкосердечных и легко ранимых. Сегодня же обычный тон разговора несколько изменился, все они словно защищали меня и покорялись мне. А означало это только одно – все уже знали, что Оуэн сейчас трахается с Шерри. И это милое отношение ко мне было проявлением сочувствия, но на сердце у меня сделалось еще тяжелее. Некоторые проявления сочувствия я просто ненавижу, особенно сочувствие такого рода.
Наконец наступил вечер. Снова начали собираться тучи, следовательно завтра нас снова ждали неприятности. Съемочная группа погрузилась в автобус. Я же медлила, медлила насколько было можно. Я все ждала, что произойдет что-нибудь хорошее, и все случившееся вдруг окажется чистой ошибкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113