Разумеется, рубин приходился ей на самый пупок. Если предполагалось, что этот рубин отвлечет взоры от огромного бюста Лулу, то цель была блестяще достигнута. Рубин действительно затмил бюст и все остальное, за исключением ее растрепанных кудрявых волос и ястребиных черт лица.
В этот вечер в эскорт Лулу входил не кто иной, как сам мистер Свен Бантинг, дружок Шерри Соляре. Как писали газеты, он был «знаменитостью по праву». На Свене был смокинг из грубой бумажной ткани – уступка для него совершенно необычная. Будучи любовником Шерри, он, фактически, являлся Принцем киностраны и мог бы появиться здесь в сандалиях и с пляжным полотенцем, никто бы и не пискнул. Ниспадавшие до плеч черные волосы Свена были отлично причесаны, вне сомнения, парикмахершей самой Шерри. Свен и Лулу сразу же поднялись на лестницу, как будто только что вернулись после прогулки со своей собачкой. Всех стоявших вокруг они удостоили лишь небрежным кивком.
Свен был надменен, как олимпиец, хотя говорить так – значило бы возводить клевету на древних греков. Тут лучше бы подошло выражение «абсолютное безразличие». Когда-то, до того, как его обольстила Шерри, Свен был известен как Боггз-Бантинг, точнее, как доктор Боггз-Бантинг. Он великолепно процветал, будучи сексотерапевтом, – прославиться до такой степени он мог только в Калифорнии. Свен называл свою работу «психогинекологической».
В данном случае речь шла о том, чтобы обсуждать вслух самые интимные вещи. Такая идея была достойна Дидро и, похоже, именно у него Свен ее и позаимствовал: перед тем, как превратиться в ничтожного панка, он все-таки прошел Сорбоннский университет.
В доброй, старой, все испробовавшей Калифорнии, беседы о гениталиях, по-видимому, могли любому предоставить широкое поле деятельности. И Свен достаточно быстро разбогател, инструктируя одиноких дам и еще не совсем «голубых» юношей, как успокоиться, например, применяя специальные средства для промывания влагалища с использованием пшеничных зерен, дикого риса и сырого ячменя. Какое-то время Свен даже выступал на телевидении. Для своих телесериалов он надевал рубашку цвета пшеницы и бриджи. В таком облачении Свен разъяснял, что такое психогинекология, широким массам Вествуда, Санта-Моники и «Бель-Эйра».
Примерно в это время Шерри Соляре поссорилась со своим тогдашним приятелем. Очень болезненно переживая этот разрыв, Шерри за совершенно баснословный гонорар пригласила к себе Свена, чтобы он научил ее, как ей утешить свои гениталии. Все считали, что Свен – «голубой», однако психогинекологические методы Свена оказали на гениталии Шерри необычайно быстрое воздействие. И буквально через какие-то считанные дни он вознесся на недосягаемую высоту, став любовником у единственной оставшейся богини любви. Чтобы отметить это событие, Свен предпринял решительный шаг и убрал из своей фамилии слово Боггз. Он отказался от телесериалов, продал свою фирму и целиком посвятил себя только одной Шерри. Разумеется, никакой привязанности «по совместительству» Шерри допустить не могла. Она считала, что только она одна поддерживает жизнь в кинокоролевстве сверхзвезд. А потому у ее королевского супруга было огромное множество обязанностей, возможно, даже весьма затруднительных.
То, что Шерри не сочла для себя нужным приехать на открытие фестиваля, никого не удивило, потому что вечерняя газета «Пост» на своей первой странице напечатала сообщение о том, что Шерри заболела – у нее был сильный насморк. Все знали, (поскольку «Таймс» и «Пост» об этом писали), что Шерри находится в Нью-Йорке лишь проездом, на пути в Лондон, где она собиралась присутствовать на аукционе викторианских шляпных булавок.
Как правило, всякий раз, когда в Белгравии проводился ежегодный аукцион Сотбис, Шерри непременно вылетала в Лондон и тратила большие деньги. Однако среди коллекционеров викторианских шляпных булавок она особенным авторитетом не пользовалась, что вызывало у нее большую горечь. Некая пожилая коллекционерка из Швейцарии, такая же богатая, как Шерри, горячо боролась за свое превосходство. Практически реализовать свои амбиции Шерри удалось только в прошлом году, когда она завоевала приз этого аукциона – окрашенную в розовый цвет шляпную булавку, принадлежавшую супруге лорда Керзона. Цена у этой булавки была ошеломляющая – 18 тысяч фунтов стерлингов.
Поднимаясь по лестнице, Свен и Лулу остановились лишь на минутку, чтобы дать Лулу возможность поцеловать Бо Бриммера, для чего ей пришлось согнуться почти пополам. Несмотря на невысокий рост Бо Бриммера, язычок у него был весьма острым, а потому даже Свен проявил достаточно хитрости и одарил Бо улыбкой. Затем вся толпа испарилась через балконную дверь. Остались только я, Марта и несколько одиноко блуждающих личностей. Мы побрели к местам на открытой трибуне.
– Почему такая задержка? – спросила Марта. – Они, что, никогда раньше не видели кинозвезду?
Наши места располагались очень низко – справа от сцены, так что мне было видно только небольшой ее край. Меня это устраивало. Это кино я уже видел, теперь мне хотелось просто понаблюдать за толпой, но это раздражало Марту.
– Проработать целых тридцать лет и сидеть сейчас на таких местах?! – возмущалась Марта. – Мистер Монд еще об этом услышит!
– Зная его большое сердце, можно предположить, что он закупит для вас весь зал, – сказал я.
Сидевшие рядом несколько удивленно взглянули на нас, по-видимому, из-за непривычных для них модуляций наших голосов. Поблизости не было ни одного видного киношника. Для нас все закончилось этими десятью самыми скверными местами во всем зале. На такие места не согласился бы ни один человек, имеющий в кино хоть какой-нибудь статус. А отсюда следовало, что такого статуса ни у кого из сидевших рядом с нами не было. Однако они выглядели вполне прилично. Как-будто собрались сокурсники из Гарвардского, Принстонского или Йельского университетов. Мужчины смотрелись так, будто им недоставало лишь бокалов мартини со льдом. А каждая из попавших в поле моего зрения женщин могла бы оказаться матерью Пейдж. Мысль об этом меня отрезвила, но, по всей вероятности, мать Пейдж действительно б-ы-л-а где-то рядом.
Пока Марта давала волю своему желчному раздражению, я наблюдал за теми, кто нас окружал. Это были жители восточных штатов, которым сейчас никуда не надо было уезжать. Я хотел понять, отличаются ли они от тех, столь на них похожих, кому пришлось уехать из дома. С жителями восточных штатов американского Запада я был знаком уже давно, по моим поездкам в Сан-Мартино и Хилсборо, Атертон и графство Марин. К счастью для меня, свет в зале еще не выключили: трудно проводить такие исследования в темном зале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113