Под прикрытием темноты попробуем вытащить, – было видно, что Клейменов здорово расстроился, рассказывая все это мне.
Капитан Пахоменко Александр Ильич был любимцем бригады. Огромного роста, и широкой души, любитель побалагурить. Знал много анекдотов, историй, розыгрышей, был незлобен. А главное – его отзывчивость, искренность подкупающе действовала на окружающих, при общении с ним впервые буквально через десять минут возникало ощущение, что знаешь его с курсантских времен. И при всем при этом он не был тунеядцем, бездельником. Бросался первым туда, где было трудно, приходил на помощь ближнему, и поэтому и офицеры, и солдаты не чаяли в нем души. Он мог помочь и словом, и делом, мог и трехэтажным матом обложить – ругался он виртуозно, а мог и сам сесть за механика-водителя и повести БМП, мог на морозе копаться в двигателе и толково провести занятия. Одним словом, тот самый тип офицера, о котором нам долбили средства массовой информации. Ненавидящий врага, не скрывающий своих чувств, всегда готовый прийти на выручку, безотказный. Правда, иногда излишне шумливый, но к этому можно было быстро привыкнуть. Вот таков Сашка Пахоменко, который просил, чтобы его называли «просто Ильичом». Странно, но на войне как-то мгновенно всплывают в памяти давно забытые мелочи во взаимоотношениях с людьми. И вот сейчас этот балагур валяется в подвале полуразрушенного дома с дыркой в груди. Господи, дай ему силы.
– Ладно, Аркадий Николаевич, я пошел на доклад к Сан Санычу, – кивнув головой, я отправился дальше по коридору.
– У него там представитель объединенного командования. Бахель на выезде в третьем батальоне, вот этот чистоплюй и клепает мозги Санычу. Опять, наверное, куда-нибудь на прорыв нас кинут, где остальные элитные войска обосрались. У нас же всегда так, как ордена да медали получать да в Москве парламент расстреливать – это элитные войска, а как зимой асфальт грызть – это сибирская «махра». Зато потом отведут нас, а эти недоноски под вспышки фотоаппаратов будут красивым девушкам рассказывать о своих подвигах, – он сплюнул и, махнув рукой, пошел на выход.
В коридоре сидели солдаты, офицеры, кто курил, кто, прислонившись к испещренным от пуль и осколков стенам, дремал, изредка поднимая голову на звук близких выстрелов и разрывов.
Дорого нам достался этот детский садик. Дудаев в свое время заявил, что ему не нужны ученые, а нужны воины, поэтому мальчики должны были учиться в школе три класса, а девочки только один класс. А так как женщины сидят дома, то и детские сады не нужны, вот близкие к правительству люди за взятки, а где и просто силой захватывали детские сады. Вот и этот, переоборудованный под особняк, принадлежал какому-то бандиту. Хозяин и его охрана дрались за этот садик с остервенением.
Полдня мы выкуривали гадов из этого здания и когда, наконец, ворвались, то убедились, что жил этот бандит неплохо: все в коврах, да не ширпотребовских, а ручной работы, дорогая мебель, хрусталь, фарфор, аппаратура, которую мы только в рекламе видели. На фотографиях внимательно рассмотрели хозяина дома и его домочадцев. Как бы нам ни не хватало женщин, но ни разу не видел я у них красавиц, ни на фотографиях, ни по жизни. Все с маленькими лицами, маленькими глазками, носы какие-то крючковатые, рты маленькие, на мой взгляд, уж больно смахивают на крыс. О вкусах не спорят, но, как говорят – «нет некрасивых женщин, а есть мало водки, но я столько не выпью…»
Занятый этими мыслями, я прошел в помещение, расположенное в подвале, там был оборудован штаб бригады. Откинув солдатскую плащ-палатку, закрывавшую вход, толкнул дверь, и сразу повеяло теплом, в углу жарко пылала походная печка-буржуйка. Наверное, только в армии они сохранились, и пока жива будет российская армия, до тех пор и будет согревать ее солдат на учениях и на войнах эта печь.
– Товарищ подполковник, капитан Миронов с выполнения задания прибыл, – отрапортовал я, глядя на поднявшего голову от карты Билича. Рядом с ним над картой склонились старший офицер штаба – мой напарник или, как мы называли друг друга, «подельщик», майор Рыжов Юрий Николаевич, и какой-то незнакомый майор.
– Давно заждался я тебя, Вячеслав Николаевич. Как, забрали снайпера? – спросил, пытливо глядя мне в глаза, начальник штаба. – А то твой приятель, – он кивнул на Рыжова, – спорил на ящик коньяка, что не привезешь его.
– Если бы я знал, Александр Александрович, что дело о коньяке идет, то привез бы хотя бы его голову. Но помер, собака, от ран и, видимо, от сердечной недостаточности. Он, собака, по его же словам, был наш землячок, из Сибири. На прикладе винтовки тридцать две зарубки, прицел классный японский.
– Где винтовка? – поинтересовался Рыжов.
– Оставил комбату с Ильиным, они как покажут ее своим подчиненным, так те и свирепеют. Да и самим неплохая подпитка.
– Ладно-ладно, не заливай, «подпитка». Сейчас нашим одна подпитка нужна
– авиация с воздуха, примерное расположение противника и откуда они, суки, получают поддержку. Ведь не готовы они были к войне и складов, следовательно, не заготовили. Ни оружия, ни боеприпасов, ни продовольствия.
– Это еще не все, – перебил я Билича, – по пути назад были обстреляны, приняли встречный бой, контратаковали, противника уничтожили и обнаружили на трупе духа – вот… – Я протянул военный билет убитого рядового Семенова. – Наш боец. Семенов его фамилия.
В горле опять начал застревать комок, мешая говорить и дышать. Я достал сигареты, и хоть Билич не курил, но, поняв мое состояние, не возражал. После того как несколько раз я затянулся во все легкие и почувствовал, что комок отступает, продолжил:
– Эти твари, видимо, его долго пытали, затем еще живому отрезали член. Приколотили, как Иисуса, к кресту. Член засунули в рот. Мы его привезли, бойцы, наверное, его уже выгрузили. Да, вот еще, – я протянул остальные военные билеты, – это тоже я на духе взял. Наших больше нет.
Сан Саныч внимательно выслушал меня, глядя прямо в глаза, затем, взяв протянутые военные билеты, бегло просмотрел их, обращая внимание только на номера воинских частей, закрыл, сложил стопкой и протянул незнакомому офицеру.
– Кстати, познакомься, – он обернулся к майору, – майор Карпов Вячеслав Викторович, представитель объединенного командования, офицер Генерального штаба. А это, – указывая на меня, – капитан Миронов, старший офицер штаба, авантюрист, все его тянет в бой, не может отвыкнуть, что он уже не командир роты, а штабист, – как-то по-отечески пожурил меня Сан Саныч.
От удивления я немного опешил, вот уж никак не ожидал, что так тепло мой начальник будет говорить обо мне. Я протянул руку, майор в ответ также протянул ладонь:
– Вячеслав, – представился он.
Тезка, значит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Капитан Пахоменко Александр Ильич был любимцем бригады. Огромного роста, и широкой души, любитель побалагурить. Знал много анекдотов, историй, розыгрышей, был незлобен. А главное – его отзывчивость, искренность подкупающе действовала на окружающих, при общении с ним впервые буквально через десять минут возникало ощущение, что знаешь его с курсантских времен. И при всем при этом он не был тунеядцем, бездельником. Бросался первым туда, где было трудно, приходил на помощь ближнему, и поэтому и офицеры, и солдаты не чаяли в нем души. Он мог помочь и словом, и делом, мог и трехэтажным матом обложить – ругался он виртуозно, а мог и сам сесть за механика-водителя и повести БМП, мог на морозе копаться в двигателе и толково провести занятия. Одним словом, тот самый тип офицера, о котором нам долбили средства массовой информации. Ненавидящий врага, не скрывающий своих чувств, всегда готовый прийти на выручку, безотказный. Правда, иногда излишне шумливый, но к этому можно было быстро привыкнуть. Вот таков Сашка Пахоменко, который просил, чтобы его называли «просто Ильичом». Странно, но на войне как-то мгновенно всплывают в памяти давно забытые мелочи во взаимоотношениях с людьми. И вот сейчас этот балагур валяется в подвале полуразрушенного дома с дыркой в груди. Господи, дай ему силы.
– Ладно, Аркадий Николаевич, я пошел на доклад к Сан Санычу, – кивнув головой, я отправился дальше по коридору.
– У него там представитель объединенного командования. Бахель на выезде в третьем батальоне, вот этот чистоплюй и клепает мозги Санычу. Опять, наверное, куда-нибудь на прорыв нас кинут, где остальные элитные войска обосрались. У нас же всегда так, как ордена да медали получать да в Москве парламент расстреливать – это элитные войска, а как зимой асфальт грызть – это сибирская «махра». Зато потом отведут нас, а эти недоноски под вспышки фотоаппаратов будут красивым девушкам рассказывать о своих подвигах, – он сплюнул и, махнув рукой, пошел на выход.
В коридоре сидели солдаты, офицеры, кто курил, кто, прислонившись к испещренным от пуль и осколков стенам, дремал, изредка поднимая голову на звук близких выстрелов и разрывов.
Дорого нам достался этот детский садик. Дудаев в свое время заявил, что ему не нужны ученые, а нужны воины, поэтому мальчики должны были учиться в школе три класса, а девочки только один класс. А так как женщины сидят дома, то и детские сады не нужны, вот близкие к правительству люди за взятки, а где и просто силой захватывали детские сады. Вот и этот, переоборудованный под особняк, принадлежал какому-то бандиту. Хозяин и его охрана дрались за этот садик с остервенением.
Полдня мы выкуривали гадов из этого здания и когда, наконец, ворвались, то убедились, что жил этот бандит неплохо: все в коврах, да не ширпотребовских, а ручной работы, дорогая мебель, хрусталь, фарфор, аппаратура, которую мы только в рекламе видели. На фотографиях внимательно рассмотрели хозяина дома и его домочадцев. Как бы нам ни не хватало женщин, но ни разу не видел я у них красавиц, ни на фотографиях, ни по жизни. Все с маленькими лицами, маленькими глазками, носы какие-то крючковатые, рты маленькие, на мой взгляд, уж больно смахивают на крыс. О вкусах не спорят, но, как говорят – «нет некрасивых женщин, а есть мало водки, но я столько не выпью…»
Занятый этими мыслями, я прошел в помещение, расположенное в подвале, там был оборудован штаб бригады. Откинув солдатскую плащ-палатку, закрывавшую вход, толкнул дверь, и сразу повеяло теплом, в углу жарко пылала походная печка-буржуйка. Наверное, только в армии они сохранились, и пока жива будет российская армия, до тех пор и будет согревать ее солдат на учениях и на войнах эта печь.
– Товарищ подполковник, капитан Миронов с выполнения задания прибыл, – отрапортовал я, глядя на поднявшего голову от карты Билича. Рядом с ним над картой склонились старший офицер штаба – мой напарник или, как мы называли друг друга, «подельщик», майор Рыжов Юрий Николаевич, и какой-то незнакомый майор.
– Давно заждался я тебя, Вячеслав Николаевич. Как, забрали снайпера? – спросил, пытливо глядя мне в глаза, начальник штаба. – А то твой приятель, – он кивнул на Рыжова, – спорил на ящик коньяка, что не привезешь его.
– Если бы я знал, Александр Александрович, что дело о коньяке идет, то привез бы хотя бы его голову. Но помер, собака, от ран и, видимо, от сердечной недостаточности. Он, собака, по его же словам, был наш землячок, из Сибири. На прикладе винтовки тридцать две зарубки, прицел классный японский.
– Где винтовка? – поинтересовался Рыжов.
– Оставил комбату с Ильиным, они как покажут ее своим подчиненным, так те и свирепеют. Да и самим неплохая подпитка.
– Ладно-ладно, не заливай, «подпитка». Сейчас нашим одна подпитка нужна
– авиация с воздуха, примерное расположение противника и откуда они, суки, получают поддержку. Ведь не готовы они были к войне и складов, следовательно, не заготовили. Ни оружия, ни боеприпасов, ни продовольствия.
– Это еще не все, – перебил я Билича, – по пути назад были обстреляны, приняли встречный бой, контратаковали, противника уничтожили и обнаружили на трупе духа – вот… – Я протянул военный билет убитого рядового Семенова. – Наш боец. Семенов его фамилия.
В горле опять начал застревать комок, мешая говорить и дышать. Я достал сигареты, и хоть Билич не курил, но, поняв мое состояние, не возражал. После того как несколько раз я затянулся во все легкие и почувствовал, что комок отступает, продолжил:
– Эти твари, видимо, его долго пытали, затем еще живому отрезали член. Приколотили, как Иисуса, к кресту. Член засунули в рот. Мы его привезли, бойцы, наверное, его уже выгрузили. Да, вот еще, – я протянул остальные военные билеты, – это тоже я на духе взял. Наших больше нет.
Сан Саныч внимательно выслушал меня, глядя прямо в глаза, затем, взяв протянутые военные билеты, бегло просмотрел их, обращая внимание только на номера воинских частей, закрыл, сложил стопкой и протянул незнакомому офицеру.
– Кстати, познакомься, – он обернулся к майору, – майор Карпов Вячеслав Викторович, представитель объединенного командования, офицер Генерального штаба. А это, – указывая на меня, – капитан Миронов, старший офицер штаба, авантюрист, все его тянет в бой, не может отвыкнуть, что он уже не командир роты, а штабист, – как-то по-отечески пожурил меня Сан Саныч.
От удивления я немного опешил, вот уж никак не ожидал, что так тепло мой начальник будет говорить обо мне. Я протянул руку, майор в ответ также протянул ладонь:
– Вячеслав, – представился он.
Тезка, значит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114