Командир под козырек: «Есть!» Идут дальше. Генерал: «Поставь кровати в шахматном порядке, все веселей будет». Командир опять: «Есть, товарищ генерал!» Генерал: «Ты что, командир, личного мнения не имеешь? Под всякую чушь, ерунду отвечаешь „Есть“?» Командир: «Мнение-то я имею, а вот выслуги у меня нет, а то бы я тебя, генерал, с твоей чушью на хрен послал». Нет у меня, Юра, выслуги. А то бы не было раздвоения личности у меня.
– Так, может, тебе к психиатру сходить?
– И он мне объяснит, что такое Родина и чьи интересы я здесь защищаю? И почему нефтеперегонный завод мы не можем взорвать? А руки так и чешутся. Устроить кому-нибудь большое западло. Вот только если бы восстанавливали потом только они из своего кармана, то было бы хорошо, а то ведь за счет бюджета. Кстати, Юра, ты ведь знаешь, что авиация в первую очередь дотла разнесла местное министерство финансов?
– Знаю, ну и что?
– Давай спорить, что сейчас авиация не дворец Дудаева в темноте долбит и не склады с боеприпасами и казармы духов, а чеченский Госбанк.
– Да ну, вряд ли, – протянул Юрка, – хотя если эти уроды сначала Минфин, а затем, по логике, накануне штурма… Вполне могут. Тем самым они предупреждают, что скоро штурм. Во гады!
– А я о чем. Так что такое Родина, Юра?
– Пошел на хрен. Софист несчастный. Тебе в замполиты надо было идти.
– У меня папа бывший военный, так я от него перенял стойкую антипатию к замполитам, хотя и там иногда попадаются порядочные люди. Редко, но бывают.
– Пошли жрать, а то околеем. Напьемся?
– С радостью, но не получится. Тем более что и день был тяжелый. Вспомни, мы с тобой выкушали по полкилограмма водки на нос, закусывая только «курятиной», и хоть бы хны.
– Было дело, – Юрка мрачно сплюнул. – Бля, во жизнь! Захочешь напиться и не можешь. Приеду домой – нажрусь до зеленых соплей и мордой в салат.
– Точно. В салат. В «зимний». По самые уши. Вот только как бы не захлебнуться.
Мы засмеялись. Когда задаешь глупые вопросы, на которые у тебя нет ответов, и ты ничего не можешь изменить, остается только плыть по течению, держаться за напарника. Мы вошли в кунг. Пашка накрыл стол и поставил в центре открытую бутылку водки.
– Коньяк остался?
– Остался.
– Так ставь его на стол. Радуйся жизни.
Юрка укоризненно посмотрел на меня. Было понятно – неизвестно, доведется ли нам выпить коньяк этот позже, но взгляд его красноречиво говорил, мол, зачем я свои гнилые мысли на бойце вымещаю. Пашка, не убирая водку, поставил коньяк. Я взял, открыл и почти полные налил стаканы. Было дикое желание напиться.
– Поехали! – я поднял свой пластмассовый стаканчик.
Остальные последовали моему примеру. Сдвинули свои «кубки», они прошелестели, темная жидкость коньяка в них заколыхалась, когда мы чокнулись. Опрокинул. Тяжелая, вязкая жидкость потекла вниз. Я зажмурился от удовольствия. Вот она дошла до желудка и начала там растекаться теплом. Принялись закусывать. Молча, без слов. Нечего говорить. Все уже определено, решено без нас. Можно написать рапорт и уехать домой, но такой мысли даже не возникало.
Мы быстро жевали, как только тепло начало в желудке проходить, я разлил остатки коньяка. Юрка быстро взял свой стаканчик:
– У нас что, просто пьянка? Пьем без тостов.
– Нет, мы просто ужинаем, но если хочешь что-то сказать, то говори, но покороче, а то коньяк горячий, а тем более водку, я не пью.
– Я предлагаю выпить, – начал Юра, – за то, что Бог нам помогал раньше. Я хочу выразить общую надежду, что удача нас не оставит и мы выберемся из этого пекла…
– Чтобы через пару лет попасть в новое… – перебил и продолжил я.
– Может, и попадем, но сейчас, а может, и через день, нам предстоит идти на Минутку, и поэтому, Господи, пошли нам удачу. За удачу!
– Юра, ты служишь в армии?
– Ну и что?
– А то, что в армии единоначалие и субординация, а ты, минуя командира, напрямую обращаешься к Богу. За это можно получить взыскание.
– Пошел на хрен, идиот! – Юрка выдохнул и опрокинул, выпил коньяк.
Мы с Пашкой тоже опрокинули. В голове что-то зашумело. Неужели хмель появился?! Это здорово. Я боялся спугнуть это чувство и сидел, не шелохнувшись. Наступило легкое опьянение, оно нарастало и нарастало.
– Слава, ты что? – испуганно спросил Юра.
– Ничего, – я нехотя открыл глаза, – гад, ты мне хмель спугнул.
Голова стала абсолютно ясной и чистой:
– Тьфу на тебя. Тьфу на тебя три раза.
– Чего спугнул? – недоуменно спросил напарник.
– Чего-чего, – передразнил я его, – хмель, гад, спугнул ты мне. Я сижу и чувствую, как начинаю пьянеть, а тут ты лезешь со своими вопросами.
– Я смотрю, что ты сидишь и как кот, который гадит, в одну точку уставился, а потом и вовсе закрыл глаза. Ну, думаю, может, поперхнулся. Извини, что кайф тебе сломал. Может, еще догонишь?
– Хрен его догонишь, – досада меня разбирала, – но можно попробовать, наливай.
Я взял бутылку водки, которую Пашка вначале поставил на стол, и разлил по стаканам. Мы с Юркой не закусывали. Может, после смешения водки с коньяком удастся немного опьянеть. Я встал, держа стакан с водкой.
– Третий тост.
– Третий, – подхватил Юрка.
– Третий, – эхом отозвался Пашка.
Немного постояв молча, мы почти одновременно выпили и, не закусывая и не запивая, сели на свои места. Молча, не торопясь начали закусывать.
– Это правда, что в лоб будем Минутку брать? – спросил Пашка с набитым ртом.
– Правда, сынок, правда, – ответил я. Я знал, что он терпеть не мог, когда его называли «сынком». Пашка взвился:
– Какой я вам сынок! У меня у самого вот будет сынок.
Подумал и добавил:
– А может, дочка. А вы – «сынок, сынок».
– Так, Паша, сынка сделать большого ума не надо – это десятиминутное дело, а потом всю жизнь мучайся. Вот из тебя, как ни старались, а так человека и не сделали.
– Почему не сделали? – Пашка уже весь ощерился.
– Пьешь много, нам хамишь. А мы к тебе как к родному. Надо воспитывать. Как думаешь, Слава?
– Да, – я подхватил, – пора переходить к радикальным средствам. Ты какого хрена в эшелоне караул напоил? Пьяный часовой, да еще с оружием – преступник. Значит, ты пособник.
– Какой пособник?
– Обыкновенный, в тридцать седьмом приписали бы тебе диверсию и к стенке по законам военного времени. И пломбу свинцовую в затылок, – я коснулся пальцем его затылка, куда обычно стреляли при расстреле. Тот дернулся.
– Шутки, Вячеслав Николаевич, дурацкие.
Я закурил. Юрка и Пашка последовали моему примеру.
– Значит, так, Паша, – начал я, – пока нас не будет…
– А куда вы денетесь? – перебил меня Павел.
– В подвале будем сидеть, – огрызнулся я. – Не перебивай старших. С войсками, скорее всего, пойдем. Ты, сукин сын, отвечаешь головой за машину. И за все, что в ней находится. Если что, то… – я остановил жестом Пашку, который пытался меня перебить, – если что, то передашь вещи семьям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
– Так, может, тебе к психиатру сходить?
– И он мне объяснит, что такое Родина и чьи интересы я здесь защищаю? И почему нефтеперегонный завод мы не можем взорвать? А руки так и чешутся. Устроить кому-нибудь большое западло. Вот только если бы восстанавливали потом только они из своего кармана, то было бы хорошо, а то ведь за счет бюджета. Кстати, Юра, ты ведь знаешь, что авиация в первую очередь дотла разнесла местное министерство финансов?
– Знаю, ну и что?
– Давай спорить, что сейчас авиация не дворец Дудаева в темноте долбит и не склады с боеприпасами и казармы духов, а чеченский Госбанк.
– Да ну, вряд ли, – протянул Юрка, – хотя если эти уроды сначала Минфин, а затем, по логике, накануне штурма… Вполне могут. Тем самым они предупреждают, что скоро штурм. Во гады!
– А я о чем. Так что такое Родина, Юра?
– Пошел на хрен. Софист несчастный. Тебе в замполиты надо было идти.
– У меня папа бывший военный, так я от него перенял стойкую антипатию к замполитам, хотя и там иногда попадаются порядочные люди. Редко, но бывают.
– Пошли жрать, а то околеем. Напьемся?
– С радостью, но не получится. Тем более что и день был тяжелый. Вспомни, мы с тобой выкушали по полкилограмма водки на нос, закусывая только «курятиной», и хоть бы хны.
– Было дело, – Юрка мрачно сплюнул. – Бля, во жизнь! Захочешь напиться и не можешь. Приеду домой – нажрусь до зеленых соплей и мордой в салат.
– Точно. В салат. В «зимний». По самые уши. Вот только как бы не захлебнуться.
Мы засмеялись. Когда задаешь глупые вопросы, на которые у тебя нет ответов, и ты ничего не можешь изменить, остается только плыть по течению, держаться за напарника. Мы вошли в кунг. Пашка накрыл стол и поставил в центре открытую бутылку водки.
– Коньяк остался?
– Остался.
– Так ставь его на стол. Радуйся жизни.
Юрка укоризненно посмотрел на меня. Было понятно – неизвестно, доведется ли нам выпить коньяк этот позже, но взгляд его красноречиво говорил, мол, зачем я свои гнилые мысли на бойце вымещаю. Пашка, не убирая водку, поставил коньяк. Я взял, открыл и почти полные налил стаканы. Было дикое желание напиться.
– Поехали! – я поднял свой пластмассовый стаканчик.
Остальные последовали моему примеру. Сдвинули свои «кубки», они прошелестели, темная жидкость коньяка в них заколыхалась, когда мы чокнулись. Опрокинул. Тяжелая, вязкая жидкость потекла вниз. Я зажмурился от удовольствия. Вот она дошла до желудка и начала там растекаться теплом. Принялись закусывать. Молча, без слов. Нечего говорить. Все уже определено, решено без нас. Можно написать рапорт и уехать домой, но такой мысли даже не возникало.
Мы быстро жевали, как только тепло начало в желудке проходить, я разлил остатки коньяка. Юрка быстро взял свой стаканчик:
– У нас что, просто пьянка? Пьем без тостов.
– Нет, мы просто ужинаем, но если хочешь что-то сказать, то говори, но покороче, а то коньяк горячий, а тем более водку, я не пью.
– Я предлагаю выпить, – начал Юра, – за то, что Бог нам помогал раньше. Я хочу выразить общую надежду, что удача нас не оставит и мы выберемся из этого пекла…
– Чтобы через пару лет попасть в новое… – перебил и продолжил я.
– Может, и попадем, но сейчас, а может, и через день, нам предстоит идти на Минутку, и поэтому, Господи, пошли нам удачу. За удачу!
– Юра, ты служишь в армии?
– Ну и что?
– А то, что в армии единоначалие и субординация, а ты, минуя командира, напрямую обращаешься к Богу. За это можно получить взыскание.
– Пошел на хрен, идиот! – Юрка выдохнул и опрокинул, выпил коньяк.
Мы с Пашкой тоже опрокинули. В голове что-то зашумело. Неужели хмель появился?! Это здорово. Я боялся спугнуть это чувство и сидел, не шелохнувшись. Наступило легкое опьянение, оно нарастало и нарастало.
– Слава, ты что? – испуганно спросил Юра.
– Ничего, – я нехотя открыл глаза, – гад, ты мне хмель спугнул.
Голова стала абсолютно ясной и чистой:
– Тьфу на тебя. Тьфу на тебя три раза.
– Чего спугнул? – недоуменно спросил напарник.
– Чего-чего, – передразнил я его, – хмель, гад, спугнул ты мне. Я сижу и чувствую, как начинаю пьянеть, а тут ты лезешь со своими вопросами.
– Я смотрю, что ты сидишь и как кот, который гадит, в одну точку уставился, а потом и вовсе закрыл глаза. Ну, думаю, может, поперхнулся. Извини, что кайф тебе сломал. Может, еще догонишь?
– Хрен его догонишь, – досада меня разбирала, – но можно попробовать, наливай.
Я взял бутылку водки, которую Пашка вначале поставил на стол, и разлил по стаканам. Мы с Юркой не закусывали. Может, после смешения водки с коньяком удастся немного опьянеть. Я встал, держа стакан с водкой.
– Третий тост.
– Третий, – подхватил Юрка.
– Третий, – эхом отозвался Пашка.
Немного постояв молча, мы почти одновременно выпили и, не закусывая и не запивая, сели на свои места. Молча, не торопясь начали закусывать.
– Это правда, что в лоб будем Минутку брать? – спросил Пашка с набитым ртом.
– Правда, сынок, правда, – ответил я. Я знал, что он терпеть не мог, когда его называли «сынком». Пашка взвился:
– Какой я вам сынок! У меня у самого вот будет сынок.
Подумал и добавил:
– А может, дочка. А вы – «сынок, сынок».
– Так, Паша, сынка сделать большого ума не надо – это десятиминутное дело, а потом всю жизнь мучайся. Вот из тебя, как ни старались, а так человека и не сделали.
– Почему не сделали? – Пашка уже весь ощерился.
– Пьешь много, нам хамишь. А мы к тебе как к родному. Надо воспитывать. Как думаешь, Слава?
– Да, – я подхватил, – пора переходить к радикальным средствам. Ты какого хрена в эшелоне караул напоил? Пьяный часовой, да еще с оружием – преступник. Значит, ты пособник.
– Какой пособник?
– Обыкновенный, в тридцать седьмом приписали бы тебе диверсию и к стенке по законам военного времени. И пломбу свинцовую в затылок, – я коснулся пальцем его затылка, куда обычно стреляли при расстреле. Тот дернулся.
– Шутки, Вячеслав Николаевич, дурацкие.
Я закурил. Юрка и Пашка последовали моему примеру.
– Значит, так, Паша, – начал я, – пока нас не будет…
– А куда вы денетесь? – перебил меня Павел.
– В подвале будем сидеть, – огрызнулся я. – Не перебивай старших. С войсками, скорее всего, пойдем. Ты, сукин сын, отвечаешь головой за машину. И за все, что в ней находится. Если что, то… – я остановил жестом Пашку, который пытался меня перебить, – если что, то передашь вещи семьям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114