Какого черта шарахаетесь по нашей территории?
– Мы за водой для дивизиона ходили, когда шли, вас не было, а стали возвращаться, вот и напоролись. Людей мало, емкости тяжелые, разведку не выставили, все воду несли.
Лейтенант говорил и рассказывал от «мы», будто решение принимал не он, а коллегиально, хотя, скорее всего, так и было. Совсем «зеленый» еще. Было желание отчитать его, но сдержался. Пока сам шишек не набьет на свою упрямую башку, не поймет. Вот только «шишки» здесь могут быть первыми и последними. От этих мыслей я сплюнул. Болван, сам загнется и людей положит. Не удержался:
– В следующий раз, лейтенант, либо людей больше бери, либо баков меньше, а то в засаду угодишь, – понизив голос, сказал я, глядя на него исподлобья.
Тот поежился под взглядом, хотел, видимо, что-то ответить дерзкое, но потом передумал. Эх, зелень, у тебя на лице все твои мысли видно. Он помялся, потом жалостливо произнес:
– Товарищ капитан, разрешите с вами пару кварталов проехать, там уже наши, а то топать не хочется, да и на духов нарваться тоже неохота.
– Садись, вода у тебя из Сунжи? – задал я глупый вопрос, откуда она еще может быть.
– Да, из Сунжи. Пока набирали, нас два раза обстреляли, – похвастался лейтенант.
– Если бы хотели прикончить, то посадили бы одного снайпера, так и остался бы ты со своими баками на берегу. Где брали? – я по дороге к БМП развернул карту.
– Вот здесь, – Криков показал мне место недалеко от школы, пять кварталов вниз. – А вот отсюда стреляли.
– Ясно, мы там воду брать не будем, а то завтра они будут нас ждать. Вы хоть отпор им дали?
– Конечно.
– Ладно, садись.
Мы погрузились на броню. Вперед. Через два квартала лейтенант попросил остановиться.
Я дал команду, и машины остановились. Лейтенант Криков со своими бойцами спрыгнули и, помахав нам, пошли к своим, сгибаясь под тяжестью канистр и бидонов. Через полчаса мы прибыли на свой КП. Медики побежали к себе в медроту, сортировать трофеи.
Я прошел к своему кунгу, там сидел и подбрасывал дрова в печку Пашка.
– Рассказывай, что нового? – спросил я, снимая бронежилет.
– Ничего, все на совещании. Это правда, что будем Минутку брать?
– Правда, – сухо ответил я, – совещание долго идет?
– Часа полтора уже. Вас спрашивали неоднократно.
– Иду, – я на ходу закурил и вышел наружу.
Меся грязь ногами, я подошел к штабу, толпа офицеров и солдат, стоявших перед входом, оживленно что-то обсуждала. Не хотелось выбрасывать такой хороший окурок, да и вновь сидеть и обсуждать самоубийственные планы также не хотелось. Вопрос заключался в том, сколько сотен погибнет из нас. Не хотели вражьи души на «Северном» и в Москве долбить Минутку артиллерией и авиацией. И поджимали со сроками. Сейчас предстояло обсудить, какой батальон отдать на расстрел. Как уцелеть самим. Офицеры что-то мне пытались говорить, но я их не слушал, в голове уже обкатывал фразы и аргументы в пользу своего варианта, он до конца еще не оформился, но что-то забрезжило. Похоже, есть небольшой шанс сократить количество убитых и раненых. Окружающие, видимо, поняв мое состояние, оставили меня в покое. Я молча кивнул им, отшвырнул окурок, который, описав дугу, упал в грязь. Прямо как жизнь, промелькнуло в голове, вот так же, только войдет в зенит, как катится к закату. Сколько жизней в ближайшие дни придет к закату, не дойдя до пика своего расцвета. Войну придумывают старики, они уже импотенты, мудрость еще не пришла, а амбиций хватает, как у молодых, не хотят упускать свою власть, вот и придумывают так, чтобы молодежь умирала за стариковские идеалы. Они же, удовлетворив свои бессмысленные амбиции, будут теперь воровать деньги, отпущенные на восстановление разрушенного. А нас, свидетелей их безумия, временного помешательства, будут загонять в угол. Как это было с «афганцами». Сначала делали из них кумиров, героев, затем начали повествовать о том, что они наркоманы, пьяницы. Исходя из этого постулата, они якобы вырезали мирное население и могли-де воевать только с мирными жителями, с мощным противником им было не справиться. Затем не дали мужикам выговориться, загнали их в угол, обвинили во всех смертных грехах, объявили об «афганском синдроме», забыли, правда, потом перечислить все синдромы на территории Союза. Что ни «точка», то «синдром», многовато для одной страны, пусть даже и такой большой, как Россия.
Сам себя я «заводил», лучше прийти на совещание уже злым и «заведенным», чем войти и заводиться там. Все уже устали и отупели от бесконечных разговоров и тупикового положения. А тут заходишь агрессивный, злой, готовый порвать любого, кто не согласен с твоей точкой зрения. И привносишь свежую струю, новый взгляд на проблему. Идея начала уже выходить из подсознания. Главное, чтобы не было во Дворце Дудаева наших мужиков, а там мы можем их накрыть. Есть такая штука у саперов – для разминирования, не знаю, как называется, но работает великолепно. Представляет собой небольшую ракету с тремя двигателями, одним маршевым и двумя стартовыми. Эта хреновина взлетает и тащит за собой толстый шланг, набитый тротилом, летит строго в одном направлении. Когда шланг (мы называем его «кишкой») разматывается, то ракета падает, и через полторы секунды после падения тротил, что в «кишке», подрывается, и получается расчищенная колея где-то метра четыре в ширину. Применяется этот «Змей Горыныч» для проделывания проходов в минных полях. Те мины, что не взорвались, после детонации выбрасывает наружу.
И вот если подобраться поближе к этому екарному дворцу, да и пустить несколько «горынычей», то мало что останется от их богадельни. Главное, уничтожить нижние этажи, он высокий, неустойчивый – завалится вместе с содержимым и духами. Но это, опять же, чтобы внутри не было наших, а только духи. Я подошел к двери, автомат повесил на плечо, толкнул дверь.
– Разрешите присутствовать, товарищ полковник? – отвлек я Бахеля от объяснения.
Все командиры батальонов, их начальники штабов, заместители комбрига и офицеры штаба бригады склонились над картой. В темноте, у щели в оконном проеме, заложенном мешками с песком, курило человека четыре.
– Проходите, Миронов, как съездили?
– Все хорошо, товарищ полковник.
– Проходите, не мешайте, что неясно – спросите у окружающих, но потом.
Вновь он склонился над картой, водя по ней ручкой, как указкой. Я понял, что вопрос идет о штурме Госбанка. Значит, на карте бригада уже перебралась через мосты и успешно преодолела двести метров открытой местности под ураганным огнем противника, надо не забыть спросить, как это им удалось. Но это потом, сейчас не мешать командиру, придет мое время, и выскажу свою заготовку, так же, как и всякий присутствующий. Сначала будет говорить самый младший по званию и должности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
– Мы за водой для дивизиона ходили, когда шли, вас не было, а стали возвращаться, вот и напоролись. Людей мало, емкости тяжелые, разведку не выставили, все воду несли.
Лейтенант говорил и рассказывал от «мы», будто решение принимал не он, а коллегиально, хотя, скорее всего, так и было. Совсем «зеленый» еще. Было желание отчитать его, но сдержался. Пока сам шишек не набьет на свою упрямую башку, не поймет. Вот только «шишки» здесь могут быть первыми и последними. От этих мыслей я сплюнул. Болван, сам загнется и людей положит. Не удержался:
– В следующий раз, лейтенант, либо людей больше бери, либо баков меньше, а то в засаду угодишь, – понизив голос, сказал я, глядя на него исподлобья.
Тот поежился под взглядом, хотел, видимо, что-то ответить дерзкое, но потом передумал. Эх, зелень, у тебя на лице все твои мысли видно. Он помялся, потом жалостливо произнес:
– Товарищ капитан, разрешите с вами пару кварталов проехать, там уже наши, а то топать не хочется, да и на духов нарваться тоже неохота.
– Садись, вода у тебя из Сунжи? – задал я глупый вопрос, откуда она еще может быть.
– Да, из Сунжи. Пока набирали, нас два раза обстреляли, – похвастался лейтенант.
– Если бы хотели прикончить, то посадили бы одного снайпера, так и остался бы ты со своими баками на берегу. Где брали? – я по дороге к БМП развернул карту.
– Вот здесь, – Криков показал мне место недалеко от школы, пять кварталов вниз. – А вот отсюда стреляли.
– Ясно, мы там воду брать не будем, а то завтра они будут нас ждать. Вы хоть отпор им дали?
– Конечно.
– Ладно, садись.
Мы погрузились на броню. Вперед. Через два квартала лейтенант попросил остановиться.
Я дал команду, и машины остановились. Лейтенант Криков со своими бойцами спрыгнули и, помахав нам, пошли к своим, сгибаясь под тяжестью канистр и бидонов. Через полчаса мы прибыли на свой КП. Медики побежали к себе в медроту, сортировать трофеи.
Я прошел к своему кунгу, там сидел и подбрасывал дрова в печку Пашка.
– Рассказывай, что нового? – спросил я, снимая бронежилет.
– Ничего, все на совещании. Это правда, что будем Минутку брать?
– Правда, – сухо ответил я, – совещание долго идет?
– Часа полтора уже. Вас спрашивали неоднократно.
– Иду, – я на ходу закурил и вышел наружу.
Меся грязь ногами, я подошел к штабу, толпа офицеров и солдат, стоявших перед входом, оживленно что-то обсуждала. Не хотелось выбрасывать такой хороший окурок, да и вновь сидеть и обсуждать самоубийственные планы также не хотелось. Вопрос заключался в том, сколько сотен погибнет из нас. Не хотели вражьи души на «Северном» и в Москве долбить Минутку артиллерией и авиацией. И поджимали со сроками. Сейчас предстояло обсудить, какой батальон отдать на расстрел. Как уцелеть самим. Офицеры что-то мне пытались говорить, но я их не слушал, в голове уже обкатывал фразы и аргументы в пользу своего варианта, он до конца еще не оформился, но что-то забрезжило. Похоже, есть небольшой шанс сократить количество убитых и раненых. Окружающие, видимо, поняв мое состояние, оставили меня в покое. Я молча кивнул им, отшвырнул окурок, который, описав дугу, упал в грязь. Прямо как жизнь, промелькнуло в голове, вот так же, только войдет в зенит, как катится к закату. Сколько жизней в ближайшие дни придет к закату, не дойдя до пика своего расцвета. Войну придумывают старики, они уже импотенты, мудрость еще не пришла, а амбиций хватает, как у молодых, не хотят упускать свою власть, вот и придумывают так, чтобы молодежь умирала за стариковские идеалы. Они же, удовлетворив свои бессмысленные амбиции, будут теперь воровать деньги, отпущенные на восстановление разрушенного. А нас, свидетелей их безумия, временного помешательства, будут загонять в угол. Как это было с «афганцами». Сначала делали из них кумиров, героев, затем начали повествовать о том, что они наркоманы, пьяницы. Исходя из этого постулата, они якобы вырезали мирное население и могли-де воевать только с мирными жителями, с мощным противником им было не справиться. Затем не дали мужикам выговориться, загнали их в угол, обвинили во всех смертных грехах, объявили об «афганском синдроме», забыли, правда, потом перечислить все синдромы на территории Союза. Что ни «точка», то «синдром», многовато для одной страны, пусть даже и такой большой, как Россия.
Сам себя я «заводил», лучше прийти на совещание уже злым и «заведенным», чем войти и заводиться там. Все уже устали и отупели от бесконечных разговоров и тупикового положения. А тут заходишь агрессивный, злой, готовый порвать любого, кто не согласен с твоей точкой зрения. И привносишь свежую струю, новый взгляд на проблему. Идея начала уже выходить из подсознания. Главное, чтобы не было во Дворце Дудаева наших мужиков, а там мы можем их накрыть. Есть такая штука у саперов – для разминирования, не знаю, как называется, но работает великолепно. Представляет собой небольшую ракету с тремя двигателями, одним маршевым и двумя стартовыми. Эта хреновина взлетает и тащит за собой толстый шланг, набитый тротилом, летит строго в одном направлении. Когда шланг (мы называем его «кишкой») разматывается, то ракета падает, и через полторы секунды после падения тротил, что в «кишке», подрывается, и получается расчищенная колея где-то метра четыре в ширину. Применяется этот «Змей Горыныч» для проделывания проходов в минных полях. Те мины, что не взорвались, после детонации выбрасывает наружу.
И вот если подобраться поближе к этому екарному дворцу, да и пустить несколько «горынычей», то мало что останется от их богадельни. Главное, уничтожить нижние этажи, он высокий, неустойчивый – завалится вместе с содержимым и духами. Но это, опять же, чтобы внутри не было наших, а только духи. Я подошел к двери, автомат повесил на плечо, толкнул дверь.
– Разрешите присутствовать, товарищ полковник? – отвлек я Бахеля от объяснения.
Все командиры батальонов, их начальники штабов, заместители комбрига и офицеры штаба бригады склонились над картой. В темноте, у щели в оконном проеме, заложенном мешками с песком, курило человека четыре.
– Проходите, Миронов, как съездили?
– Все хорошо, товарищ полковник.
– Проходите, не мешайте, что неясно – спросите у окружающих, но потом.
Вновь он склонился над картой, водя по ней ручкой, как указкой. Я понял, что вопрос идет о штурме Госбанка. Значит, на карте бригада уже перебралась через мосты и успешно преодолела двести метров открытой местности под ураганным огнем противника, надо не забыть спросить, как это им удалось. Но это потом, сейчас не мешать командиру, придет мое время, и выскажу свою заготовку, так же, как и всякий присутствующий. Сначала будет говорить самый младший по званию и должности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114