Я только что из похода. Тем более, что только я и хожу в походы, воюя с союзниками Трои, а вы сидите в лагере.
– Ахилл, мы не можем далеко отходить от лагеря. Большая часть наших воинов пешие. Ты это знаешь.
– Знаю, тестюшка, знаю. Поэтому не упрекаю вас. Сидите себе у кораблей и не тревожьте тех, кто воюет.
– Ахилл, если я не найду чем накормить армию к вечеру, большая часть разбежится. Ты останешься один. И тогда все троянские союзники навалятся на тебя и уничтожат.
– Я непобедим!
– Брось, дорогой. Мы не на площади. У тебя хорошие кони, и ты умело уходишь от встреч с превосходящими силами. И поединщик ты отменный. Но против всех союзников Трои не устоишь.
– А что, ты тоже уйдешь вместе со всеми? Так что ли?
– Нет! Останусь тут, как дурак, с тобой, когда мои воины уплывут вместе со всеми! Хватит чванится, зятек! Кто ждет тебя дома без победы и добычи? Твой папаша уже давно забыл о том, что царство надо оставлять тебе. У него от новых жен уже куча наследников.
– Я перебью их всех!
– Попытайся, дорогой, попытайся. Но что-то они тебя не очень боятся. А вот твой собственный сын Неоптолем живет со своей матерью на Скиросе, и даже не суется во владения папаши. То есть, тебя. Знает, что владений этих нет. Ни в Тавриде, ни в Мирмидонии. Ладно, хватит болтать. Дашь провиант, или нет?
– Взаймы, тестюшка, взаймы. Когда подойдут твои собственные корабли, дашь мне в два раза больше.
– Я тебе это запомню.
– И я тебе, тестюшка.
Они действительно разбегутся. Этот дурак Паламед говорит то, что они хотят услышать. Ладно, великолепный повод отомстить этому дураку за все. Эх, если бы не он! Сидел бы сейчас в Итаке, и смотрел, как остальные царства загибаются. Вот тогда бы уж точно стал царем царей.
– Привет, Одиссей, – Агамемнон в сопровождении небольшой свиты шел от кораблей Ахилла.
– Приветствую, командующий.
Чего это он так? – подумал Агамемнон. Вроде раньше не замечал за ним особой лояльности. Между тем Одиссей продолжал.
– Надо держаться, Агамемнон. Слова Паламеда на руку троянцам. И мне кажется, что это не спроста.
Ночью Одиссей подкинул в шатер Паламеда мешок с золотом. А потом написал письмо, якобы от Приама к Паламеду. В письме Приам обещал Паламеду денег за агитацию против продолжения войны.
Письмо дали пленному троянцу, которого отправили в город.
В эту ночь охрану лагеря осуществлял отряд Одиссея.
– Цари, убит троянский лазутчик! – вбежал в палатку Агамемнона, где собрались все цари, начальник караула.
– И что? – спросил командующий.
– При нем письмо. – Он выложил перед Агамемноном залитое кровью послание.
– Читай, командующий, – раздалось несколько голосов.
Агамемнон начал читать. Воцарилась полная тишина. Когда он закончил, Паламед воскликнул.
– Клевета!
– Это легко проверить, – сказал Одиссей. – Давайте обыщем палатку Паламеда. И проверим, нет ли там того золота, о котором пишет Приам.
– Обыскивайте! У меня ничего нет! – уверенно сказал Паламед.
Золото нашли. Причем, ровно столько, сколько было упомянуто в письме. Паламеда забили камнями как изменника.
«Нет правды между людьми! Правда умерла прежде меня!», – сказал Паламед умирая.
– Так будет с каждым, кто польстится на посулы троянцев! – заявил на следующий день Агамемнон перед строем молчаливых воинов. – Мы знаем, не один Паламед получал деньги Приама. Но Паламед был царь, и мы считали его самым честным. Поэтому мы слушали его внимательно. С другими так разбираться не станем. Кто говорит об окончании войны, сразу будет объявлен изменником! Поняли!!!
Строй угрюмо молчал.
На горизонте показалось несколько кораблей.
– Сегодня вечером всем тройная порция вина! Перебоев с провиантом больше не будет! И подтянитесь, Аид вас побери! Послезавтра идем на штурм!
Глава 16. Богини берутся за копья
– Ну, что сестрица, теперь ты довольна?
Аполлон и Афродита сидели на склоне горы Ида, возвышавшейся над Троей. Олимпийцы теперь почти не уходили с этой горы, наблюдая за ходом войны. Боги все больше втягивались в нее. Они давно уже заменили царей в Элладе. И имели в этой войне, как сказал бы нынешний политтехнолог, политические и экономические интересы.
– Чем я должна быть довольна, Купала? – Афродита все чаще называла Аполлона его северным именем.
– Как чем? Разве не ты все это затеяла?
– А ты мне не помогал?
– Помогал, конечно. Кто же устоит перед твоими ласками.
– Брось, Купала. Не захотел бы сам, не помогал. Забыл, что ли твои счеты к Зевсу?
– Знаешь, мы, волхвы, отличаемся хорошей памятью, но в последнее время стал замечать, что в этой круговерти событий стал забывчив, как смертный.
– Мы все здесь становимся понемногу смертными. Зря мы сразу просто не улетели назад, как только поняли, что Олимп это не Лысая гора.
– Я слышал это от тебя, наверное, тысячу раз.
– Жизнь тупых смертных вообще вещь однообразная. Здесь все повторяется гораздо большее число раз.
– Ладно, что мы имеем сейчас?
– К Трое движутся армии фараона и царя хеттов.
– Все, твои владыки исчерпали возможности своих вассалов. Вступают в бой сами.
– Да. Но к их удивлению, они не смогли выставить очень уж много воинов. Их силы на исходе, хотя они не воевали.
– Тебя это удивляет?
– Да что я в этом понимаю?!
Афродита действительно не понимала в военно-экономическом противоборстве ничего. Кстати, мало понимали в этом даже некоторые руководители далекого от времен троянской войны двадцатого века.
Однако, Афродите это было простительно. А вот этим дуракам, века двадцатого, нет. Ибо в соответствующих учебниках написано: «Длительное, более пяти лет, безвозмездное отчуждение более трети внутреннего продукта, даже при отсутствии военных потерь, ведет к последствиям сопоставимым с полномасштабным военным поражением».
Этакий, «самострел» в масштабе страны. Это самоубийство и совершили египетский фараон и царь хеттов. Как впрочем, и фактический глава Эллады Зевс.
И руководители СССР, одного из последних наследников восточных деспотий.
Но гораздо позже.
В конце века двадцатого.
– А что делать теперь нам? – спросил Аполлон.
– Продолжать вредить ахейцам, как можем. Ибо, боюсь, Троя и так обречена. А почитатели Зевса должны победить с возможно большими потерями.
– И что тогда?
– Пока не знаю, но кое-что уже понимаю.
В лагере ахейцев бушевал мор. Он периодически нападал на воинов Эллады, и заканчивался почти так же регулярно, когда вымирало определенное количество людей, а оставшиеся начинали более тщательно соблюдать гигиену.
Впрочем, этой закономерности пока никто, кроме Аполлона не заметил.
На этот раз мор был более масштабным, и более остро воспринимался, ибо ахейских воинов оставалось совсем немного.
Аполлон сам хотел разыграть этот психологический этюд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100