Фамилии! — потребовал Вирхов.
— Фамилии не назову, — заявил с гордостью Фридрих. — А билет остался. Это что, преступление — посещать Пассаж? Совсем человеческий блик потеряли! Не знают, как еще связать по рукам и ногам свободного человека.
— Последний раз спрашиваю, — Вирхов повысил голос, — был ли с вами в театре господин Балобанов?
— У него и спрашивайте, — упорствовал студент. — А я был со своей подружкой Зиной. Да и других хорошеньких барышень там было много. Я мальчиками не интересуюсь.
Опасаясь сорваться и впасть в неподобающий гнев, Вирхов резко повернулся и вышел. Тернов посеменил за ним.
Разговор в прихожей с тощей бабой не дал никаких результатов: то ли она прикидывалась бестолковой, то ли в самом деле была глупа, как пробка, — студент проживал один, об интересующем Вирхова госте жильца сообщить ничего не могла, зато охотно переводила разговор на квартирующую здесь же молоденькую швею, шаставшую ночами в комнатенку студента.
Только на улице следователь отдышался и сказал помощнику, тщательно скрывая жалобные нотки в голосе:
— Был бы агент, поставили бы капкан, а так не уследишь. Предупредит, злодей, своего дружка-шахматиста, скроется убийца с концами.
— Ничего, Карл Иваныч, не огорчайтесь, что-нибудь придумаем, — ободрил начальника Тернов. — Не улетит от нас эта птичка, не сомневайтесь.
Оба сыщика, пошептавшись с дворником и дав ему строгие указания — при появлении темноволосого дружка квартиранта сообщить, в глубочайшем расстройстве пошли по солнечной стороне улицы
Карл Иванович, повидав дружка убийцы, только уверился в мысли, что безухий китаец не был причастен к шпионской деятельности. Вряд ли этот дерзкий шахматист и его дружок занимались шпионажем — не лезли бы тогда на рожон в общении с властью. Наоборот, всячески бы мимикрировали, втирались в доверие, стремились разнюхать что-то ценное под видом дружелюбных бесед… Он досадовал, что никак не может придумать версию случившегося. Если разматывать китайский след, то при чем тут элегантный европеец Балобанов? Подкуплен тайной службой китайской императрицы?
— А не играл ли этот китаец Ерофей в шахматы? — неожиданно спросил он у Тернова. — В его логове шахматы были?
— Нет, Карл Иваныч, ничего подобного не видел, — начинающий юрист понял ход мысли начальника. — Убитый скрывался, это верно. Боялся, что китайские власти подошлют к нему убийц. Оно и понятно, мутил воду в Китае, пренебрегал традициями предков, восхищался Западом, европейской цивилизацией. Призывал выйти из азиатского средневековья. Впрочем, все это может быть легендой прикрытия.
— Вот если б наш Император так держался за традиции предков! — посетовал Вирхов, оставив без внимания последнюю фразу Тернова. — Отрубал бы уши либеральным писакам… А то распоясались. Каждое утро встаешь в страхе: какую еще гадость выдумают и пустят гулять по миру?
Они вышли на Каменноостровский, потолклись у афишной тумбы с телеграммами о военных действиях, почитали о новых назначениях, о пожертвованиях от российских городов на нужды фронта, послушали сплетни. Болтали о падении Порт-Артура и столь же уверенно о полном разгроме японцев. Раздосадованные противоречивостью слухов сыщики двинулись было дальше, но рядом с ними затормозил, обдав их галоши снежной пылью, возница.
— Не прокатить ли, ваш сияство, с ветерком?
Вирхов обернулся на басовитый голос и узрел улыбку с торчащим из бороды длиннющим клыком.
— А, Герасим Силыч! — обрадовался он как старому знакомому вчерашнему извозчику. — Никак тебе от меня не отделаться!
Тот добродушно засмеялся и подождал, пока Вирхов и Тернов угнездятся под полостью.
— Ну, Силыч, как думаешь, победят наши японца? — подстрекнул возницу Вирхов.
Тот, хохоча утробой, поднял руку на аршин от козел.
— Вот экакеньких-то да не одолеть?
— А если побьют?
— Голову то есть об панель тогда себе расшибу. — Возница повернулся и хитро спросил: — Нашли вы, ваш сияство, вчерашнего шутника?
— Еще не успел, братец, — посерьезнел Вирхов, — больно ты скор.
— Зато я нашел, — ухмыльнулся извозчик, натягивая вожжи.
— Погоди-погоди, стой! — встревожился следователь. — Докладывай по порядку.
— Чего уж, дело прошлое, — охотно пояснил Герасим. — Сел он сегодня ко мне, смеется, просит прощения за шутку. Радуется солнышку, да что снег не идет. Деньги сувал — за давешнюю шутку, говорит.
— Ну а ты? А ты? — ошарашенный Вирхов растерялся.
— А что я? Я уж его пуганул. Деньги, знамо дело, взял, чай, трудовые, заработанные. Да пугнул: мол, господин Вирхов сильно гневался за шуткарство ваше. Сердился, мол, как ни рядись, все равно узнают. Дерзит, мол, молодежь.
— Ты, братец, хватил через край, — Вирхов поморщился.
— Пусть знает, как баловать, — назидательно ответил Герасим Быков. — А для пущей острастки, говорю, будет господин следователь личину менять, дабы шутника изловить.
— Это доктор Коровкин предлагал. Несерьезно, конечно, — пояснил следователь удивленному Тернову и вновь обернулся к вознице: — А где ж ты встретил этого шутника?
— На Выборгской у вокзала. Случайно.
— А ты уверен, что случайно? Не поджидал ли он тебя умышленно?
— Не, откуда ж ему знать, что я там проезжаю? Я его завсегда от Шахматного клуба возил.
— И куда ж ты его отвез сегодня? — вступил Тернов. — На патриотическую манифестацию?
— Куда ему! — обиделся извозчик. — Поехал кутить в ресторан «Семирамида»!
ГЛАВА 9
Впервые в жизни доктору Коровкину не дали возможности оказать медицинскую помощь пострадавшему. Толпа на Дворцовой после минутной заминки стала стремительно рассыпаться во все стороны, увлекая за собой доктора и Муру. Тотчас в дело вступили конные казаки и полицейские, криками понуждая очистить место преступления. Они без разбора хватали замешкавшихся зевак и сгоняли их в кучки, размахивая нагайками.
Доктор не выпускал руки Марии Николаевны Муромцевой, так неосмотрительно завлекшей его на манифестацию. Он давно бросил злосчастный флаг и старался уберечь девушку от толчков. Мура, будучи в шоковом состоянии, повиновалась. Наконец, они остановились. Над северной столицей по-прежнему сияло низкое холодное солнце. Оно раскидывало ослепительные искры на заснеженных крышах, на сугробах, на белоснежных ветвях деревьев Александровского сада. Солнце заглядывало в глаза бежавшим, и растерянные люди спотыкались и жмурились от дразнящего, слепящего света. Им не верилось, что нашлись изверги, уроды, душегубы, которые оказались глухи к патриотическому воодушевлению горожан, нечувствительны к ласковым словам Государя, и исполнили гнусное преступление прямо в гуще народной.
— За что убили этого человека? — Мура подняла бледное лицо к доктору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
— Фамилии не назову, — заявил с гордостью Фридрих. — А билет остался. Это что, преступление — посещать Пассаж? Совсем человеческий блик потеряли! Не знают, как еще связать по рукам и ногам свободного человека.
— Последний раз спрашиваю, — Вирхов повысил голос, — был ли с вами в театре господин Балобанов?
— У него и спрашивайте, — упорствовал студент. — А я был со своей подружкой Зиной. Да и других хорошеньких барышень там было много. Я мальчиками не интересуюсь.
Опасаясь сорваться и впасть в неподобающий гнев, Вирхов резко повернулся и вышел. Тернов посеменил за ним.
Разговор в прихожей с тощей бабой не дал никаких результатов: то ли она прикидывалась бестолковой, то ли в самом деле была глупа, как пробка, — студент проживал один, об интересующем Вирхова госте жильца сообщить ничего не могла, зато охотно переводила разговор на квартирующую здесь же молоденькую швею, шаставшую ночами в комнатенку студента.
Только на улице следователь отдышался и сказал помощнику, тщательно скрывая жалобные нотки в голосе:
— Был бы агент, поставили бы капкан, а так не уследишь. Предупредит, злодей, своего дружка-шахматиста, скроется убийца с концами.
— Ничего, Карл Иваныч, не огорчайтесь, что-нибудь придумаем, — ободрил начальника Тернов. — Не улетит от нас эта птичка, не сомневайтесь.
Оба сыщика, пошептавшись с дворником и дав ему строгие указания — при появлении темноволосого дружка квартиранта сообщить, в глубочайшем расстройстве пошли по солнечной стороне улицы
Карл Иванович, повидав дружка убийцы, только уверился в мысли, что безухий китаец не был причастен к шпионской деятельности. Вряд ли этот дерзкий шахматист и его дружок занимались шпионажем — не лезли бы тогда на рожон в общении с властью. Наоборот, всячески бы мимикрировали, втирались в доверие, стремились разнюхать что-то ценное под видом дружелюбных бесед… Он досадовал, что никак не может придумать версию случившегося. Если разматывать китайский след, то при чем тут элегантный европеец Балобанов? Подкуплен тайной службой китайской императрицы?
— А не играл ли этот китаец Ерофей в шахматы? — неожиданно спросил он у Тернова. — В его логове шахматы были?
— Нет, Карл Иваныч, ничего подобного не видел, — начинающий юрист понял ход мысли начальника. — Убитый скрывался, это верно. Боялся, что китайские власти подошлют к нему убийц. Оно и понятно, мутил воду в Китае, пренебрегал традициями предков, восхищался Западом, европейской цивилизацией. Призывал выйти из азиатского средневековья. Впрочем, все это может быть легендой прикрытия.
— Вот если б наш Император так держался за традиции предков! — посетовал Вирхов, оставив без внимания последнюю фразу Тернова. — Отрубал бы уши либеральным писакам… А то распоясались. Каждое утро встаешь в страхе: какую еще гадость выдумают и пустят гулять по миру?
Они вышли на Каменноостровский, потолклись у афишной тумбы с телеграммами о военных действиях, почитали о новых назначениях, о пожертвованиях от российских городов на нужды фронта, послушали сплетни. Болтали о падении Порт-Артура и столь же уверенно о полном разгроме японцев. Раздосадованные противоречивостью слухов сыщики двинулись было дальше, но рядом с ними затормозил, обдав их галоши снежной пылью, возница.
— Не прокатить ли, ваш сияство, с ветерком?
Вирхов обернулся на басовитый голос и узрел улыбку с торчащим из бороды длиннющим клыком.
— А, Герасим Силыч! — обрадовался он как старому знакомому вчерашнему извозчику. — Никак тебе от меня не отделаться!
Тот добродушно засмеялся и подождал, пока Вирхов и Тернов угнездятся под полостью.
— Ну, Силыч, как думаешь, победят наши японца? — подстрекнул возницу Вирхов.
Тот, хохоча утробой, поднял руку на аршин от козел.
— Вот экакеньких-то да не одолеть?
— А если побьют?
— Голову то есть об панель тогда себе расшибу. — Возница повернулся и хитро спросил: — Нашли вы, ваш сияство, вчерашнего шутника?
— Еще не успел, братец, — посерьезнел Вирхов, — больно ты скор.
— Зато я нашел, — ухмыльнулся извозчик, натягивая вожжи.
— Погоди-погоди, стой! — встревожился следователь. — Докладывай по порядку.
— Чего уж, дело прошлое, — охотно пояснил Герасим. — Сел он сегодня ко мне, смеется, просит прощения за шутку. Радуется солнышку, да что снег не идет. Деньги сувал — за давешнюю шутку, говорит.
— Ну а ты? А ты? — ошарашенный Вирхов растерялся.
— А что я? Я уж его пуганул. Деньги, знамо дело, взял, чай, трудовые, заработанные. Да пугнул: мол, господин Вирхов сильно гневался за шуткарство ваше. Сердился, мол, как ни рядись, все равно узнают. Дерзит, мол, молодежь.
— Ты, братец, хватил через край, — Вирхов поморщился.
— Пусть знает, как баловать, — назидательно ответил Герасим Быков. — А для пущей острастки, говорю, будет господин следователь личину менять, дабы шутника изловить.
— Это доктор Коровкин предлагал. Несерьезно, конечно, — пояснил следователь удивленному Тернову и вновь обернулся к вознице: — А где ж ты встретил этого шутника?
— На Выборгской у вокзала. Случайно.
— А ты уверен, что случайно? Не поджидал ли он тебя умышленно?
— Не, откуда ж ему знать, что я там проезжаю? Я его завсегда от Шахматного клуба возил.
— И куда ж ты его отвез сегодня? — вступил Тернов. — На патриотическую манифестацию?
— Куда ему! — обиделся извозчик. — Поехал кутить в ресторан «Семирамида»!
ГЛАВА 9
Впервые в жизни доктору Коровкину не дали возможности оказать медицинскую помощь пострадавшему. Толпа на Дворцовой после минутной заминки стала стремительно рассыпаться во все стороны, увлекая за собой доктора и Муру. Тотчас в дело вступили конные казаки и полицейские, криками понуждая очистить место преступления. Они без разбора хватали замешкавшихся зевак и сгоняли их в кучки, размахивая нагайками.
Доктор не выпускал руки Марии Николаевны Муромцевой, так неосмотрительно завлекшей его на манифестацию. Он давно бросил злосчастный флаг и старался уберечь девушку от толчков. Мура, будучи в шоковом состоянии, повиновалась. Наконец, они остановились. Над северной столицей по-прежнему сияло низкое холодное солнце. Оно раскидывало ослепительные искры на заснеженных крышах, на сугробах, на белоснежных ветвях деревьев Александровского сада. Солнце заглядывало в глаза бежавшим, и растерянные люди спотыкались и жмурились от дразнящего, слепящего света. Им не верилось, что нашлись изверги, уроды, душегубы, которые оказались глухи к патриотическому воодушевлению горожан, нечувствительны к ласковым словам Государя, и исполнили гнусное преступление прямо в гуще народной.
— За что убили этого человека? — Мура подняла бледное лицо к доктору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58