— Да это, да это, — возмущение перехватило горло Муре, и она с трудом подбирала слова, — в такое время… такой разврат…
— Вот тут-то я и увидел вашу подругу, которая, видимо, попалась на удочку патриотических негодяев и собиралась ехать на фронт спасать раненых. Но попала она в логово низких тварей. Собственными ушами слышал, как гнусный типчик вел ее в притон на колесах и ныл, что одному из героев нужна помощь и сострадание…
— А японец? — заинтересовалась Мура.
— Не заметил, как исчез, потерял из виду, — сказал Таволжанский. — Ну а когда бедная девушка оказалась в кругу насильников и негодяев и начала кричать, оказывать сопротивление, тут-то я и вмешался. Открыл стрельбу! Схватил ее за руку и кое-как помог выбраться из этой грязной дыры. Едва добился имени и адреса, привез сюда, сдал на руки родителям. Думал, беда миновала. А она, оказывается, бедняжка, решила с горя наложить на себя руки.
Мура утирала набежавшие слезы. Она не знала, говорить ли зининому спасителю о том, что ее подруга сегодня потеряла жениха, — имя Глеба Каротыгина стояло в списке погибших на крейсере «Паллада», он умер от отравления газом при взрыве мины, снаряженной мелинитом.
Мичман неожиданно вскочил и вытянулся. В гостиной появился усталый Клим Кириллович в сопровождении господина Безсонова. Жизнь Зиночки была вне опасности, и доктор со спокойным сердцем перепоручил пациентку заботам матери и прислуги. Отец несчастной девушки предложил мужчинам выпить и закусить — рюмка водки была принята ими как успокоительное лекарство.
Только после этого в сопровождении доктора Коровкина Мария Николаевна, убеждаемая родителями подруги, что сиделок в доме и так достаточно, отбыла домой. Обратная дорога разочаровала Муру. В тайне она надеялась, что доктор Коровкин вернется к прерванному объяснению. Или претендентом на руку Муры он назвал себя шутя? Но Клим Кириллович молчал. Объяснения так и не состоялось. Доктор высадил ее у дома, сопроводил в квартиру. Елизавета Викентьевна встретила дочь вопрошающим взглядом и, выслушав отчет о Зиночке, тяжко вздохнула…
Бледный зимний рассвет едва рассеивал сумрак спальни, и Мура бездумно смотрела в потолок… На соседней кровати мирно посапывала ее старшая сестра, обрученная с генералом Фанфалькиным, чей подозрительный камердинер в темное позднее время вынюхивал что-то на запасных путях Николаевской железной дороги, возможно, считал вагоны с орудиями, с воинским снаряжением…
Теперь в совершенно ином свете виделось Муре страстное желание сестры отправиться на театр боевых действий. И генерал Фанфалькин не возражает против того, что его невеста пустится в такой опасный путь! А если в соседнем вагоне поедет какой-нибудь лощеный красавец, склонный к эротическому насилию?
Когда мичман Таволжанский рассказывал о прихоти ночного красавца, Мура представляла себе Илью Михайловича Холомкова… Может быть, потому что втайне считала его самым красивым мужчиной, встреченным ею в жизни?
Некоторое время Мура размышляла, стоит ли говорить родителям о ночных похождениях камердинера генерала Фанфалькина? Но потом решила, что только напрасно их встревожит. Кроме того она была уверена, что неугомонный мичман не оставит своих попыток выявить японскую резидентуру в столице Российской империи и не спустит глаз с подозрительного Басы.
Поднявшись с постели, Мария Николаевна быстро привела себя в порядок, быстро позавтракала. Она хотела наведаться в свою контору, чтобы проконтролировать действия Софрона Ильича Бричкина, узнать, удалось ли ему выяснить, кто охотится за несчастным королевским отпрыском и в чем тайна Орлеанской девственницы. Наверняка ее помощник провел ночь в засаде на Роменской.
Всю дорогу до Пустого переулка она размышляла о предстоящем замужестве Брунгильды, о скрытности сестры, нашедшей избранника тайком от родителей и от нее, Муры. О горькой судьбе Зиночки, лишившейся если не настоящего жениха, то любимого человека. О счастье Сонечки Смирновой, чей жених, полярный моряк Колчак, был подлинным героем. И о Климе Кирилловиче. Вчера, когда он шутливо назвал себя претендентом на ее руку, она едва скрыла ликование: неужели он влюблен в нее? А ведь его жизнь может быть в любой момент востребована Отечеством, — как она будет жить без него? Неожиданное, пусть и шутливое предложение, внесло в ее отношение к доктору нечто совершенно новое, что она еще и сама не понимала, но мысли о нем заставляли сердце биться сильнее.
К ее удивлению, дверь детективного бюро оказалась на замке, а сам господин Икс вопреки обыкновению отсутствовал. В холодной, непротопленной конторе Мура огляделась. Похоже, Софрон Ильич сегодня не приходил.
Мария Николаевна облачилась в свой служебный наряд и уселась за стол в ожидании Брички-на или клиентов. Время тянулось медленно, желающих воспользоваться услугами детективного бюро не обнаруживалось. Хорошо, что на улице ей попался торговец газетами, — теперь она погрузилась в чтение «Петербургского листка», за который ей пришлось заплатить аж полтинник: из-за японских событий газеты шли нарасхват. «Листок» она читала редко, потому что отец не выписывал желтую прессу, считал ниже своего достоинства и дочерей не приваживал.
От печальной военной хроники она перешла к описанию вчерашней манифестации, патриотический и возвышенный дух которой не смогла затмить даже случившаяся на площади смерть купца. Газетчик расценивал убийство купца как происки врагов России, решившихся на провокацию, дабы поколебать единение Государя с народом.
Потом ее внимание привлек фельетон бойкого борзописца, где в комических красках расписывалось вчерашнее происшествие с болонкой госпожи Бирон. Особенно колоритной вышла фигура следователя: болонка мешала ему выпить с другом, отчего служака разъярялся, грозил револьвером, а в коричневом пакете булькали бутылки. Суд собачьей Фемиды был скор. Владелец оскорбившего болонку пуделя заплатил рубль за лечение пострадавшей, а подсудимый обязан был отныне и навеки ходить в наморднике.
Фамилии следователя не называлось, стояло лишь г-н В-въ, но Мура почему-то представила себе именно Карла Ивановича Вирхова.
У газетчиков не было особенных причин потешаться над Вирховым: он привел на скамью подсудимых уже не одного убийцу и насильника.
А вот автор фельетона, Маныч-К-нъ, над героем потешался! В последнем абзаце он сообщал, что сегодня по приказу господина следователя будет произведена массовая облава на собак, всех пойманных заключат на старую гауптвахту, сохранившуюся с петровских времен. Собак закуют в намордники, и желающие горожане в полдень смогут прийти и бурными аплодисментами приветствовать героического укротителя, когда он после выстрела полуденной пушки на Петропавловке появится на крыльце…
И госпожа Бирон, представительница немецкого населения Петербурга, выглядела в фельетоне весьма непривлекательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58