– Нет. Если бы обнаружил, я, может быть, сумел бы его испортить.
– Вы его узнаете, если увидите?
– В этом одна из трудностей. Могу и не узнать. Я знаю, как обычно выглядит гипертранслятор, и знаю способы проверки подозрительных предметов. Но этот корабль последней модели, имеющей специальное назначение. Гипертранслятор может быть встроен таким образом, что никаких признаков не будет видно.
– Но с другой стороны, возможно, что его на корабле нет, поэтому вы и не нашли его.
– Я не смею предположить это, и мне не хотелось бы делать прыжок, пока я не узнаю.
Пилорат просиял.
– Так вот почему мы, можно сказать тащимся через космос. А я удивлялся, почему мы не сделали прыжка. Я слышал о нем, видите ли, и чуточку нервничал, и все думал, когда же вы прикажете мне привязаться, или принять пилюлю, или еще что-нибудь такое.
Тревиз улыбнулся.
– Не опасайтесь. Сейчас не старое время. На таком корабле, как этот, все осуществляется компьютером. Ему дается команда, а он уже делает все остальное. Мы не знаем, как все это происходит, видим только, что космос неожиданно изменился. Если вы когда-нибудь видели показ слайдов, то вы знаете, что происходит, когда слайд вдруг заменяется другим. Так вот, прыжок похож на это.
– Подумать только! Ничего не чувствуешь? Поразительно! Мне кажется, это даже слегка разочаровывает.
– Лично я никогда ничего не чувствовал, а корабли, на которых я был, не были такими усовершенствованными, как этот наш новорожденный. Но мы не совершили прыжка не из-за гипертранслятора. Нам нужно отойти чуть подальше от Терминуса – и от солнца, конечно. Чем дальше мы будем от любого массивного объекта, тем легче будет управлять прыжком – снова возникнуть в пространстве в точно желаемых координатах. В крайней необходимости можно рискнуть на прыжок, находясь всего в двухстах километрах от поверхности планеты и надеяться, что вам повезет и вы вынырните и можете в разумных пределах рассчитывать на безопасность. Однако, всегда существует вероятность, что случайные факторы приведут к появлению нашего корабля в нескольких миллионах километров от большой звезды или центра Галактики – и вы сгорите раньше, чем успеете мигнуть. Чем дальше от массы, тем меньше факторов такого рода и меньше вероятности, что случится что-либо неприятное.
– В таком случае, я хвалю вашу осторожность. Никто вас не торопит.
– Точно. Тем более, что я умираю от желания сначала отыскать гипертранслятор или убедиться, что его здесь нет.
Тревиз, похоже, снова погрузился в задумчивость, и Пилорат сказал, слегка возвысив голос, чтобы преодолеть барьер озабоченности Тревиза:
– А это будет много позже?
– Что?
– Я хочу сказать – когда мы сделали бы прыжок, если бы вы не занимались гипертранслятором, мой дорогой?
– При нашей теперешней скорости и траектории – я бы сказал, дня через четыре. Точное время я установлю на компьютере.
– Ну, тогда вам остается на поиски еще два дня. Не могу ли я внести предложение?
– Валяйте.
– Я всегда знал о своей работе – совсем отличной от вашей, разумеется, но мы, может быть, можем обобщить – что погружение в частную проблему самоубийственно. Почему бы не расслабиться и не поговорить о чем-нибудь другом, тогда ваше подсознание, освобожденное от груза сосредоточенной мысли, может решить для вас вашу проблему.
Тревиз сначала посмотрел на него с раздражением, но тут же улыбнулся. – Не что же, почему бы и нет? Расскажите, профессор, почему вы интересуетесь Землей? Что вызвало эту странную идею об особой планете, с которой мы все вышли?
– Ах! – Пилорат закивал, вспоминая. – Это случилось давно. Больше тридцати лет назад. Когда я поступил в колледж, я собирался стать биологом. Меня в особенности интересовали вариации видов на различных планетах. Вариации, как вы знаете – а может и не знаете – только не обижайтесь на мои слова – очень малы. Все формы жизни в Галактике по крайней мере, все, с которыми мы сталкивались, имеют химию протеино-нуклеиновой кислоты на водной основе.
– Я учился в военном колледже с уклоном в нуклонику и гравитацию, сказал Тревиз, – но я не узкий специалист. Я мало знаю насчет химической основы жизни. Нас учили, что вода, протеины и нуклеиновые кислоты единственная форма жизни.
– Это, я думаю, неопределенное заключение. Лучше сказать, что мы не обнаружили другую форму жизни – но пока оставим это. Самое удивительное в местных видах – что видов, имеющихся только на одной планете, очень незначительное число. Большинство, включая гомо сапиенса в частности, расположены по всем мирам Галактики и тесно связаны биологически, физиологически и морфологически. С другой стороны, местные виды очень отличаются по характеристикам как от широко распространенных форм, так и друг от друга.
– Ну и что же?
– Отсюда вывод, что один мир в Галактике – единственный мир – отличен от всех остальных. На десятках миллионах миров Галактики – никто точно не знает, сколько их – развилась жизнь. Простая жизнь, разбросанная, слабая, но очень разнообразная, нелегко сохраняющаяся и нелегко распространяющаяся.
Один мир, один, единственный, развил жизнь в миллионах видов – некоторые очень специализированные, высокоразвитые, очень склонные множиться и распространяться – сюда относимся и мы. Мы были достаточно умны, чтобы основать цивилизацию, развить гиперпространственные полеты и колонизировать Галактику. Распространяясь по Галактике, мы взяли с собой много других форм жизни – форм связанных друг с другом и с нами.
– Если вы не перестали думать об этом, – почти безразлично сказал Тревиз, – то, я полагаю, не без причин. Я хочу сказать, что мы здесь в человеческой Галактике. Если предположить, что все началось на какой-то одной планете, то значит, эта одна планета должна быть совсем другой. Почему бы и нет?
Шансы, что жизнь разовьется так пышно, должны быть чрезвычайно малы – может, один на сто миллионов, так что это подтверждает, что возникновение жизни произошло в одном мире на сотни миллионов. Такое могло быть.
– Но что именно сделало этот особый мир таким отличным от других?
возбужденно спросил Пилорат. – Какие условия сделали его таким уникальным?
– Просто случайность, возможно. В конце концов, человеческие существа и те формы жизни, которые они привезли с собой существуют теперь на десятках миллионов планет, на всех, которые могут поддерживать жизнь; так что эти миры должны быть достаточно хороши.
– Нет! Поскольку человеческий род эволюционировал, развивал технологию, сплотился в тяжелой борьбе за выживание, он смог адаптироваться на любой планете, которая оказалась хоть сколько-нибудь гостеприимной – на Терминусе, скажем. Но можете ли вы представить разумную жизнь, возникшую и расцветшую на Терминусе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106