У нас человек либо живой и получает питание, либо мертвый и похоронен. Живых мы не хороним, а мертвых не кормим.
- Что ж теперь делать? - в задумчивости произнес Семен, думая уже совсем не о покойном старике.
- Мне посылочку! - закричал Досифей Лазаревич, подняв вверх ладонь, как в школе, - Я одинокий, и мне никто никогда не присылал посылочек!
- Замолчите сейчас же, - строго сказала Герцеговина Ивановна старику, и идите быстро в корпус!
Досифей Лазаревич покорно юркнул в стеклянную дверь и оттуда погрозил Семену кулаком. У Семена был такой растерянный вид, что Герцеговина Ивановна сжалилась над ним. К тому же Семен был симпатичным парнем на красивой импортной машине, которую Герцеговина Ивановна увидела в окно своего кабинета. А она была одинокой в личной жизни, хоть и заведовала Домом престарелых.
- Пройдемте в мой кабинет, - томно сказала она Семену. - По-моему, у Голубеева был брат, который его часто навещал. Живет он где-то за городом. Я поищу у себя в бумагах его адрес.
"Брат!!!" - осенило Семена! Конечно же, брат! Сергей Петрович и Юрий Петрович! Умер один, а другой жив! Жив и гадит где попало! Стоп! Ведь про родственника какого-то говорил еще тогда Семену этот "котик" по телефону, который живет теперь там, где жил раньше Голубеев. Семен в тот момент не придал этой фразе значения! Вот какой же он, Семен, дурак! Не понял все сразу. Какой из Голубеевых жил там в квартире, где теперь "котики" живут? Юрий или Сергей? Впрочем, какая разница. Убийца жив и здоров, а вычислить его можно. Может быть, у этой толстой старушки есть адрес.
Если бы Герцеговина Ивановна могла услышать, что в своих мыслях Семен назвал ее толстой, да еще и старушкой, то она бы немедленно выгнала его вон! Ей было всего-то чуть больше, на пару лет, чем сорок пять, а в сорок пять, как известно, баба ягодка опять. А в сорок семь баба - ягодка совсем! Герцеговина Ивановна красила волосы в каштан и носила шиньон. Она мазала губы и клеила ресницы. Мало того - она занималась шейпингом! Герцеговина Ивановна смотрела на стариков, которые ее окружали, и беспокоилась о том, что скоро, совсем скоро и она вот так же будет шаркать по коридору кожаными тапками, жевать пресную кашку одним зубом и каяться, что так и не узнала грешной хмельной любви. А ей так хотелось этой самой любви!
Всю жизнь она жила с мужем и только ему одному хранила верность. Ни с кем и никогда больше, кроме мужа, она ни только не совокуплялась, но даже и не целовалась. Целомудрие и непорочность она несла через всю свою жизнь, как флаг.
Через лет двадцать совместной жизни дошло до того, что Герцеговине Ивановне стало казаться, что, вступая в интимные отношения с собственным мужем, она уже грешит. Потому что пару раз во время близости с благоверным Герцеговина Ивановна представляла себе на месте мужа другого мужчину усатого Аркадия Соломоновича Зольцмана - тогдашнего главврача Дома Престарелых. Герцеговина Ивановна едва не падала в обморок от испуга, а самодовольный муж все приписывал своим половым возможностям. Такое перенапряжение было ваше всех разумных сил, и Герцеговина Ивановна стала отказывать мужу в близости, опасаясь повторения подобных миражей с Аркадием Соломоновичем в главной роли.
Муж с горя запил. Стал намного чаще ездить с друзьями в баню и на зимнюю рыбалку. И вот однажды весной хрупкий лед отломился от берега, и несчастного мужа Герцеговины Ивановны унесло в бескрайние просторы Финского залива. Его искали с вертолетами и аэропланами, но не нашли. То есть нашли, но не его. То есть его, но не живого. Мертвого. Герцеговина Ивановна была очень доброй женщиной, всем всегда сочувствовала и сопереживала. Особенно чужим людям. На своих любви не хватало. И поэтому, чувствуя за собой такую неисправимую вину перед мужем, она безутешно рыдала дни и ночи напролет.
На похоронах мужа Герцеговине Ивановне страшно захотелось, чтобы кто-нибудь ее искренне пожалел и утешил. Она плакала у всех мужчин на груди, прижимаясь пышным бюстом к их жирненьким пузикам. Но мужчины лишь вздыхали и неумеренно лакали халявную поминочную водку. И тогда Герцеговина Ивановна поняла, что с ровесниками у нее ничего никогда не будет! Все они грязные волосатые свиньи, у которых в уме только одно - нажраться водки и завалиться спать.
На счастье Герцеговины Ивановны, на похороны дяди приехал семнадцатилетний племянник ее мужа Арчибальд. Он был послушным мальчиком, слушался тетушку, помогал ей убирать со стола и мыть посуду. Родители Арчибальда на похороны приехать не смогли, зато, кроме них, приехало много других нахлебников. По причине "нехватки спальных мест" Арчибальда пришлось положить на супружеское ложе, еще не остывшее от тела покойного мужа. Герцеговина Ивановна говорила всем гостям:
- Пусть мальчик поспит, намаялся ведь, а я ведь до утра все равно не усну, все буду думать...
Все гости сочувственно кивали головами, никто и представить себе не мог, что замышляет в глубине подсознания почтенная матрона. Естественно, после выпитого зелья все гости уснули быстро и крепко. Герцеговина Ивановна пробралась в спальную комнату и прилегла рядом с племянником. Тело ее содрогалось от глухих рыданий так сильно, что бедный Арчибальд тут же проснулся. Он робко гладил любимую тетю по пухлому голенькому плечику и говорил тихо: "Не надо, не плачьте...", и тогда Герцеговина Ивановна в порыве отчаяния и горя бросилась в объятья к племяшу. На ней была черная шелковая полупрозрачная рубашка с кружевами и такие же черные чулки на вычурном поясе. Для вдовы наряд неподобающий, но в горе и не заметишь, что наденешь.
Мокрыми от слез губами Герцеговина Ивановна целовала испуганного Арчибальда, пока не почувствовала, что Арчибальд тоже испытывает к ней весьма не родственные чувства. А собственно говоря, что такого? Арчи был племянник ее мужа, то есть неродная кровь. И, значит, никакого инцеста не происходило вовсе, когда Герцеговина Ивановна схватила губами молодое естество смущенного племянника и стала его мять и покусывать.
Арчибальд задержался в гостях у Герцеговины Ивановны дольше всех родственников. Почти неделю они с тётушкой не вылезали из кровати, скорбя об ушедшем дядюшке и муже, и строили планы о том, как Арчибальд приедет поступать в Университет, как будет сдавать экзамены и жить у любимой тетушки. И потом, когда поступит, тоже будет жить у нее и с ней.
Вскоре Арчибальд уехал домой к себе в Мухосранск и там обо всем разболтал родителям. Разгневанная мамаша новоявленного Дон-Жуана позвонила Герцеговине Ивановне прямо на работу и громогласно и неоднократно назвала ее блядью, потаскухой, сучкой и даже еще хуже. Она сказала что Арчи никогда не приедет учиться в город, в котором старые скорбящие вдовы склоняют к сожительству своих родных племянников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
- Что ж теперь делать? - в задумчивости произнес Семен, думая уже совсем не о покойном старике.
- Мне посылочку! - закричал Досифей Лазаревич, подняв вверх ладонь, как в школе, - Я одинокий, и мне никто никогда не присылал посылочек!
- Замолчите сейчас же, - строго сказала Герцеговина Ивановна старику, и идите быстро в корпус!
Досифей Лазаревич покорно юркнул в стеклянную дверь и оттуда погрозил Семену кулаком. У Семена был такой растерянный вид, что Герцеговина Ивановна сжалилась над ним. К тому же Семен был симпатичным парнем на красивой импортной машине, которую Герцеговина Ивановна увидела в окно своего кабинета. А она была одинокой в личной жизни, хоть и заведовала Домом престарелых.
- Пройдемте в мой кабинет, - томно сказала она Семену. - По-моему, у Голубеева был брат, который его часто навещал. Живет он где-то за городом. Я поищу у себя в бумагах его адрес.
"Брат!!!" - осенило Семена! Конечно же, брат! Сергей Петрович и Юрий Петрович! Умер один, а другой жив! Жив и гадит где попало! Стоп! Ведь про родственника какого-то говорил еще тогда Семену этот "котик" по телефону, который живет теперь там, где жил раньше Голубеев. Семен в тот момент не придал этой фразе значения! Вот какой же он, Семен, дурак! Не понял все сразу. Какой из Голубеевых жил там в квартире, где теперь "котики" живут? Юрий или Сергей? Впрочем, какая разница. Убийца жив и здоров, а вычислить его можно. Может быть, у этой толстой старушки есть адрес.
Если бы Герцеговина Ивановна могла услышать, что в своих мыслях Семен назвал ее толстой, да еще и старушкой, то она бы немедленно выгнала его вон! Ей было всего-то чуть больше, на пару лет, чем сорок пять, а в сорок пять, как известно, баба ягодка опять. А в сорок семь баба - ягодка совсем! Герцеговина Ивановна красила волосы в каштан и носила шиньон. Она мазала губы и клеила ресницы. Мало того - она занималась шейпингом! Герцеговина Ивановна смотрела на стариков, которые ее окружали, и беспокоилась о том, что скоро, совсем скоро и она вот так же будет шаркать по коридору кожаными тапками, жевать пресную кашку одним зубом и каяться, что так и не узнала грешной хмельной любви. А ей так хотелось этой самой любви!
Всю жизнь она жила с мужем и только ему одному хранила верность. Ни с кем и никогда больше, кроме мужа, она ни только не совокуплялась, но даже и не целовалась. Целомудрие и непорочность она несла через всю свою жизнь, как флаг.
Через лет двадцать совместной жизни дошло до того, что Герцеговине Ивановне стало казаться, что, вступая в интимные отношения с собственным мужем, она уже грешит. Потому что пару раз во время близости с благоверным Герцеговина Ивановна представляла себе на месте мужа другого мужчину усатого Аркадия Соломоновича Зольцмана - тогдашнего главврача Дома Престарелых. Герцеговина Ивановна едва не падала в обморок от испуга, а самодовольный муж все приписывал своим половым возможностям. Такое перенапряжение было ваше всех разумных сил, и Герцеговина Ивановна стала отказывать мужу в близости, опасаясь повторения подобных миражей с Аркадием Соломоновичем в главной роли.
Муж с горя запил. Стал намного чаще ездить с друзьями в баню и на зимнюю рыбалку. И вот однажды весной хрупкий лед отломился от берега, и несчастного мужа Герцеговины Ивановны унесло в бескрайние просторы Финского залива. Его искали с вертолетами и аэропланами, но не нашли. То есть нашли, но не его. То есть его, но не живого. Мертвого. Герцеговина Ивановна была очень доброй женщиной, всем всегда сочувствовала и сопереживала. Особенно чужим людям. На своих любви не хватало. И поэтому, чувствуя за собой такую неисправимую вину перед мужем, она безутешно рыдала дни и ночи напролет.
На похоронах мужа Герцеговине Ивановне страшно захотелось, чтобы кто-нибудь ее искренне пожалел и утешил. Она плакала у всех мужчин на груди, прижимаясь пышным бюстом к их жирненьким пузикам. Но мужчины лишь вздыхали и неумеренно лакали халявную поминочную водку. И тогда Герцеговина Ивановна поняла, что с ровесниками у нее ничего никогда не будет! Все они грязные волосатые свиньи, у которых в уме только одно - нажраться водки и завалиться спать.
На счастье Герцеговины Ивановны, на похороны дяди приехал семнадцатилетний племянник ее мужа Арчибальд. Он был послушным мальчиком, слушался тетушку, помогал ей убирать со стола и мыть посуду. Родители Арчибальда на похороны приехать не смогли, зато, кроме них, приехало много других нахлебников. По причине "нехватки спальных мест" Арчибальда пришлось положить на супружеское ложе, еще не остывшее от тела покойного мужа. Герцеговина Ивановна говорила всем гостям:
- Пусть мальчик поспит, намаялся ведь, а я ведь до утра все равно не усну, все буду думать...
Все гости сочувственно кивали головами, никто и представить себе не мог, что замышляет в глубине подсознания почтенная матрона. Естественно, после выпитого зелья все гости уснули быстро и крепко. Герцеговина Ивановна пробралась в спальную комнату и прилегла рядом с племянником. Тело ее содрогалось от глухих рыданий так сильно, что бедный Арчибальд тут же проснулся. Он робко гладил любимую тетю по пухлому голенькому плечику и говорил тихо: "Не надо, не плачьте...", и тогда Герцеговина Ивановна в порыве отчаяния и горя бросилась в объятья к племяшу. На ней была черная шелковая полупрозрачная рубашка с кружевами и такие же черные чулки на вычурном поясе. Для вдовы наряд неподобающий, но в горе и не заметишь, что наденешь.
Мокрыми от слез губами Герцеговина Ивановна целовала испуганного Арчибальда, пока не почувствовала, что Арчибальд тоже испытывает к ней весьма не родственные чувства. А собственно говоря, что такого? Арчи был племянник ее мужа, то есть неродная кровь. И, значит, никакого инцеста не происходило вовсе, когда Герцеговина Ивановна схватила губами молодое естество смущенного племянника и стала его мять и покусывать.
Арчибальд задержался в гостях у Герцеговины Ивановны дольше всех родственников. Почти неделю они с тётушкой не вылезали из кровати, скорбя об ушедшем дядюшке и муже, и строили планы о том, как Арчибальд приедет поступать в Университет, как будет сдавать экзамены и жить у любимой тетушки. И потом, когда поступит, тоже будет жить у нее и с ней.
Вскоре Арчибальд уехал домой к себе в Мухосранск и там обо всем разболтал родителям. Разгневанная мамаша новоявленного Дон-Жуана позвонила Герцеговине Ивановне прямо на работу и громогласно и неоднократно назвала ее блядью, потаскухой, сучкой и даже еще хуже. Она сказала что Арчи никогда не приедет учиться в город, в котором старые скорбящие вдовы склоняют к сожительству своих родных племянников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63