Семен остановился. Голубеев подошел к нему спереди и ткнув ружьем в живот произнес:
- Есть у меня тетрадка, где я записывал, все, что тебе рассказал. Это для меня, как письма Инне. Она у меня всегда с собой, - Голубеев постучал себя левой рукой по груди ближе к сердцу, - вот здесь. И осталась там одна страничка. Она твоя. Вот сейчас, когда все закончим с тобой, я вернусь домой и допишу эту одну страничку. А потом тетрадку сожгу. И все. Никаких улик. Я буду жить дальше, а тебя уже не будет.
Голубеев выключил фонарик, отпустил веревку и толкнул стволом ружья Семена к рельсам. Семен уперся.
На фиг, на фиг! Самому идти на рельсы! До последнего момента он все-таки надеялся, что с ним все будет не так, как с остальными, а вот тебе на - Голубеев решил из него сделать Анну Каренину. Пусть лучше застрелит.
И тут Семен нутром почувствовал, что опять ему на голову летит, рассекая воздух, приклад. Он отскочил в сторону, и старик Голубеев потерял равновесие, промазав своей двустволкой мимо цели. Зато Семен крепко стоял на ногах. Он снизу вверх поддал ногой по руке Голубеева, держащей ствол, ружье отлетело в сторону и покатилось вниз по насыпи. Голубеев припал на одно колено, но тут же вскочил и бросился на Семена. Он бежал, растопырив руки, словно собираясь схватить его за шею и душить! Семен ждал приближения противника до самого последнего момента, а потом резко выбросил вперед правую ногу, прямо между рук у Голубеева. Удар получился классный! Как в кино! Прямо каблуком по зубам, с хрустом и последующим воем от боли.
Конечно, Семен и сам не удержался на ногах и покатился вниз по насыпи, но это ему было и нужно. Он должен был первым добраться до ружья. Семен вскочил на колени и огляделся. Двустволки нигде не было видно. Он пополз на коленях вдоль канавы, отчаянно шаря глазами в поисках оружия, но безрезультатно. И тут на него сзади мешком навалился Голубеев и прижал к земле. Семен хотел вывернуться, но со скованными руками не смог ничего сделать. Разъяренный Голубеев крепко схватил Семена за волосы и несколько раз сильно ударил о большой плоский камень.
23
Семен очнулся от похлопывания по левой щеке. Под правой находилось что-то холодное и гладкое металлическое. Он открыл глаза и увидел, что лежит на рельсе лицом вниз.
- Ошнулся, гондон, - прошепелявил над ухом Голубеев, - я к нему, как к шеловеку, покормил, поговорил, а он драться лезет. Хорошо, што рушье не потерялошь. Нашел.
Похоже было, что Семен выбил Голубееву передние зубы. Но дела это не спасало, потому что Семен был опять прикован, но на этот раз уже к железной дороге. Цепочка наручников проходила под рельсом, Семен сел на него и, не обращая внимания на Голубеева, попытался освободиться. Попытка была наиглупейшей. Голубеев даже громко начал смеяться, но потом ойкнул от боли в челюсти и замолчал.
Дело обстояло так - Семен сидел, а его руки, вытянутые вперед, были прикованы наручниками к рельсу. Если поедет поезд, можно наклониться в сторону, но сантиметров на тридцать, не больше - мешает высота рельса. Согнуть локоть? Вряд ли это спасет, поезд зацепит одежду и накрутит его на колесо, да и головой треснет так, что башка разлетится. Смерть получится еще страшней. Но все-таки это шанс, хотя бы один из ста, чтобы выжить. Наверняка машинист остановится посмотреть, что произошло, и тогда Голубеев уже не подойдет.
Голубеев с разумностью маньяка выбрал место для казни - поезд вылетит из-за леса на всей скорости. Машинист не успеет остановиться, потому что здесь крутой поворот, и человека на рельсах он заметит слишком поздно. Семена раскромсает на части, как колбасу в гастрономе нож продавщицы. Голубеев сидел рядышком на рельсе и молчал.
- Вше, - неожиданно сказал он, - шопой чувштвую, едет электришка. Тошно по рашписанию, гляди ты, - добавил он, взглянув на часы, - чуть мы ш тобой не опошдали.
- Ну, бывай, - сказал он, вставая и похлопывая Семена по плечу, передай там швоим вше, что я тебе рашкашывал. Шла ни на кого не дершу, вшех прощаю. Увидимшя в аду.
Поезд загудел недалеко, и Голубеев заторопился:
- Ты не отчаивайшя, я тебя не брошу, - сказал он, - я тут буду рядышком, на горочке. Пригляшу ша тобой, чтобы не шбежал.
И он полез наверх, роняя камешки по склону. Семен покрылся испариной. Он чувствовал, как дрожит рельс, слушал уже стук колес, он видел, как выскакивает из-за поворота огромная махина и несется прямо на него, визжа тормозами и голося гудком, а он, парализованный страхом, не двигается, и безжалостные колеса в мгновение ока сминают его молодое красивое тело в безобразный фарш.
Семен дернулся еще раз, пытаясь оторвать рельс. Бесполезно! Из-под цепочки наручников покатились по откосу камешки. И тут его осенило! Ломая пальцы, он стал выкидывать из-под рельса камни, землю, щебень. Бешено колотилось сердце, еще сильнее стучали по рельсам колеса, Семен торопился. Он порезал пальцы острыми краями камней, но не обращал внимания ни на боль, ни на страх. Поезд уже выскочил из-за поворота и на всех парах несся прямо на Семена. Фонарь ослепил глаза, и тут же раздался пронзительный гудок. Слишком поздно, поезд не остановить! Он несется стеной, и колеса не слушаются тормозов. Из-под пальцев Семена летят камешки. Пора!
Левая рука ныряет в тоннель под рельсом, который вырыли пальцы, Семен падает всем телом на обочину за кончики шпал, а правая рука натягивает цепочку наручников прямо над рельсом. Он, как может, вжимается в землю. Левая рука немеет от боли, изогнутая как крюк, правая мгновенно затекает, схваченная железным браслетом. Сильный ветер от движущего поезда налетает с хлопком, и тут же рядом с головой Семена проносятся несколько десятков тонн металла. Первое же колесо разрывает, как пластилиновую, стальную цепочку браслетов. Сильная отдача едва не ломает руки Семена, правая рука, отпружинив, летит в сторону откоса. Левая рука тут же вылетает из самодельного тоннеля, и Семен катится вниз, катится, не замечая, что он плачет, как ребенок.
Электричка пронеслась мимо, сверкая желтыми окнами и перестукивая колесами, и скрылась за поворотом. Семена трясло, как в лихорадке. Он только что родился во второй раз.
Когда электричка скрылась за лесом, и снова стало тихо-тихо, Семен медленно поднялся с земли. В ушах громко, как африканские тамтамы, звучали удары пульса. Семен огляделся по сторонам, но совершенно ничего не увидел, так было темно. Семен сорвал с губ скотч и вдохнул ртом полную грудь воздуха. Какое наслаждение! Наверху на горке ярко вспыхнул фонарик, и его дрожащий луч стал суетливо бегать по железнодорожному полотну. Семен вжался в землю. Голубеев не ушел, он ищет его, Семена, останки. Фонарик приближался, было слышно, как шуршат под ногами идущего камешки и замерзшая листва.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
- Есть у меня тетрадка, где я записывал, все, что тебе рассказал. Это для меня, как письма Инне. Она у меня всегда с собой, - Голубеев постучал себя левой рукой по груди ближе к сердцу, - вот здесь. И осталась там одна страничка. Она твоя. Вот сейчас, когда все закончим с тобой, я вернусь домой и допишу эту одну страничку. А потом тетрадку сожгу. И все. Никаких улик. Я буду жить дальше, а тебя уже не будет.
Голубеев выключил фонарик, отпустил веревку и толкнул стволом ружья Семена к рельсам. Семен уперся.
На фиг, на фиг! Самому идти на рельсы! До последнего момента он все-таки надеялся, что с ним все будет не так, как с остальными, а вот тебе на - Голубеев решил из него сделать Анну Каренину. Пусть лучше застрелит.
И тут Семен нутром почувствовал, что опять ему на голову летит, рассекая воздух, приклад. Он отскочил в сторону, и старик Голубеев потерял равновесие, промазав своей двустволкой мимо цели. Зато Семен крепко стоял на ногах. Он снизу вверх поддал ногой по руке Голубеева, держащей ствол, ружье отлетело в сторону и покатилось вниз по насыпи. Голубеев припал на одно колено, но тут же вскочил и бросился на Семена. Он бежал, растопырив руки, словно собираясь схватить его за шею и душить! Семен ждал приближения противника до самого последнего момента, а потом резко выбросил вперед правую ногу, прямо между рук у Голубеева. Удар получился классный! Как в кино! Прямо каблуком по зубам, с хрустом и последующим воем от боли.
Конечно, Семен и сам не удержался на ногах и покатился вниз по насыпи, но это ему было и нужно. Он должен был первым добраться до ружья. Семен вскочил на колени и огляделся. Двустволки нигде не было видно. Он пополз на коленях вдоль канавы, отчаянно шаря глазами в поисках оружия, но безрезультатно. И тут на него сзади мешком навалился Голубеев и прижал к земле. Семен хотел вывернуться, но со скованными руками не смог ничего сделать. Разъяренный Голубеев крепко схватил Семена за волосы и несколько раз сильно ударил о большой плоский камень.
23
Семен очнулся от похлопывания по левой щеке. Под правой находилось что-то холодное и гладкое металлическое. Он открыл глаза и увидел, что лежит на рельсе лицом вниз.
- Ошнулся, гондон, - прошепелявил над ухом Голубеев, - я к нему, как к шеловеку, покормил, поговорил, а он драться лезет. Хорошо, што рушье не потерялошь. Нашел.
Похоже было, что Семен выбил Голубееву передние зубы. Но дела это не спасало, потому что Семен был опять прикован, но на этот раз уже к железной дороге. Цепочка наручников проходила под рельсом, Семен сел на него и, не обращая внимания на Голубеева, попытался освободиться. Попытка была наиглупейшей. Голубеев даже громко начал смеяться, но потом ойкнул от боли в челюсти и замолчал.
Дело обстояло так - Семен сидел, а его руки, вытянутые вперед, были прикованы наручниками к рельсу. Если поедет поезд, можно наклониться в сторону, но сантиметров на тридцать, не больше - мешает высота рельса. Согнуть локоть? Вряд ли это спасет, поезд зацепит одежду и накрутит его на колесо, да и головой треснет так, что башка разлетится. Смерть получится еще страшней. Но все-таки это шанс, хотя бы один из ста, чтобы выжить. Наверняка машинист остановится посмотреть, что произошло, и тогда Голубеев уже не подойдет.
Голубеев с разумностью маньяка выбрал место для казни - поезд вылетит из-за леса на всей скорости. Машинист не успеет остановиться, потому что здесь крутой поворот, и человека на рельсах он заметит слишком поздно. Семена раскромсает на части, как колбасу в гастрономе нож продавщицы. Голубеев сидел рядышком на рельсе и молчал.
- Вше, - неожиданно сказал он, - шопой чувштвую, едет электришка. Тошно по рашписанию, гляди ты, - добавил он, взглянув на часы, - чуть мы ш тобой не опошдали.
- Ну, бывай, - сказал он, вставая и похлопывая Семена по плечу, передай там швоим вше, что я тебе рашкашывал. Шла ни на кого не дершу, вшех прощаю. Увидимшя в аду.
Поезд загудел недалеко, и Голубеев заторопился:
- Ты не отчаивайшя, я тебя не брошу, - сказал он, - я тут буду рядышком, на горочке. Пригляшу ша тобой, чтобы не шбежал.
И он полез наверх, роняя камешки по склону. Семен покрылся испариной. Он чувствовал, как дрожит рельс, слушал уже стук колес, он видел, как выскакивает из-за поворота огромная махина и несется прямо на него, визжа тормозами и голося гудком, а он, парализованный страхом, не двигается, и безжалостные колеса в мгновение ока сминают его молодое красивое тело в безобразный фарш.
Семен дернулся еще раз, пытаясь оторвать рельс. Бесполезно! Из-под цепочки наручников покатились по откосу камешки. И тут его осенило! Ломая пальцы, он стал выкидывать из-под рельса камни, землю, щебень. Бешено колотилось сердце, еще сильнее стучали по рельсам колеса, Семен торопился. Он порезал пальцы острыми краями камней, но не обращал внимания ни на боль, ни на страх. Поезд уже выскочил из-за поворота и на всех парах несся прямо на Семена. Фонарь ослепил глаза, и тут же раздался пронзительный гудок. Слишком поздно, поезд не остановить! Он несется стеной, и колеса не слушаются тормозов. Из-под пальцев Семена летят камешки. Пора!
Левая рука ныряет в тоннель под рельсом, который вырыли пальцы, Семен падает всем телом на обочину за кончики шпал, а правая рука натягивает цепочку наручников прямо над рельсом. Он, как может, вжимается в землю. Левая рука немеет от боли, изогнутая как крюк, правая мгновенно затекает, схваченная железным браслетом. Сильный ветер от движущего поезда налетает с хлопком, и тут же рядом с головой Семена проносятся несколько десятков тонн металла. Первое же колесо разрывает, как пластилиновую, стальную цепочку браслетов. Сильная отдача едва не ломает руки Семена, правая рука, отпружинив, летит в сторону откоса. Левая рука тут же вылетает из самодельного тоннеля, и Семен катится вниз, катится, не замечая, что он плачет, как ребенок.
Электричка пронеслась мимо, сверкая желтыми окнами и перестукивая колесами, и скрылась за поворотом. Семена трясло, как в лихорадке. Он только что родился во второй раз.
Когда электричка скрылась за лесом, и снова стало тихо-тихо, Семен медленно поднялся с земли. В ушах громко, как африканские тамтамы, звучали удары пульса. Семен огляделся по сторонам, но совершенно ничего не увидел, так было темно. Семен сорвал с губ скотч и вдохнул ртом полную грудь воздуха. Какое наслаждение! Наверху на горке ярко вспыхнул фонарик, и его дрожащий луч стал суетливо бегать по железнодорожному полотну. Семен вжался в землю. Голубеев не ушел, он ищет его, Семена, останки. Фонарик приближался, было слышно, как шуршат под ногами идущего камешки и замерзшая листва.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63