Собственно говоря, по Кену, выходило, что еще более сочные бараны гуляют в горах Заилийского Алатау, но притащить такового к нам из суверенного Казахстана нынче — задача. Не самолетом же его переть?
Барашечка мне было жалко. Его привязали к старой березе за домом и перестали кормить. Так надо, оказывается, по ритуалу. Барашек беспрерывно какал, вычищая себя изнутри, и истошно орал тоже беспрерывно. По-моему, не только с голодухи: ему было страшно. Резать его Кен никому не доверил. Сим-Сим сдуру позвал меня, и мы стояли неподалеку.
Кен засучил рукава своей белоснежной рубашки и потрогал пальцем острие мощного чустовского ножа (нож был специальный). Что-то пошептал, воздев глаза к небу.
— Он что, молится, что ли? — удивилась я.
— Так положено, — сказал Сим-Сим. — Попросить души поднебесных баранов, которых уже слопали, чтобы они не отвергли душу вот этого. И у самого барашка — прощения. Чтобы не обижался.
Кен ловко опрокинул барана, наступил на него ногой и полоснул по горлу ножом. И тут же выругался, не успев отскочить. Кровь брызнула на его белые замшевые туфли…
Вскоре освежеванная тушка висела на дереве: Кен снял шкуру, как чулок, молниеносно.
Но это я уже плохо видела: меня замутило.
Баранину эту я есть не стала. Не смогла. Кен сам стряпал бешбармак: что-то из теста и мяса в чугунном котле, на костре, чтобы с дымком.
…Словом, взгляд, которым он меня изучал теперь, в кабинете Сим-Сима, мне был очень даже знаком. Похоже, он был совсем не против, чтобы и у меня брызнуло. Из горла.
Мне на миг стало морозно от этих узких, темных, как деготь, странно внимательных глаз.
Очень страшно.
Как будто я переступила какую-то черту, за которой уже не будет пощады. По крайней мере, прощения.
Возможно, это была игра моего смятенного воображения. Кен, возможно, валял дурака, изображая своего отдаленного предка. Тогда, с этим бараном В общем-то он был джентльмен. Цивилизованный.
Окультуренный. Канта цитировал. А в смысле этикета мог потрясти и королевский двор…
— Ну и ну!.. — покачал он головой, улыбаясь. — У вас очень своеобразное чувство юмора, Лизавета…
— Какое есть.
— Могли бы и предупредить. Что к чему. И что почем, — вскинул он бровь. — Я бы себе голову не морочил. Насколько я еще могу соображать, пределы любезного нам отечества вы покидать не намерены?
— Наш дом — Россия! — с гордостью заявила я. — Опять же дел теперь — выше крыши. Национальную идею ищут. Как же без меня? Сами говорите, я теперь не хухры-мухры, я теперь Туманская… Не фамилия, а фирма! Знак! Который держать надо в блеске и сиянии! Во имя грядущих поколений, между прочим…
— В каком смысле? — не понял он.
— А вот в этом самом! — Я встала из кресла и похлопала себя по пузу. — Думаете, Сим-Сима нету? А он — есть! Будет! Вот здесь. Главный и новый Туманский. А может, Туманская. Только вот на крестины я вас, извините, не приглашаю. Мы уж теперь как-нибудь сами! Сами мы!
Я понимала, что срываюсь, перехожу на крик. Но меня потрясало, как легко и быстро он пришел в себя, замкнулся в непробиваемую броню и снова стал обычным, снисходительно-ироничным и улыбчивым. И снова смотрел на меня как бы с недосягаемой высоты, сочувственно и чуточку презрительно.
— Примите мои поздравления! — Он склонил голову. — Успели, значит? Ребеночка ждете? Ну и исполняйте предписанное Аллахом. А остальное-то при чем? Вы что, всерьез полагаете, что для меня эти бумажки что-нибудь значат? Все можно подвергнуть сомнению, оспорить и опровергнуть. Для меня это — удар исподтишка. Подлый удар. И если бы вы дали себе труд хотя бы немного разобраться в том, откуда взялись, есть и пошли Туманские, вы бы всюду обнаружили меня! Почти все их удачные комбинации — мои! Это я почти пятнадцать лет волоку ярмо, пашу и засеваю их финансовые пажити! Думаю, что вы, извините уж за откровенность, были просто ослеплены Семеном. С женщинами у него это всегда получалось лихо. Если бы не его жена, да и в общем-то я, он бы пропрыгал и дальше, как кузнечик, обаятельный, веселый и пустой. Ему все всегда прощалось. Его всерьез никогда не было. Это вы можете понять?
— С чего ж тогда эта самая Нина в койку к нему запрыгнула? А не к вам? — глядя ему в глаза, спросила я.
Попала точно, в самое больное. Он даже щекой дернул. Но тут же улыбнулся:
— Как это говорится? Пути орла в небе, на скале и к сердцу женщины неведомы… Лучше обратимся к вам, Лизавета. Вам кажется — это легко? Не просто присутствовать и обозначать фамильное участие в делах, а просчитывать, думать, решать? Сим-Сим вас, конечно, натаскивал, но всерьез вы ничего не знаете. И пока будете узнавать — вас просто сметут. Раздавят. Пожуют и выплюнут.
— Но она-то — могла? Сама мела будь здоров! Давила, жевала и поплевывала!
— Бросьте! Таких, как Нина, одна на миллион… Раз в сто лет рождаются! Исключение, которое лишь подчеркивает правило.
— Вы считаете, я дура?
— Вы женщина. Что в принципе одно и то же. — Он перевел дух. — Одной вам не вытянуть. Без меня.
— Вы мне предлагаете руку и сердце, Тимур Хакимович? — хохотнула я.
— Не юродствуйте, Лиза, — поморщился он. — Я просто не могу допустить, чтобы все то, чем я жил, кошке под хвост! Я вам предлагаю мои мозги, мой опыт, мои связи, в конце концов! Да и мое имя кое-что значит. Там, куда вас и близко не подпустят, что бы вы из себя ни изображали и как ни старались… Никто вас не знает, Лиза. Вообще кто вы? Провинциальная аферисточка, с сомнительным прошлым, удачно, как вы сами изволили выражаться, запрыгнувшая в нужную койку в нужный момент… Ну и радуйтесь жизни! Тем более есть на что! А будет еще больше! Куда вы лезете-то? Во имя чего?
— Ну вы прямо отец родной! Прямо папашечка… — съязвила я.
— Зачем вы так? — Он оскорбленно пожал плечами, поднялся и подкинул пару чурбаков в камин. Его очки багрово блеснули.
— Это вы его убили, Кен? — спросила я. Его лицо застыло и стало каким-то сонным.
— Или, как это называется, «заказали»?
— По-моему, вам обоим надо обратиться к услугам Авербаха! Благо он еще здесь, — сказал он зло.
— Кому еще?
— Кузьме Михайлычу… Бред какой-то! Какой-то мой звонок! Какому-то водиле! Это не просто нелепо — это оскорбительно! Я понятия не имею, как Семен прокручивал свои делишки и с кем контачил! Не там ищете, милая, не там! Впрочем, я понимаю ваше состояние, какие-то странности! Не каждая перенесла бы все это так стоически.
— Пожалел волк кобылу… — начала я.
В этот момент в кабинет вошел Чичерюкин. На вытянутых руках он почтительно нес меховое пальто Кена. Только что ножкой не шаркнул, подойдя к нему.
— Медицина уже упаковалась, Тимур Хакимович. Да и вам, кажется, пора? Путь неблизкий, темень и все такое…
Кен молча надел пальто. Сунул в карман сигареты и зажигалку. Плеснул в стакан вина, посмаковал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80