И вот уже более получаса я сижу напротив него и наблюдаю за тем, как он спит. Хоть бы дрожь тревоги пробежала по его лицу, хоть бы легкий стон вырвался из его груди и нарушил мирное спокойствие его сна! Взгляните только, как безмятежно он спит! Человек, который за час до наступления самого решительного момента в своей жизни может спать таким спокойным сном, не поддастся ни на какие увещания. Такого человека невозможно переубедить. Мне нечего сказать ему. Я ухожу. Спокойной ночи!
Я тоже покинул приемную и отправился наверх искать Бибиш.
Глава 20
В маленькой гостиной, где барон фон Малхин имел обыкновение пить свой послеобеденный кофе и читать газеты, я наткнулся на Федерико и князя Праксатина. Они сидели за карточным столом. При моем появлении Праксатин приветливо и несколько рассеянно кивнул мне головой и больше не обращал на меня никакого внимания. Федерико же следил за мной поверх карт испытующим и настороженным взглядом. Он знал, что я возвращаюсь из дома лесничего. Обычно я приносил ему свежие новости о маленькой Эльзе, по большей части заключавшиеся в том, что здоровье ее улучшается и что она опять справлялась о нем. На этот раз я промолчал. Я вспомнил, что собирался посоветовать барону отправить ребенка на юг, но теперь это казалось мне не столько необходимым медицинским мероприятием, сколько гнусным предательством по отношению к Федерико. Под взглядом этих огромных и синих, как ирис, глаз, вопросительно уставившихся на меня, я почувствовал себя неуверенно. Мне было неловко встречаться с мальчиком взглядом, а потому я сделал вид, будто с интересом слежу за карточной игрой.
Не знаю, в какую игру они играли, но только я скоро заметил, что она принимает явно нежелательный для русского оборот – тот выглядел чрезвычайно раздосадованным и сопровождал партию злобными восклицаниями на русском и немецком языках.
В конце концов он бросил карты на стол.
– Ничего не понимаю! – воскликнул он. – Еще вчера вы, Федерико, не были в состоянии выиграть у меня и одной партии, а сегодня вдруг сделались мастером. Вы играете на совершенно другом уровне. Вы применяете такие приемы и трюки, которых я вам не мог показать, потому что сам их не знаю. Дошло до того, что я был вынужден вернуть вам долговую расписку, которую вы мне вчера выдали. Тут что-то не так. Да не смотрите вы на доктора, Федерико, а лучше поглядите мне в глаза и скажите честно и откровенно, кто вас научил этим трюкам?
– Никто меня не обучал никаким трюкам, – ответил Федерико. – Просто ночью я думал о том, как мне надлежит играть, чтобы одержать верх над вами.
– Ах, так вы думали ночью! – воскликнул русский с возмущением. – Вы не имеете права обдумывать игры по ночам! Так вы получаете недозволенный шанс. Посмотрите-ка на него! Лиса притворяется, что спит, а на самом деле вовсю считает курочек! Среди джентльменов не принято обдумывать по ночам игру и тайком сочинять всякие трюки.
– Я не знал этого, – сказал Федерико.
– Только не подумайте, доктор, – сказал Праксатин, тасуя карты и сдавая их заново, – что я играю с Федерико ради своего собственного удовольствия, чтобы убить время или даже выиграть деньги. Такое предположение, доктор, было бы совершенно ошибочным. Я возложил на себя задачу сформировать его дух, развить его ум, подготовить его к тем великим проблемам, которые одни только и могут удовлетворить настоящего мыслителя. Видите ли, доктор, я отличаюсь немалой склонностью к философствованию и беспрестанно размышляю о самых фундаментальных вопросах мироустройства – например, о пределах безграничного пространства… День и ночь занимает меня эта проблема. Но прежде чем приступить к непосредственному осуществлению моей задачи, я должен посвятить Федерико в законы логического мышления вообще. Этой цели и служит карточная игра. Я ежедневно играю с ним и трачу на это немало времени. При этом я, конечно, преследую определенную воспитательную задачу. Я стараюсь сделать так, чтобы игра надоела Федерико… Через какой-нибудь год он не захочет больше и смотреть на карты. Таким образом я прививаю ему отвращение к карточной игре и предохраняю от опасностей, которых мне самому не всегда удавалось избежать. Когда я подумаю о своей прошлой жизни, мною овладевает грусть. Все утраченное можно обрести вновь – но напрасно потерянное время вернуть невозможно. С этими упражнениями я сочетаю также практику во французском языке…
Он стасовал карты и сказал Федерико:
– Mais vous etes les nuages, mon cher. A quoi songez-vous? Prenes vous cartes s il vous plait! Vous etes le premier a jouer.
Федерико поднял карты, но тотчас же опять положил их на стол. А потом посмотрел на меня.
– Доктор, мне кажется, что вы хотите мне что-то сказать…
Я отрицательно покачал головой.
– …или утаить от меня. Да, да, у вас именно такой вид. Вы что-то скрываете.
Его испытующие глаза повергли меня в смущение.
– Я думал, что еще не время, – сказал я, – и хотел поговорить с вами завтра. Но раз вы столь настойчивы… Дело в том, что я считаю необходимым, чтобы маленькая Эльза…
Он словно угадал, что я намерен ему сообщить. Выражение напряженного ожидания сменилось на его лице выражением ненависти – такой дикой и необузданной ненависти, какую мне до сих пор не доводилось видеть ни у одного человека. Мною овладел самый настоящий страх, и я дрогнул перед его взглядом.
– Я не считаю больше необходимым, – поправился я, – содержать маленькую Эльзу в изоляции от всего остального мира. Я не имею ничего против того, чтобы вы ее навестили.
Он посмотрел на меня – сначала недоверчиво, потом изумленно и растерянно, а еще потом открыто и ликующе.
– Мне можно пойти к ней? Вы разрешаете? А я-то считал вас своим врагом. Так значит, вы возвращаете мне мое слово? Благодарю вас! Дайте мне вашу руку! От всей души благодарю вас! Я сейчас же помчусь к ней.
– Не ходите туда хотя бы сегодня, – попросил я. – Она сейчас спит. Вы разбудите ее.
– Не разбужу, не беспокойтесь. Я тихонько войду в комнату и так же тихонько выйду. Я даже дыхание затаю. Я хочу всего лишь разочек взглянуть на нее.
И вдруг по его лицу скользнула тень.
– Надеюсь, вы не скажете отцу, что я пошел к ней?
– Я не выдам вас.
– Вы знаете, если отец узнает об этом… Однажды он грозился отправить ее в Швейцарию или Англию. Я не смогу жить без нее.
– А, еще как смогли бы! – пробормотал Праксатин. – Я нисколько не сомневаюсь в этом.
– Ваш отец ничего не узнает, – пообещал я, мысленно отказавшись от своего первоначального намерения отослать больную девочку на юг. «Она и здесь поправится, – уговаривал я себя для успокоения совести. – Может быть, как раз лесной воздух и окажется для нее полезным, а через несколько недель уже наступит весна».
Федерико обратился к русскому:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101