Это тоже правда?
— Тоже.
— А я думаю, нет, — покачал головой Лауренц.
— Что — нет?
— Это неправда. Таких мужчин, как Яков Семенович, женщины не убивают. Думаю, его убил муж той женщины, которая была с ним вчера ночью, но только не она сама.
— У вас есть основания так считать?
— Есть. Я живу в этом доме много лет, дружил с Яковом Семеновичем еще до того, как он женился на Шарлотте, и раньше был в курсе некоторых его похождений. Он всегда предпочитал замужних дам, а такие штуки даром не проходят. Рано или поздно с ним должно было случиться то, что случилось.
— А про нынешние его похождения вам ничего не известно?
—Увы, ничего. Из приятелей мы давно стали просто соседями, но я уверен, что своим прежним пристрастиям он не изменил. Словом, если у вас имеется несколько подозреваемых, советую сосредоточиться на тех, кто отвечает двум условиям: во-первых, убийца должен быть мужчиной, во-вторых — женатым.
— Спасибо, учту, — кивнул Иван Дмитриевич, выходя на площадку.
Мурзик мгновенно понял, куда его несут, и с жалобным мяуканьем начал рваться обратно, к печенке и пусечкам. Пришлось щелкнуть его по носу. Он в страхе зажмурился и затих.
Иван Дмитриевич уже спускался по лестнице, когда вдогонку получил от Лауренца еще один совет:
— Будет лучше всего, если под каким-нибудь благовидным предлогом вы вообще устранитесь от расследования. Иначе вам неизбежно придется иметь дело с соседями, могут возникнуть кое-какие нюансы. В итоге пострадает жена.
— Чья жена?
— Ваша. У меня нет жены.
— Ей-то что сделается?
— А вы ее любите?
— Конечно. Жена ведь.
— Тогда подумайте о том, что она, в отличие от вас, человек ранимый. Она будет страдать, если ваша деятельность отразится на отношении к ней соседей. А так оно и будет, — предрек Лауренц, захлопывая за собой дверь.
2
У себя в прихожей Иван Дмитриевич стряхнул на пол Мурзика, немедленно побежавшего к своей плошке, затем снял с вешалки цилиндр, чтобы после визита к Шарлотте Генриховне домой не возвращаться, сразу ехать на службу. Уже с цилиндром в руке он заметил, что у стоявшего рядом сына опасно отвисла нижняя губа: вот-вот расплачется.
— Обещали после обеда сыграть в игру, — напомнил Ванечка надтреснутым от обиды голосом.
Не дожидаясь, пока эта трещинка разверзнется в бездонную пропасть, Иван Дмитриевич покорно побрел за ним в детскую, где оловянные солдатики на полу густыми колоннами шли навстречу смерти и бессмертной славе. Плюшевая зайчиха скорбно смотрела им вслед.
В углу четверо егерей с примкнутыми штыками охраняли круглую коробку из-под халвы.
— Что они караулят? — спросил Иван Дмитриевич.
Он заглянул туда и внезапно понял, почему сын так развеселился за обедом: в этом деревянном мавзолее покоился заветный жетончик. Теперь, когда дядя Яша умер, сама собой отпала необходимость возвращать ему потерю. Сын так простодушно радовался своей удаче, что у Ивана Дмитриевича не хватило духу ругаться и омрачать его счастье.
— Давайте сегодня вместо фишек возьмем двух солдатиков, — предложил Ванечка.
Он выбрал русского гренадера и наполеоновского гвардейца в медвежьей шапке. Соотечественника Иван Дмитриевич уступил сыну, а лягушатника взял себе. Эти двое, оказавшись на узкой дорожке среди плотоядных уродов, отовсюду таращивших свои налитые кровью гляделки, сразу же опасливо прижались друг к другу. Заклятые враги, сейчас они почувствовали себя не солдатами враждующих империй, а просто людьми, просто Божьими созданиями перед лицом нечисти и нежити. Оба медленно двинулись вперед, выставив ружья, но брошенные игроками кости разделили их вновь. Каждому выпала судьба в соответствии с его национальным характером: гренадер споткнулся дважды — на ПЬЯНСТВЕ и НЕПОСЛУШАНИИ СТАРШИХ, француз — один раз, но зато на СЛАСТОЛЮБИИ. Это была его Березина, тут он и остался навеки. Ему пришлось пропустить целых три хода. Тем временем в прихожей раздался звонок, жена пошла открывать, и, когда русский богатырь, избежав прочих соблазнов, предстал перед ангелом с бонбоньеркой, на пороге появился Зеленский.
— Это вы сами рисовали? — спросил он, разглядывая полотно кисти Ивана Дмитриевича. — Весьма нравоучительно.
— Пускай дядя с нами тоже сыграет, — провоцирующим шепотом сказал Ванечка якобы на ухо отцу.
Зеленский сделал вид, будто не слышит.
— Не желаете ли прогуляться, Иван Дмитриевич? — спросил он. — Погода сказочная.
При этих словах Ванечка встрепенулся:
— Папенька, после обеда вы обещали два раза сыграть! И еще раз вечером.
В ответ Иван Дмитриевич выдвинул контрпредложение:
— Давай теперь один, а вечером — два.
— Нет, — сказал Ванечка.
— Так и быть, вечером три раза сыграем. Идет?
Пока отец с сыном торговались, Зеленский прошелся по комнате, осматривая Ванечкины сокровища с независимым и отстраненным любопытством холостяка. Так, наверное, мог бы держаться гордый индейский вождь среди экспонатов Политехнического музея: любоваться, но не выказывать восхищения, чтобы не уронить достоинство свое и своего образа жизни.
На трех разах перед сном удалось поладить. Иван Дмитриевич смело взялся за цилиндр, они с Зеленским спустились по лестнице, прошли мимо куколевской квартиры на первом этаже и вышли на улицу. Все вокруг полнилось хрупким осенним теплом. Вблизи воздух был прозрачен, а вдалеке, над крышами, сгущался до плотности богемского стекла.
— Однажды, — говорил Зеленский, — я вам уже пригодился. Я имею в виду тех двоих евреев, делавших фальшивые деньги, их переписку. И, простите мое самомнение, сдается мне, что я опять могу быть вам полезен. Вчера вы зачем-то утаили от меня и смерть Якова Семеновича, и странное исчезновение Марфы Никитичны. Понимаю, служебная тайна. В резоны не вникаю, не мое дело, но сегодня об этом знает уже весь дом, а для меня лично не составляет секрета и то, что расследование поручено вам. Нет-нет, не думайте! В полицию я не ходил и никого специально не расспрашивал. Ваш вчерашний интерес к мифу о Каллисто, к аркадскому, — голосом подчеркнул он, — мифу, объяснил мне многое. И вы на верном пути.
— То есть?
— Человек вы не шибко образованный, но интуиции вам не занимать. Вы правильно угадали: мифы потому и живут тысячелетиями, что повторяются вечно. В мире появляются железные дороги, нарезные винтовки, раздвижные цилиндры, но сам человек остается таким, каким был и будет всегда. В своей мифологии древние греки собрали все возможные сюжеты нашей жизни. Свод гениальный, им можно пользоваться по сей день. И в поисках убийцы Якова Семеновича история бедной Каллисто нам пригодится.
— Нам? — переспросил Иван Дмитриевич.
Добровольных помощников он не любил почти так же, как агентов, доносящих не за деньги, а из чувства гражданского долга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— Тоже.
— А я думаю, нет, — покачал головой Лауренц.
— Что — нет?
— Это неправда. Таких мужчин, как Яков Семенович, женщины не убивают. Думаю, его убил муж той женщины, которая была с ним вчера ночью, но только не она сама.
— У вас есть основания так считать?
— Есть. Я живу в этом доме много лет, дружил с Яковом Семеновичем еще до того, как он женился на Шарлотте, и раньше был в курсе некоторых его похождений. Он всегда предпочитал замужних дам, а такие штуки даром не проходят. Рано или поздно с ним должно было случиться то, что случилось.
— А про нынешние его похождения вам ничего не известно?
—Увы, ничего. Из приятелей мы давно стали просто соседями, но я уверен, что своим прежним пристрастиям он не изменил. Словом, если у вас имеется несколько подозреваемых, советую сосредоточиться на тех, кто отвечает двум условиям: во-первых, убийца должен быть мужчиной, во-вторых — женатым.
— Спасибо, учту, — кивнул Иван Дмитриевич, выходя на площадку.
Мурзик мгновенно понял, куда его несут, и с жалобным мяуканьем начал рваться обратно, к печенке и пусечкам. Пришлось щелкнуть его по носу. Он в страхе зажмурился и затих.
Иван Дмитриевич уже спускался по лестнице, когда вдогонку получил от Лауренца еще один совет:
— Будет лучше всего, если под каким-нибудь благовидным предлогом вы вообще устранитесь от расследования. Иначе вам неизбежно придется иметь дело с соседями, могут возникнуть кое-какие нюансы. В итоге пострадает жена.
— Чья жена?
— Ваша. У меня нет жены.
— Ей-то что сделается?
— А вы ее любите?
— Конечно. Жена ведь.
— Тогда подумайте о том, что она, в отличие от вас, человек ранимый. Она будет страдать, если ваша деятельность отразится на отношении к ней соседей. А так оно и будет, — предрек Лауренц, захлопывая за собой дверь.
2
У себя в прихожей Иван Дмитриевич стряхнул на пол Мурзика, немедленно побежавшего к своей плошке, затем снял с вешалки цилиндр, чтобы после визита к Шарлотте Генриховне домой не возвращаться, сразу ехать на службу. Уже с цилиндром в руке он заметил, что у стоявшего рядом сына опасно отвисла нижняя губа: вот-вот расплачется.
— Обещали после обеда сыграть в игру, — напомнил Ванечка надтреснутым от обиды голосом.
Не дожидаясь, пока эта трещинка разверзнется в бездонную пропасть, Иван Дмитриевич покорно побрел за ним в детскую, где оловянные солдатики на полу густыми колоннами шли навстречу смерти и бессмертной славе. Плюшевая зайчиха скорбно смотрела им вслед.
В углу четверо егерей с примкнутыми штыками охраняли круглую коробку из-под халвы.
— Что они караулят? — спросил Иван Дмитриевич.
Он заглянул туда и внезапно понял, почему сын так развеселился за обедом: в этом деревянном мавзолее покоился заветный жетончик. Теперь, когда дядя Яша умер, сама собой отпала необходимость возвращать ему потерю. Сын так простодушно радовался своей удаче, что у Ивана Дмитриевича не хватило духу ругаться и омрачать его счастье.
— Давайте сегодня вместо фишек возьмем двух солдатиков, — предложил Ванечка.
Он выбрал русского гренадера и наполеоновского гвардейца в медвежьей шапке. Соотечественника Иван Дмитриевич уступил сыну, а лягушатника взял себе. Эти двое, оказавшись на узкой дорожке среди плотоядных уродов, отовсюду таращивших свои налитые кровью гляделки, сразу же опасливо прижались друг к другу. Заклятые враги, сейчас они почувствовали себя не солдатами враждующих империй, а просто людьми, просто Божьими созданиями перед лицом нечисти и нежити. Оба медленно двинулись вперед, выставив ружья, но брошенные игроками кости разделили их вновь. Каждому выпала судьба в соответствии с его национальным характером: гренадер споткнулся дважды — на ПЬЯНСТВЕ и НЕПОСЛУШАНИИ СТАРШИХ, француз — один раз, но зато на СЛАСТОЛЮБИИ. Это была его Березина, тут он и остался навеки. Ему пришлось пропустить целых три хода. Тем временем в прихожей раздался звонок, жена пошла открывать, и, когда русский богатырь, избежав прочих соблазнов, предстал перед ангелом с бонбоньеркой, на пороге появился Зеленский.
— Это вы сами рисовали? — спросил он, разглядывая полотно кисти Ивана Дмитриевича. — Весьма нравоучительно.
— Пускай дядя с нами тоже сыграет, — провоцирующим шепотом сказал Ванечка якобы на ухо отцу.
Зеленский сделал вид, будто не слышит.
— Не желаете ли прогуляться, Иван Дмитриевич? — спросил он. — Погода сказочная.
При этих словах Ванечка встрепенулся:
— Папенька, после обеда вы обещали два раза сыграть! И еще раз вечером.
В ответ Иван Дмитриевич выдвинул контрпредложение:
— Давай теперь один, а вечером — два.
— Нет, — сказал Ванечка.
— Так и быть, вечером три раза сыграем. Идет?
Пока отец с сыном торговались, Зеленский прошелся по комнате, осматривая Ванечкины сокровища с независимым и отстраненным любопытством холостяка. Так, наверное, мог бы держаться гордый индейский вождь среди экспонатов Политехнического музея: любоваться, но не выказывать восхищения, чтобы не уронить достоинство свое и своего образа жизни.
На трех разах перед сном удалось поладить. Иван Дмитриевич смело взялся за цилиндр, они с Зеленским спустились по лестнице, прошли мимо куколевской квартиры на первом этаже и вышли на улицу. Все вокруг полнилось хрупким осенним теплом. Вблизи воздух был прозрачен, а вдалеке, над крышами, сгущался до плотности богемского стекла.
— Однажды, — говорил Зеленский, — я вам уже пригодился. Я имею в виду тех двоих евреев, делавших фальшивые деньги, их переписку. И, простите мое самомнение, сдается мне, что я опять могу быть вам полезен. Вчера вы зачем-то утаили от меня и смерть Якова Семеновича, и странное исчезновение Марфы Никитичны. Понимаю, служебная тайна. В резоны не вникаю, не мое дело, но сегодня об этом знает уже весь дом, а для меня лично не составляет секрета и то, что расследование поручено вам. Нет-нет, не думайте! В полицию я не ходил и никого специально не расспрашивал. Ваш вчерашний интерес к мифу о Каллисто, к аркадскому, — голосом подчеркнул он, — мифу, объяснил мне многое. И вы на верном пути.
— То есть?
— Человек вы не шибко образованный, но интуиции вам не занимать. Вы правильно угадали: мифы потому и живут тысячелетиями, что повторяются вечно. В мире появляются железные дороги, нарезные винтовки, раздвижные цилиндры, но сам человек остается таким, каким был и будет всегда. В своей мифологии древние греки собрали все возможные сюжеты нашей жизни. Свод гениальный, им можно пользоваться по сей день. И в поисках убийцы Якова Семеновича история бедной Каллисто нам пригодится.
— Нам? — переспросил Иван Дмитриевич.
Добровольных помощников он не любил почти так же, как агентов, доносящих не за деньги, а из чувства гражданского долга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64