Присцилла за спиной Руби закатила глаза.
Когда мы уселись в машину, она сказала:
– Элтон Габбард приедет ко мне на работу завтра в одиннадцать утра. Только, пожалуйста, Хаскелл, не говори об этом маме, хорошо? Я не хочу, чтобы она расстраивалась из-за пустяков.
Хотя у меня имелось сомнение, что слово «пустяк» применимо к убийству, я кивнул. Не глядя на меня, Присс добавила:
– Кстати, ты должен простить маму. Со дня моего развода она спит и видит, как бы выдать меня замуж. Иногда мне даже кажется, что с нее станется поместить объявление в «Пиджин-Форк газетт».
Я включил фары и вырулил на дорогу, чувствуя себя последним ослом. Что прикажете отвечать в таких случаях? «Желаю удачи»? Вместо этого я сказал:
– Не знал, что ты в разводе.
Умею я поддержать разговор, что ни говори.
– Да, – сухо отозвалась Присс.
С умением вести светскую беседу дело у нее обстояло так же блестяще, как и у меня. Но я испытал облегчение. Главное, что мы заговорили о чем-то другом, помимо видов Руби на нашу совместную жизнь.
– Я и сам разведен. Уже почти полтора года. По выражению на лице Присс было ясно, что она в курсе. Наверное, ей об этом донесло пиджин-форкское бюро слухов. Присцилла едва заметно улыбнулась, старательно не встречаясь со мной взглядом.
– Говорят, жена у тебя была первый сорт, – заметила она.
Я пожал плечами. Не знаю, что в точности означает «первый сорт», но если флиртовать со всем, что движется, и тратить деньги напропалую, то Клодзилла, безусловно, подходила под определение «высший».
Может, потому, что во время пятнадцатиминутной поездки до моего дома ни один из нас не нашел другой темы для разговора, а может, потому, что мы оба избегали говорить об убийстве Джейкоба, но, как бы то ни было, беседа протекала в том же русле – о наших бывших супругах.
Выяснилось, что Клодзилла и Чак с большим успехом могли бы быть близнецами. Оба светловолосые, оба далеко не уроды, оба обладали врожденным даром швырять деньги направо и налево, и оба были начисто лишены способности зарабатывать эти самые деньги.
А также не отличались верностью.
– Да они созданы друг для друга! – воскликнула Присс. – Может, нам стоит их познакомить?
К тому времени мы немного расслабились. Ничто лучше не сближает людей, чем болтовня о бывших супругах и о том, насколько эти бывшие супруги им противны. Отличная основа для дружеских отношений.
У Присциллы даже имелось любовное прозвище для своего бывшего мужа, как у меня для Клодин. Присс звала своего ненаглядного довольно замысловато – Унитазус.
Должен признаться, несмотря на заверения Руби, что, дескать, брак Присс преждевременно скончался исключительно по вине незабвенного Унитазуса, у меня оставались сомнения. В конце концов, именно за Присциллой я гонялся сегодня утром по коридорам, когда она в бешенстве носилась туда-сюда. Подобное поведение вряд ли способствует укреплению брака. Лишь после того, как Присс упомянула об одной детали, я начал верить, что Унитазус заслуживал своего прозвища.
– Наверное, мы и сейчас были бы вместе, у меня хватало для этого глупости, – вздохнула Присс, – если бы не одно обстоятельство. Мой отец предложил Унитазусу двадцать пять тысяч долларов, чтобы он убрался из моей жизни, и тот их взял.
Я следил за дорогой, слушал Присс и чувствовал себя довольно непринужденно. Но при этих словах чуть не выпустил руль.
– Что твой отец сделал? Присс пожала плечами:
– Папа с самого начала возненавидел моего Унитазуса. Вечно твердил, что он недостаточно хорош для меня, что его не интересует ничего, кроме денег. Когда я объявила, что все равно выйду за Чака, папа ответил, что в особняке Вандевертов для нас места нет. Представляешь? Эту идиотку Лизбет отец встретил с распростертыми объятиями, а Чака даже на порог не пустил.
Я не отрывал глаз от черной ленты шоссе, но мысли мои были далеко-далеко. Версия Присс изрядно отличалась от версии Джейкоба. Ныне покойный куриный магнат представил дело так, будто Присс сама взбрыкнула и отказалась жить под родительским кровом.
После паузы Присс продолжила:
– На этот раз отец оказался прав. Он доказал это, дав Унитазусу отступного.
Последовало неловкое молчание, во время которого я шарил у себя в голове в поисках подходящих слов. Но, как ни странно, ничего там не нашел. У Присс определенно появился еще один мотив для убийства папаши. Даже если считать, что Джейкоб пытался помочь дочери, все-таки это крайне неприятно, когда от твоего мужа откупаются. Может возникнуть желание отомстить. Я молчал, почти жалея, что Присс мне об этом рассказала.
– В общем, папочка сделал доброе дело, – добавила Присс. – Наверное, единственное доброе дело, которое он сделал для меня. Помог мне увидеть подлинное лицо человека, за которого я вышла замуж.
По счастью, мы к этому времени свернули на подъездную дорожку и Присс сменила тему. Она заговорила о том, о чем заговаривает всякий, кто впервые оказывается на подступах к моему дому.
– Бог ты мой! Как же ты по ней ездишь?
Моя подъездная дорожка несколько длинновата. Точнее, она имеет около четверти мили в длину и идет почти вертикально вверх сквозь густой лес. Те, кому случается приезжать ко мне, имеют утомительную привычку обрушивать на мою голову поток жалоб, а то и проклятий.
Дорожка делает в конце резкий поворот, и внезапно вы оказываетесь перед небольшим островерхим каркасным домом, который мы с Рипом сейчас называем своим жилищем. Здесь, в окружении огромных старых дубов и кленов, мы получаем изрядную порцию уединения. По мне, так это здорово, поскольку у нас не бывает посетителей, кроме тех, кого я сам приглашаю. Но вот Рипу, по-моему, такое положение вещей не очень нравится. У него совсем нет поводов полаять.
Наверное, именно поэтому Рип давным-давно решил лаять всякий раз при моем появлении. Сейчас я тоже услышал его голос, не успели мы добраться до середины подъема. Рип лаял. И выл. И бесновался.
Можно было вообразить, что на дом напала шайка грабителей.
Мне хотелось думать, что Рип вел себя столь неподобающим образом лишь потому, что из-за темноты не узнал моей машины. Как только заходит солнце, в нашем лесу воцаряется кромешный мрак. Единственное слабое место этой гипотезы заключается в том, что Рип ведет себя точно так же и посреди белого дня. К тому же по обе стороны от входной двери висят фонари, которые автоматически включаются, как только становится достаточно темно. И я прекрасно видел, что оба фонаря горели, освещая дворик перед домом и значительную часть подъездной дорожки.
А Рип все лаял и лаял.
Когда тебя облаивает твоя собственная собака, это очень раздражает. Особенно если ты приехал не один.
Не успели мы сделать и двух шагов в направлении дома, как Присс улыбнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55