). В 1262 он ходил под Юрьев (16 лет). В 1264 удален, поскольку «мал бяше» (18 лет). В 1268 году (22 года) он под Раковором. В 1276 году стал великим князем (30 лет). Женился Дмитрий, по-видимому, сразу после 1264 года (или даже после 1262). Дочь его в 1281 году уже была женой Довмонта (вышла замуж не позднее 1280 г., то есть родилась не позднее 1266 — 1267 г.). С натяжкой можно почесть, что Дмитрий родился в 1248 — 1249 году (тогда в год рождения дочери ему 17 — 18 лет). То есть колебания при подобных расчетах не превышают четырех-пяти лет. Опускаю подобные расчеты по другим героям (квалифицированный читатель легко сделает их и сам, пользуясь этой методикой и таблицами Экземплярского).
Общим правилом той эпохи были, по-видимому, ранние браки. Княжон выдавали замуж 14 — 16 лет, а в некоторых случаях, видимо, и раньше. Князья женились также достаточно рано, в среднем в 16 — 18-летнем возрасте.
Некоторые браки восстановлены мною гипотетически. Например, брак Данилы (происхождение его жены неизвестно), первый брак Андрея (в источниках о нем ни слова), как и первый брак Константина Борисовича Ростовского (известно только, что у него остались дети от первой жены, умершей в 1299 г., и что вторично он женился в Орде). Давыд Явидович указан среди прочих на одном из княжеских торжеств после перечня князей в такой форме: «Давыд Явидович и множество бояр». Допустимо, что он поименован не просто как сильный боярин, а и как родственник княжеский (вероятнее всего тесть Константина Ростовского). Надо учесть к тому же, что Давыд Явидович — ближайший боярин Андрея Городецкого, убитый после смерти последнего. Мое предположение о двух сестрах, дочерях Давыда — женах Андрея и Константина Ростовского, полностью укладывается в эту канву.
Для боярских биографий я пользовался данными С. Б. Веселовского, позволив себе, впрочем, не усомниться, вместе с маститым историком, в одной-двух родовых легендах (например, о раннем выезде Родиона Нестеровича на Москву).
Ранние этапы службы боярских родов почти не освещены источниками. Я предположил, что Гаврило Алексич и его сын Акинф Великий служили сперва Дмитрию (до его падения в 1293 г.), а потом уже Андрею на том основании, что древнейшие вотчины и родовой монастырь их находятся в Переяславле. И трудно допустить, что после смерти Александра Невского они не остались служить по Переяславлю его старшему наследнику, ставшему к тому же великим князем. (Последующая судьба Акинфовичей достаточно освещена источниками.) Приезд Федора Бяконта на Москву еще при князе Даниле засвидетельствован житиями, родословием Плещеевых и сомнению не подлежит. Сравнивая восстановленный П. Д. Барановским черниговский собор Пятницкого монастыря с ранними храмами Москвы, я не мог не прийти к мысли, что своеобразная форма ранней московской архитектуры, с одною главой, поднятой на ступенчатые, стрельчатой формы закомары (форма глубоко народная, давшая в развитии пирамидальные нагромождения кокошников), принесена на Москву в готовом виде из Чернигова, скорее всего мастерами, приехавшими с Федором Бяконтом. Летопись относит строительство первого каменного храма ко времени Ивана Калиты. Однако новейшими раскопками в Кремле обнаружены остатки каменного храма конца XIII столетия, что может говорить именно о строительстве Данилы Александровича. Известие о постройке Данилой каменного храма есть в его житии. Но житийною легендою указан храм в Даниловом монастыре, что не подтверждается раскопками. Однако Данилов монастырь переводился в Кремль и обратно, на старое место. Так что легенда, видимо, зафиксировала реальное строительство Данилы, перепутав лишь место постройки.
Относительно самого Данилы Александровича, «младшего сына», мне хотелось бы восстановить историческую справедливость, которой он оказался обделен в работах русских историков.
Данила Александрович получил Москву не ранее 1278 года, когда вокняжился Дмитрий и когда самому Даниле исполнилось 15 лет (родился в 1261 г.). Москва в ту пору была одним из окраинных городков Владимирской Руси, в несколько раз меньше Переяславля, не представлявшим ни для кого серьезной ценности. Когда-то тут сидели вятичские мелкие князьки. У них город отобрал Юрий Долгорукий. (Который, вопреки ходячей точке зрения, Москвы никогда не основывал. Тут тоже утвердилось принятое за дату основания Москвы лишь первое летописное известие о ней.) Москва до Данилы только спорадически, на самые короткие сроки, видела в своих стенах князей, так что Данила приехал, что называется, на чистое место. Известий о его деятельности в Москве крайне мало, однако он сумел перед смертью присоединить и удержать Переяславль, а главное — сумел создать из ничего сильнейшее княжество Волго-Окского междуречья. Того, что оставил детям Данил, хватило на бешеную многолетнюю борьбу за власть его старшему сыну, Юрию, хватило и его другому сыну, Ивану Калите, на то, чтобы сделать Москву центром новой Руси. И поэтому основателем Москвы мы должны считать отнюдь не владимирского князя Юрия Долгорукого, а Данилу Александровича, младшего сына Невского, создавшего основу последующего величия столицы нашей Родины.
Лично чрезвычайно скромный, Данила распорядился похоронить себя на общем кладбище в Даниловом монастыре. Могила его была почти забыта и окружена новою заботой лишь при Иване Третьем. Позже мощи Данилы (его прах) были помещены в деревянную раку (гроб) и поставлены в церкви Данилова монастыря. По народному преданию, мощи князя-основателя охраняли Москву и Московское государство от беды. Во время наполеоновского нашествия гроб обгорел, но мощи остались целы, что как бы подтвердило легенду. Был устроен сбор средств и отлита серебряная рака, в которую и поместили останки Данилы. Рака была поставлена на втором ярусе нового собора Данилова монастыря.
К сожалению, мне не удалось попасть в монастырь, поэтому я лишь обошел вокруг каменной монастырской стены и вздохнул, «пожалившись», как говорили встарь, о своем герое, на могилке которого мне так и не пришлось побывать и погрустить.
В заключение считаю своим непременным и приятным долгом поблагодарить историка, члена-корреспондента АН СССР Валентина Лаврентьевича Янина за ряд замечаний относительно русской истории и исторической этнографии; Святослава Георгиевича Котенко, который вновь взял на себя труд внимательно прочесть рукопись и дать мне целый ряд редакторских указаний (ему я обязан такою же помощью и в прошлом); и, наконец, доктора исторических и географических наук Льва Николаевича Гумилева. Последнего особенно, ибо Л. Н. Гумилев — специалист по истории кочевников — не только снабдил меня ценнейшими сведениями о монголах и политике Золотой Орды (а также и других государств, окружавших Россию XIII — XIV столетий), но и внимательно отрецензировал всю рукопись, сопроводив массою указаний, уточнений и чисто литературных замечаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181
Общим правилом той эпохи были, по-видимому, ранние браки. Княжон выдавали замуж 14 — 16 лет, а в некоторых случаях, видимо, и раньше. Князья женились также достаточно рано, в среднем в 16 — 18-летнем возрасте.
Некоторые браки восстановлены мною гипотетически. Например, брак Данилы (происхождение его жены неизвестно), первый брак Андрея (в источниках о нем ни слова), как и первый брак Константина Борисовича Ростовского (известно только, что у него остались дети от первой жены, умершей в 1299 г., и что вторично он женился в Орде). Давыд Явидович указан среди прочих на одном из княжеских торжеств после перечня князей в такой форме: «Давыд Явидович и множество бояр». Допустимо, что он поименован не просто как сильный боярин, а и как родственник княжеский (вероятнее всего тесть Константина Ростовского). Надо учесть к тому же, что Давыд Явидович — ближайший боярин Андрея Городецкого, убитый после смерти последнего. Мое предположение о двух сестрах, дочерях Давыда — женах Андрея и Константина Ростовского, полностью укладывается в эту канву.
Для боярских биографий я пользовался данными С. Б. Веселовского, позволив себе, впрочем, не усомниться, вместе с маститым историком, в одной-двух родовых легендах (например, о раннем выезде Родиона Нестеровича на Москву).
Ранние этапы службы боярских родов почти не освещены источниками. Я предположил, что Гаврило Алексич и его сын Акинф Великий служили сперва Дмитрию (до его падения в 1293 г.), а потом уже Андрею на том основании, что древнейшие вотчины и родовой монастырь их находятся в Переяславле. И трудно допустить, что после смерти Александра Невского они не остались служить по Переяславлю его старшему наследнику, ставшему к тому же великим князем. (Последующая судьба Акинфовичей достаточно освещена источниками.) Приезд Федора Бяконта на Москву еще при князе Даниле засвидетельствован житиями, родословием Плещеевых и сомнению не подлежит. Сравнивая восстановленный П. Д. Барановским черниговский собор Пятницкого монастыря с ранними храмами Москвы, я не мог не прийти к мысли, что своеобразная форма ранней московской архитектуры, с одною главой, поднятой на ступенчатые, стрельчатой формы закомары (форма глубоко народная, давшая в развитии пирамидальные нагромождения кокошников), принесена на Москву в готовом виде из Чернигова, скорее всего мастерами, приехавшими с Федором Бяконтом. Летопись относит строительство первого каменного храма ко времени Ивана Калиты. Однако новейшими раскопками в Кремле обнаружены остатки каменного храма конца XIII столетия, что может говорить именно о строительстве Данилы Александровича. Известие о постройке Данилой каменного храма есть в его житии. Но житийною легендою указан храм в Даниловом монастыре, что не подтверждается раскопками. Однако Данилов монастырь переводился в Кремль и обратно, на старое место. Так что легенда, видимо, зафиксировала реальное строительство Данилы, перепутав лишь место постройки.
Относительно самого Данилы Александровича, «младшего сына», мне хотелось бы восстановить историческую справедливость, которой он оказался обделен в работах русских историков.
Данила Александрович получил Москву не ранее 1278 года, когда вокняжился Дмитрий и когда самому Даниле исполнилось 15 лет (родился в 1261 г.). Москва в ту пору была одним из окраинных городков Владимирской Руси, в несколько раз меньше Переяславля, не представлявшим ни для кого серьезной ценности. Когда-то тут сидели вятичские мелкие князьки. У них город отобрал Юрий Долгорукий. (Который, вопреки ходячей точке зрения, Москвы никогда не основывал. Тут тоже утвердилось принятое за дату основания Москвы лишь первое летописное известие о ней.) Москва до Данилы только спорадически, на самые короткие сроки, видела в своих стенах князей, так что Данила приехал, что называется, на чистое место. Известий о его деятельности в Москве крайне мало, однако он сумел перед смертью присоединить и удержать Переяславль, а главное — сумел создать из ничего сильнейшее княжество Волго-Окского междуречья. Того, что оставил детям Данил, хватило на бешеную многолетнюю борьбу за власть его старшему сыну, Юрию, хватило и его другому сыну, Ивану Калите, на то, чтобы сделать Москву центром новой Руси. И поэтому основателем Москвы мы должны считать отнюдь не владимирского князя Юрия Долгорукого, а Данилу Александровича, младшего сына Невского, создавшего основу последующего величия столицы нашей Родины.
Лично чрезвычайно скромный, Данила распорядился похоронить себя на общем кладбище в Даниловом монастыре. Могила его была почти забыта и окружена новою заботой лишь при Иване Третьем. Позже мощи Данилы (его прах) были помещены в деревянную раку (гроб) и поставлены в церкви Данилова монастыря. По народному преданию, мощи князя-основателя охраняли Москву и Московское государство от беды. Во время наполеоновского нашествия гроб обгорел, но мощи остались целы, что как бы подтвердило легенду. Был устроен сбор средств и отлита серебряная рака, в которую и поместили останки Данилы. Рака была поставлена на втором ярусе нового собора Данилова монастыря.
К сожалению, мне не удалось попасть в монастырь, поэтому я лишь обошел вокруг каменной монастырской стены и вздохнул, «пожалившись», как говорили встарь, о своем герое, на могилке которого мне так и не пришлось побывать и погрустить.
В заключение считаю своим непременным и приятным долгом поблагодарить историка, члена-корреспондента АН СССР Валентина Лаврентьевича Янина за ряд замечаний относительно русской истории и исторической этнографии; Святослава Георгиевича Котенко, который вновь взял на себя труд внимательно прочесть рукопись и дать мне целый ряд редакторских указаний (ему я обязан такою же помощью и в прошлом); и, наконец, доктора исторических и географических наук Льва Николаевича Гумилева. Последнего особенно, ибо Л. Н. Гумилев — специалист по истории кочевников — не только снабдил меня ценнейшими сведениями о монголах и политике Золотой Орды (а также и других государств, окружавших Россию XIII — XIV столетий), но и внимательно отрецензировал всю рукопись, сопроводив массою указаний, уточнений и чисто литературных замечаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181